Записки последних Антикваров

– Трехглавый олень – символ Антикваров, – продолжал непрошенную лекцию Сайлант.

Но только после его слов о трех головах, я заметила, что к оленю, по сути, по бокам пришили еще две головы. Приступ рвоты уже поднимался по горлу. Я схватилась за живот и глубоко начала дышать, чтобы успокоить себя и свой организм.

– Должно быть за появлением нашей гостьи здесь стоит кто-то из ведьмовского шабаша, – предположил Килтон. – Иначе как бы они узнали о ее месте нахождении?

– Ведьмы… – еле слышно пролепетала я, потому что всё ещё сражалась с рвотным рефлексом.

– Да, ведьмы, что тебя удивляет? – вскинул руками Сайлант и впервые за всё это время посмотрел на меня. – Боги, – он помотал головой, словно осуждал моё поведение, но потом обратился к Килтону: – Отведи её в спальню, пусть передохнет.

Глава 3: «Миримся с положением дел»

Диана I: 11 февраля 1845, 6:13

Примерно с месяц я провела в уютных льняных простынях. Местный врач не знал явных причин столь серьёзной потери памяти. Ведь ничего предельно катастрофического не случилось. Кто ж не падал, спускаясь по лестнице? Сама я падения не помню, напротив, мой разум заполнен другими, предположительно ложными воспоминания. И все же, ушиб мой был неслабым, раз я позабыла не только свое имя и титул, да и вообще всякое представление о себе и обо всем, что меня окружало. Впрочем, я все ещё рассматривала другие варианты таких своих сомнительных изменений. Ведь когда месяц назад я очнулась в этой же постели, я была твёрдо убеждена, что зовут меня вовсе не Софи, а все, что происходило вокруг, казалось мне сном или же достаточно дорогой, хорошо подготовленной шуткой. Но прошёл месяц, может больше, для сна это казалось слишком много, для шутки – слишком идеально. Одним словом, я начала думать, что немного сошла с ума. Возможно, я так сильно ударилась головой, что вместо своей жизни придумала совершенно другую. Но что если… Что если я все же не была никакой Софи? Что если я действительно была той девчонкой, что споткнулась о собственную ногу в темном подвале? А все это… Нет, это был не сон… Но что если это была кома или, что казалось мне вполне вероятным и логичным, это была смерть?

Чтобы проверить всякие свои догадки, я то и дело совершала попытки к «самопожертвованию», если это можно было так назвать. Я не могла позволить наложить на себя руки какими-то отчаянными методами. Я просто не была на это способна. Единственное, на что у меня действительно хватило сил, – это жалкая попытка самостоятельного удушения. В конечном итоге, мне пришлось поверить в то, что я действительно была Софи Волконской, двадцатиоднолетней русской аристократкой, прибывшей в Англию по приказу своего деда, князя Репнина, желавшего выдать непутевую внучку за хорошенького сдержанного британского барона, а если повезёт, то и графа.

В письме своей старой знакомой, дальней родственнице, 89-летней вдовствующей герцогине Дорсет, князь Репнин писал:

«…Софи чрезмерно прихотлива. В штыки воспринимала каждого одобренного лично мною жениха. Все они ей казались «распутными глупцами, способными позабавить даму лишь разговорами о своих военных подвигах». При всем, при том, что она была яро убеждена в отсутствии всякой правдивости их речей. Одним словом, ей не был по душе ни один кавалер с русской патриотичной душой. А поскольку Софи отвергает избранников уже три лета к ряду, очередь из женихов становится все меньше и меньше. Я же не хочу, чтобы моя вполне не дурная собой, хоть и непутевая внучка закончила свои дни в амплуа старой девы. Посему от чистого сердца прошу Вас, дорогая вдовствующая герцогиня, примите мою внучку у себя на один Сезон, окажите мне услугу и подыщите ей подходящую партию. Я верю, что Вы со своей врождённой чопорностью и упорством сможете повлиять на Софи. Я вверяю Вам судьбу своей единственной горячо любимой внучки и остаюсь у Вас в несоизмеримом долгу.

Искренне Ваш, князь Николай Репнин»

Это письмо почтенная вдовствующая герцогиня получила полгода назад, в августе 1844 года. Она незамедлительно отправила ответное письмо, в котором пообещала с огромной радостью принять внучку товарища, с которым связана сомнительными родственными связями. Стоит пояснить, каким же образом князь Репнин связан с герцогиней Дорсет. Дело вот в чем. Когда-то не в таком уж и далеком 1771 году, родной брат деда Софи женился на кузине мужа вдовствующей герцогини, что, в принципе, нынешних потомков Репниных и Дорсетов по крови никак не связывает, но семейный долг они выполняют перед друг другом отменно.

И вот, 6 месяцев после письма, поздним вечером особенно холодным вечером января Софи Волконская, то есть я, опять же предположительно, уверено выглянула из окна своего экипажа, который подъезжал к Дрейтон Хаусу – главной резиденции Дорсетов. По словам герцогини Сибилл, хозяйки дома, матери нынешнего герцога Дорсета, с лестницы я скатилась в ночи, благо дворецкий обходил Дрейтон Хаус в последний раз перед сном и заметил меня лежащую в подножья ступени. Как итог – потеря всякой памяти и строгий постельный режим на целый месяц. Впрочем, из-за абсолютно скучных однообразных дней у меня было достаточно времени, чтобы обдумать все как следует. И я пришла к одному ужасному, абсолютно невозможному и невероятному выводу, что я никакая не Софи Волконская, впрочем, мы действительно ужасно схожи внешне (в сундуке Софи я отыскала несколько фотографий). Я же – Диана Рубцова, 21 год, 2000 года рождения (никак не 1824!!!). А все, что происходило сейчас со мной, что ж, видимо какая-то несусветная мистика, которая перенесла меня в 19 век.

В конечном итоге, приходилось мириться с положением дел и постараться вписаться в будни обычной княжны, гостившей в Великобритании в доме, который, если продать, то можно было бы в легкую поднять прожиточный минимум всей страны в несколько раз. Хотя я часто размышляла на тему того, какую злую шутку сыграла со мной судьба. Ведь кто в детстве не мечтал стать принцессой? И даже тут, как и в каждой безвыходной ситуации, я прошла все стадии:

1. Шок.

2. Попытки что-то предпринять.

3. Гнев.

4. Печаль.

5. И, безусловно, смирение.

Хотя с моим дрянным переменчивым настроем, я проходила через последние три стадии по несколько раз на дню, но, опираясь на свое позитивное мышление, стала искать плюсы во всем. На доску я выставляла три самых очевидных варианта происходящих событий. Конечно же, как и прежде, я предполагала, что жизнь моя подошла к концу и это мой личный Рай, а может и наоборот, а может и ничего из этого. По крайней мере, мне не придётся за 300$ в месяц спать по 8 часа в неделю суммарно. Второй вариант – кома или сон. И если это было действительно что-то из этого, то я совсем не возражала.

«По крайней мере», – рассуждала я, – «мама не будет так сильно опечалена».

Ну и последний вариант, в который я верила больше всего по непонятной мне причине, – я попала в одну из серий Доктора Кто. На самом деле я с ужасом предположила, что меня действительно занесло в Викторианскую Англию. Как? Я была без понятия. По началу я предположила, что нахожусь в чужом теле. Но мое тело выдавало черное каре со скрытым окрашиванием в блондинку и родимое пятно в виде, как мне казалось, циферблата часов, только стрелок там было четыре, а не три (две толстые короткие часовые стрелки, одна толстая длинная минутная и одна тонкая длинная секундная), по крайней мере так свое родимое пятно видела я, мама всегда говорила, что это просто странное солнце.

Забавно, что я готова была поверить в магию, но не собиралась верить в то, что умерла, хотя всегда в тайне желала этого.

Ах да, магия. Как бы преподнести это? Здесь есть магия. Вот. Пожалуйста, возьмите и распишитесь. Впервые я это заметила, когда Саммер, младшая сестра герцога Дорсета, притащила мне целую стопку любовных романов, но не приложила никаких усилий для этого, ведь книги просто плыли за ней по воздуху. Тогда я решила, что я не отошла ото сна, но я ведь все еще не уверена, реальный ли это мир или моя выдумка, поэтому я, откровенно говоря, была без понятия как реагировать на все, что происходило и происходит вокруг меня.

И все же на кону стоял достаточно очевидный вопрос. Если я заняла место Софи, то где же сама Софи? То, что Софи Волконская являлась какой-то моей дальней родственницей, было очевидно на все 100%, по моим личным уверениям. А может я и была княжной, но мой мозг решил сыграть со мной дурную шутку и придумал себе другую личность. Или может я все же была Дианой Рубцовой, с которой играется ее сознание, пока она, то есть опять же я, лежит на больничной койке.

Я пообещала себе еще вернуться к этому вопросу, но сегодня был первый день, когда я была свободна от постели. Очнулась я достаточно рано, но служанку звать не стала – мне хотелось немного отдохнуть от постоянной опеки. На часах было… Ох, как же я ненавидела циферблаты, по таким часам я разучилась понимать время с лет 6, когда мне купили мой первый Sony Ericsson. Когда я вспоминала что-то подобное, я тут же мысленно добавляла плюсик в колонку «Диана». Хотя колонка «Софи» была вообще пуста, учитывая гипотетическую потерю памяти.

– Сколько же это? – вслух размышляла я, смотря на часы. – Большая стрелка на тройке, а малая… на семерке? Значит сейчас… 6:15…? Нет, нет, там вроде другие правила… 7:15? Должно быть 7:15…

И рано же я вскочила! Но, видимо, не могла я дождаться, когда смогу выйти из спальни.

На улице уже светало, и совсем незаметные первые лучи солнца пробивались через тяжёлые шёлковые шторы. Я подошла к окну и отдернула штору с одной стороны, затем закрыла створку окна, которое открывалось на ночь (даже несмотря на то, что на улице был конец февраля), чтобы освежить комнату, и уселась в кресло, уставившись на слова в книге. Мне понадобилось с минуту бездумно попялиться в книгу, чтобы понять, что настроение читать не было абсолютно никакого. Я покорно смирилась с неожиданным приступом лени и отложила книгу прочь. Ещё с мгновение ютилась в кресле, размышляя о дальнейших своих действиях, но в голову пришла лишь идея прогулки в саду. К великому моему сожалению, это значило, что мне придётся звать служанку, чтобы та помогла собраться. Несколько раз я предприняла попытки собраться самой, просто чтобы проверить, мол, смогу ли, но попытки были тщетны. Угрюмо вздохнув, я направилась к колокольчику у кровати и дёрнула его несколько раз. Я старалась не быть настойчивой, если вдруг слуги ещё не проснулись.

С распорядком дня слуг я знакома не была. Я провела в кровати около месяца, служанку видела в комнате раз 5 на дню. Первый раз она приходила утром, часов в 8 и начинала обтирать меня, хотя я не раз настаивала, что и сама могу с этим справиться, но Мэри, служанка, уверяла, что если хозяева прознают, что она позволяет мне, княжне, самостоятельно заниматься подобными делами «в моем-то состояние», то будет ей дурно. Я не стала пререкаться. Когда обтирание было закончено, я переодевалась в свежую рубашку, а Мэри меняла постельное белье. Мне его меняли каждый день, потому что я постоянно находилась в постели.

К тому же, недели полторы назад я очнулась в постели «укутанной» красной пеленой. Это чрезмерно смутило меня, а затем испугало. Нет, не подумайте, с месячными у меня в моем прежнем теле, если такое выражение имело место быть, разговор был короткий. Они у меня были совсем не болезненные и длились всего дня 3 или 4. Тут же я вовсе потеряла мысль о подобном исходе во всей этой суматохе. Когда же утром я обнаружила кровавый след на свежей простыне, я тут же почувствовала себя какой-то, хм, виноватой что ли. Что уж действительно повергло меня в шок, так то, как женщины справлялись с этим безобразие в те дни. Ведь они делали ровным счётом ничего.

Я тогда действовала решительно. Я пыталась попросить у Мэри что-то похожее на вату, но я не знала, как будет вата на английском (вот вам и лингвист, ха), что загнало меня в очевидный тупик, поэтому я попросила принести обычную старую простынь, которую я могла бы без зазрений совести разрезать. Когда я получила простынь, я тут же смастерила из нее многослойную повязку. Одна полоса проходила между ног, вторая полоса закреплялась на поясе, чтобы удерживать первую полосу. Из остатков ткани я смогла даже соорудить подобие современного нижнего белья с завязками по бокам. В этом имитированном подгузнике, никак иначе, я проходила всего день, а затем попросила у Мэри ещё одну простынь. Так я соорудила 3 комплекта сменного белья для менструации. И, впрочем, была собой вполне довольна.

Обычно, когда время утреннего обтирания подходило к концу, Мэри удалялась, а я укладывалась обратно в кровать и дожидалась очередного прихода служанки – она должна была принести завтрак. И, действительно, Мэри приходила с подносом примерно через час. Следующий раз я могла увидеть служанку только ближе к обеду, а затем во время ужина. Последний визит Мэри был перед самым сном. Она снова проводила обтирания и открывала окно для проветривания. Я не знала, занималась ли Мэри чем-то еще, помимо ухаживаний за мной, но даже эта часть ее работы казалась ужасно утомительной.

Намеревавшаяся снова плюхнуться в кровать я все же была потревожена стуком в дверь.

– Ах, как славно! – воскликнула я и добавила: – Входи!

Да, это несомненно была Мэри. Она, казалось, немного запыхалась, но пыталась держаться молодцом и не показывать виду.

– Прошу прощения за задержку, миледи! Что-нибудь случилось?

– О нет, что ты! Я разбудила тебя?

– Нет, нет, – из-за того, что Мэри тараторила, словно пыталась оправдаться, проблемы с ровным дыханием были заметны еще более явно, но я решила сделать вид, что просто не замечаю этого (кажется, одним из правил этикета было что-то наподобие «не обращайте внимание, если заметили что-то, что может поставить в неловкое положение другого человека», хотя в 19 веке все было намного проще «леди не должна проявлять никаких эмоций»). – Мы давно уже проснулись все, миледи. Я протирала пыль в китайской гостиной.

– Вот как, тогда прошу прощения, что прервала твою работу. Я просто довольно рано проснулась сегодня, никак не хотела больше лежать в кровати, вот и решила прогуляться по саду. Хотела поинтересоваться, могу ли я так рано собраться или мне стоит подождать, пока проснутся другие обыватели дома? – этот вопрос действительно интересовал меня.

Я не знала, как поступить в такой ситуации. Будь я хозяйкой дома, наверное, все было бы гораздо проще, но я была гостьей, к тому же, очевидно, доставляла неимоверное количество хлопот, поэтому я побаивалась сделать любой неверный шаг, который мог бы выдать мое совсем не аристократичное происхождение. Но спрашивать у кого-то из хозяев о правилах поведения было как-то неправильно, они бы сразу разгадали лукавство в моих словах, а я почему-то боялась быть пойманной, служанку же легко одурачить, стоило лишь сказать одну простую фразу:

– У нас в России просто другие традиции, не хочу никого смущать отсутствием подобающих манер, – пояснила я.

– О, полагаю, – Мэри задумалась, должно быть, решение должна была принимать не она, как подумалось мне, но служанка вскоре огласила вердикт, – я могу помочь вам собраться. Мне только надо сходить за водой.

– Ох, прекрасно! – воскликнула я в очередной раз, не скрывая своего восторга. Прогуляться на рассвете в саду все же было превосходной идеей, я никак не хотела от нее отказываться.

– Если позволите, миледи, я вернусь через 5 минут.

– Конечно.

Мэри поклонилась и вышла из комнаты. Тем временем я решила хоть что-нибудь поделать, потому что было достаточно нелепо, что я осталась стоять по середине комнаты в гордом одиночестве. Еще более несуразно мне казалось то, что, вернувшись, Мэри застанет меня в том же месте и в том же виде. Поэтому я спокойно подошла к постели и расстелила ее так, как это каждое утро делала Мэри. Я предположила, что это проделывалась для того, чтобы постель освежилась.

Служанка вернулась раньше, чем обещала. И с порога она тут же перепугалась. Страх на ее лице был непонятен мне, но я опять же решила не предавать этому значения, однако в этот раз Мэри объяснилась сама:

– Вы расправили постель, миледи?