Последняя любовь Хемингуэя

Но в тот день Джанфранко виновато молчал, ничего не говорил Адриане, и она, от его безмолвия, еще больше хотела поехать к Хемингуэю. В ее сознание прочно вошла жертвенная мысль, что только она может его спасти. Судьба вручает в ее руки жизнь великого писателя. Она спасет его, чего бы это ей не стоило. Даже ценой своего унижения, а если нужно, и падения. Торквато Тассо прав. Каждая женщина в душе – Эрминия. И она станет ею для Хемингуэя. У каждой женщины когда-то должен появиться свой Танкред. И когда-нибудь каждой женщине надо пожертвовать собой. Так Адриана приняла окончательное решение и утром сказала Джанфранко:

–Франки! Хоть ты поступил некрасиво, но сегодня мы поедем в больницу, в Падую. – Она не называла имени Хемингуэя. – Ты, наверное, получишь автомобиль.

Джанфранко задохнулся от радости, – он выполнит приказ Хемингуэя. Он привезет ему свою сестру и автомобиль – его!

–Ади! Ты просто чудо! Нам так нужна машина! Спасибо тебе!

–Франки! Ты вроде неглупый человек, но ничего не понимаешь. Я еду не ради автомобиля. Пойми это?!

–Я тебя понимаю, Ади! – Радостно воскликнул Джанфранко. – Когда едем?

–Во второй половине дня.

Адриана уверовала в необходимость посещения больного Хемингуэя, но на сердце у нее было тяжело, и она решила поговорить с матерью.

–Мама, Хемингуэй тяжело болен и лежит в больнице. – Начала она разговор. – Как ты думаешь, его надо проведать?

–Конечно, Ади. Он же известный писатель и твой друг.

–Я знаю, что надо ехать к нему. Но, мне кажется, он ко мне не равнодушен.

–Ну и хорошо! Он богатый человек, поэтому может себе позволить все. Хорошо, что он к тебе не равнодушен. И ты покажи, что он тебе интересен. Дружба с таким человеком полезна…

Адриана была разочарована словами матери. Не понимает чувств, разрывающих душу дочери. После смерти отца она стала во всем выискивать пользу. Но ее можно понять. Но почему она не понимает дочь?

Адриана решила ехать в Падую, а там, что будет, то и будет. Может действительно она станет Эрминией для Хемингуэя.

Как тревожно и сладостно замирает сердце в предчувствии неожиданного…

Она зашла в свою спальню и встала на колени, перед иконой Марии Магдалины. Не потому, что слишком верила в предсказание Божьей Матери. Ей надо было обратиться к кому-то за советом, кому-то излить одно из противоречий своей души. Чтобы осталась только одно – ясность. «Святая Дева Мария! Сердце мое чует, что со мной что-то произойдет. Подскажи, что делать, как быть?» Мария смотрела на нее бесстрастными немигающими глазами. Но, Адриане показалось, что она одобряет ее жертвенность. «Спасибо, Матерь Божья». – Поблагодарила ее Адриана. Матерь Божья одобрила ее стремление помочь больному и страждущему. Она простит и возьмет себе все грехи Адрианы.

Адриана встала с колен и достала из шкафа старинный деревянный ларец, открыла его маленьким ключиком. Там лежали фамильные драгоценности, перешедшие ей по наследству, как единственной женщине на выданье рода Иванчичей, этого колена. Драгоценностей было немного – бусы, броши, сережки, еще какая-то мелочь, в которых она, согласна семейной традиции, обязана идти под венец. Адриана вынула маленькую коробочку и раскрыла. Там лежали два изумруда, хранившихся в течение многих веков и передававшиеся по наследству из поколения в поколение. Мать не посмела их продать, хотя им материально было очень трудно. Особенно в первые послевоенные годы. Они были талисманом их семьи. «Вот они помогут вернуть Хемингуэя к жизни». – Почему-то появилась у нее мистическая мысль. Она взяла коробочку и, чтобы больше не раздумать написала на ней – «Эрнесту от Адрианы с любовью» и спрятала ее в свою сумочку. Ларец поставила обратно в шкаф. Поступок могут осудить родные, но драгоценности принадлежат ей, а не матери. Только она является хозяйкой бриллиантов. Она их давно никому не показывала. Может быть, еще долгое время никто, кроме нее, не заглянет в ларец. Она положила все необходимое для поездки в большую сумку и туда же переложила коробочку с изумрудами.

Они пообедали всей семьей – втроем. Выйдя из-за стола, Джанфранко взял ее сумку, и понес в машину.

–Мама! Я поеду в Падую к Хемингуэю. – Сказала матери Адриана.

Дора уже знала о ее отъезде.

–Правильно делаешь, Ади. Больного надо посетить, утешить, помочь, чем можешь. Потом все тебе вернется с благодарностью. Я буду молиться за его выздоровление.

–Спасибо, мама, за напутствие. – Ответила Адриана недовольно. И здесь мама говорит о какой-то благодарности.

В машине, довольный Джанфранко, сказал Адриане:

–Ты у меня, сестра, молодец! Теперь машина наша.

–Вам всегда что-то от меня надо. – Она имела в виду и свою мать. – А я просто еду к больному.

Хемингуэй уже не ждал Адриану. Решил, что она не может приехать, у нее какие-то свои неотложные дела. Нулевое настроение опустилось еще ниже.

Но вечером к нему в палату вошли Джанфранко и Адриана. Это было так неожиданно для Хемингуэя, что он на какое-то мгновение растерялся. Он уже не надеялся увидеть Адриану до полного выздоровления.

Адриана молча, широко открыв свои, и без того огромные черные глаза, вглядывалась в него. За этот месяц – непроизвольно фиксировал ее мозг, – Хемингуэй сильно поседел. Небрит, щетина клочьями свисает с щек и с подбородка, будто кто-то вырвал живьем ее куски из тела. Один глаз прикрыт марлевой повязкой, и только постель, на фоне больного Хемингуэя, выглядит чисто и целомудренно.

Адриана прошла к кровати, и Хемингуэй протянул ей руку. Она села на краешек чистой простыни и прижала его ладонь к своему лбу. Потом опустила его руку ниже и поцеловала ладонь.

–Что случилось, Папа? – Тихо произнесла она, и слезы появились в уголках глаз.

–Ничего страшного, девочка. Я уже выздоравливаю. Наклонись ко мне, я тебя поцелую.

Адриана склонила над ним свою голову, и ее густые волосы закрыли их лица. В таком положении они замерли на минуту. Сиделка раньше вышла из палаты, чтобы не мешать посетителям и больному при встрече. Только один Джанфранко смотрел на них, раскрыв рот от удивления. Он не мог понять сестру. Он ожидал чего-то такого, но не подобного откровения чувств. Наконец, Адриана подняла голову, и Джанфранко увидел на их лицах радостные улыбки. Но они его словно не замечали.

–Ты давно приехала в Падую? – Спросил Хемингуэй.

–Только что. Мы даже не заехали к знакомым, чтобы оставить у них свои вещи.

–Ты сегодня останешься со мной?

–Да. Но разрешат ли врачи?

–Мне все разрешено. Я их паршивого согласия спрашивать не буду. Я тебя сегодня не отпущу от себя никуда. Согласна?

–Да. Но мне надо переодеться с дороги.

–Переоденешься здесь.

Они замолчали, и Джанфранко деликатно кашлянул, чтобы напомнить о себе. Хемингуэй повернул голову к нему.

–Спасибо, Франки! Ты езжай к своим знакомым и приедешь сюда рано утром до прихода врачей.

–Хорошо, мистер Хемингуэй. А как насчет машины?

–Она твоя. Как буду уезжать из Италии, передам тебе все документы на нее.

–О, спасибо! – Обрадовано прокричал Джанфранко. – Значит, до завтра!

Адриана поняла, – размен произошел. Но пока решила не спрашивать Хемингуэя, почему он это сделал.

Они разговаривали до позднего вечера. Хорошо, что мартовский вечер наступает рано. Сиделке Хемингуэй объяснил, что она свободна до конца своей смены и, чтобы в палату не заходила ни под каким предлогом. Когда наступил вечер Адриана, спросила:

–А где мне спать?

Кресло, на котором спала Мэри, из палаты вынесли, оставались стулья.

–Я поставлю стулья в ряд и лягу на них. – Предложила она.

–Нет, девочка. Сегодня ты будешь спать со мной! – Твердо произнес Хемингуэй.