Слово. Словарь. Словесность: к 250-летию со дня рождения Ивана Андреевича Крылова. Сборник научных статей

В силу аллегорической природы басен крыловские представители животного мира, в том числе и обладающие властными возможностями, по самой сути обозначения весьма невнятно коррелируют с реальными жизненными ситуациями. Как кажется, принципиально такая же невнятность сохраняется и в современном дискурсе, хотя он и обеспечивается совсем другим путем. А именно не за счет ассоциативного компонента слов, обозначающих животных, но за счет многозначности и гиперонимичности соответствующих обозначений. Приведу примеры. Власть употребить (возможность подчинить) – Хождение во власть (группа людей) – Мы здесь власть (? возможно и одно, и другое). Добавлю еще и то, что власть может быть физической и моральной, опираться на силу или закон (последний тоже может быть писанным и неписанным, причем во втором случае он может пониматься и как «понятия» и как божий). Та же однозначность, далеко не всегда преодолеваемая контекстом, характеризует и слово государство. Кроме значений «страна» и «общественное устройство» это слово в русском языке может обозначать и все общество, и интересы правящей группы: словосочетание действие, направленное против интересов государства может быть понято во всех четырех отмеченных значениях. И слово силовики также остается неопределенным по своему значению уже по причине гиперонимичности обозначения. Неясно, стоит ли за ним «армия», «полиция», «ОМОН», «Росгвардия», «ФСБ», «ЧОП», «ФСИН»…

Однако, и это очень важно, в русском языке «власть» часто вообще никак не обозначается, выступая в качестве отсутствующего субъекта действия в страдательных конструкциях и неопределенно-личных предложениях, разделяя, таким образом, судьбу обозначений либо сил природы и общественно принятых (когда и кем?) установлений: Правительство считает (предлагает, утверждает и т.п.) vs Считают (считается), предлагают (предлагается), утверждают (утверждается).

Добавлю, что в классической работе Ю. С. Степанова «Константы: словарь русской культуры» нет раздела «Власть», но только «Тайная власть», а многие обсуждавшиеся выше вопросы, связанные с концептом «власть», распределены по другим разделам: закон, совесть, толпа, табель о рангах, грех.

III

Как же преодолевать ту печальную ситуацию, которую отражают оба типа дискурсов относительно характеристик власти и ее отношений с обществом? Современный русский политический дискурс крайне неубедительно перелагает решение этого вопроса на суд, т.е. на самоё власть. Крылов, разумеется, не предлагает ничего подобного (суд в его баснях редко справедлив), но размышляет в этой связи о возможностях искусства и литературы. Разумеется, «плохие песни соловью в когтях у кошки». И самый искусный соловей остается в клетке именно за то, что поет лучше всех других соловьев и потому отпущенных на волю («Соловей»). Однако именно Сочинитель, по Крылову, ответствен за утверждение в обществе дурных нравов: «он тонкий разливал в своих твореньях яд, вселял безверие и укреплял разврат, был, как Сирена, сладкогласен и, как Сирена, был опасен». Будучи осужден вместе с разбойником на сварение в котле, Сочинитель поначалу, казалось, не был наказан слишком строго, поскольку «под ним сперва лишь тлелся огонек» в отличие от Разбойника, под которым «развели такой ужасный пламень, что трескаться стал в сводах адских камень». Однако под Сочинителем «вот веки протекли, огонь не унимался», хотя «уж под Разбойником давно костер погас». Возмущенный несправедливостью Богов Сочинитель услышал в ответ: «И ты ль с Разбойником себя равняешь? Перед твоей – ничто его вина. По лютости своей и злости он вреден был, пока лишь жил; А ты… уже твои давно истлели кости, а солнце разу не взойдет, чтоб новых от тебя не осветило бед… опоена твоим ученьем, там целая страна полна убийствами и грабежами, раздорами и мятежами и до погибели доведена тобой!» («Сочинитель и Разбойник»).

…За прошедшие двести лет сущность власти в России не изменилась. Изменились лишь средства декорирования этой сущности. Не оправдались некоторые попытки изменить эту сущность, а следовательно, уменьшилось лишь число возможностей столь необходимого изменения. Крот истории роет медленно…

Неизменным остается лишь крыловское предупреждение о том, что новая власть всегда может быть еще хуже существующей «Не вы ли о Царе мне уши прошумели? Вам дан был Царь? – так тот был слишком тих: вы взбунтовались в вашей луже, другой вам дан – так этот очень лих: живите ж с ним, чтоб не было вам хуже».

Впрочем, за последние два века русской истории власть как феномен действительности все-таки изменилась, особенно в связи с отменой крепостного права (сверху), революцией 1917 года (снизу) и другими событиями XX века в России (вновь сверху).

В самом же концепте «власть» сохранилась как некая сущностная константная характеристика «несправедливая эгоистичность» (Я начальник, ты дурак – ты начальник, я дурак; тот прав, у кого больше прав; от сумы и от тюрьмы не зарекайся; виноват ты тем, что хочется мне кушать и мн. др.). Сама эта крайне негативная характеристика концептуально предстает как печальная неизбежность, несмотря на отмеченную выше неутомимую деятельность власти ради всеобщего блага. Не встает даже и вопрос о том, как хотя бы смягчить, если уж нельзя совсем уничтожить, эту крайне несимпатичную несправедливую эгоистичность.

В общественном сознании (не в концепте!) активно выступают такие «ограничители» эгоистичной несправедливости, как разделение властей и ее сменяемость. Однако в рамках именно русского концепта суд как важнейшая из ветвей власти, призванная хотя бы смягчить несправедливую эгоистичность других ветвей власти, сам обладает той же имманентной характеристикой. Выступая, таким образом, отнюдь не как противовес грубому насилию над подвластными ради интересов самой власти, но исключительно как верный пес на службе у власти. При этом проявляющий и свой собственный корыстный интерес. Единственная надежда в этом поле – суд Божий, весьма отдаленный и призрачный. (Бог правду видит, да не скоро скажет; Богу – богово, кесарю – кесарево; Покуда травка подрастет, лошадка с голоду помрет и др.). Иными словами, суд (как концепт) – отнюдь не контролер и/или смягчитель, но сам активный соучастник проявлений несправедливого эгоизма власти.

Другой обсуждаемый в российском обществе способ смягчения несправедливой эгоистичности власти – это ее непременная сменяемость, ротация. (Напомню высказывание У. Черчилля о том, что всякая власть портит (ее обладателя?), и обращу внимание на то, что русский фонетический коррелят английского corruption имеет более узкое и конкретное значение с явно отрицательной оценкой. Однако нет таких грабель, которые гребут от себя; быть у воды и не напиться?! делиться надо! не «взятки», а «благодарность» и др. Однако и смысловой компонент «сменяемость», причем «регулярная» как не входил в концепт власть во времена И. А. Крылова, так и не входит в него и в XXI веке. Хотя сама идея сменяемости весьма популярна в русской концептосфере в связи со смертью, сменой поколений, временами года и иными циклическими событиями. К концепту власти разного типа эта характеристика, как кажется, применялась лишь в 20-е годы прошлого века. Например, «У Никитских у ворот сидит Гоголь какой год. Посидел – пора слезть, дай Малашкину присесть». Или у В. В. Маяковского: «от Ивана до Петра все хотят в директора». Между тем в реальности идея ротации руководителей была еще в 1961 году внесена даже в Устав КПСС на XXII съезде (впоследствии отменена) и, видимо, была в числе причин устранения от власти Н. С. Хрущева. Можно даже предполагать, что в русский концепт власти неизбывно заложена идея сущностной неизменяемости (в отличие от ее внешних декоративных характеристик): белые приходят – грабят, красные приходят – грабят; всякая власть – от Бога и др.

Итак, в отношении той части концепта власти, которую можно назвать «эгоистической несправедливостью», крот истории на русской почве, кажется, вообще не роет, несмотря на движения и самой мысли, и даже жизни.

Онипенко Н. К.

Синтаксемы с предлогом «по»

в текстах И. А. Крылова

(к вопросу о соотношении

модуса и диктума)

Басни И. А. Крылова являются неиссякаемым лингвистическим источником как для современных словарей, так и для грамматик. Это касается и проблемы выбора падежной формы местоимения в соединении с предлогом по (по вас или по вам; по ком или по кому, по нем или по нему); историю обсуждения этой проблемы принято начинать с Грамматики А. Х. Востокова [Востоков 1981: 276], однако в параграфе Грамматики Востокова нет примеров из басен И. А. Крылова.

В начале XX в. В. И. Чернышев, обсуждая проблему вариантности форм Дат. пад./ Предл. пад. [Чернышев (1915) 1970: 608—611], обратил внимание на то, что в черновике басни «Лягушка и Юпитер» была употреблена форма «ПО + Предл. п.» (по них), а в окончательном варианте «ПО + Дат. п.» (по ним). При этом в списке примеров на «ПО + Предл. п» он привел также примеры из басни «Лжец»: Лжец ни один у нас по нем пройти не смеет; …Но кто не лжет, Ступай по нем, пожалуй, хоть в карете; А все чуден и мост, по коем мы пойдем, Что он Лжеца никак не подымает.

В Словаре под ред. Д. Н. Ушакова (1935—1940 гг.) примеры из басен И. А. Крылова появляются в тех разделах словарной статьи предлога по, в которых на фоне нормативного дательного падежа нужно упомянуть и о предложном. Кроме того, в конце статьи после знака ? появляется еще один пример из Крылова, иллюстрирующий особое значение формы по мне (По мне пускай, что хочешь говори.). Эта форма толкуется как «что касается моего мнения» и выводится за пределы П. 4 (с дат. п.), в рамках которого дается следующий ряд форм: «по мне, по тебе, по ней, по ним, а также по нем (предл. п.!)». Что касается глаголов горестного чувства (традиционный пункт при рассмотрении семантики предлога по), то они выделены в два пункта: п. 12 (с дат. п.) и п. 19 (с предл. п.) [Толковый словарь… 1939: 315—318].

Примеры из басен И. А. Крылова увидим и у Л. А. Булаховского, который в связи с предложным падежом особо выделяет два местоимения – он и кто [Булаховский 1948: 369—371]. Он же приводит случаи соединения двух падежей (фрагмент из текста А. А. Шаховского и пример из Н. А. Дуровой): существительное после предлога стоит в дательном падеже, а согласующееся с ним причастие в предложном, при этом Булаховский выдвигает гипотезу о влиянии украинского языка.

Проблема выбора падежа после предлога по активно обсуждалась в 70—80 гг. прошлого века. Наиболее полную картину существующих на тот момент точек зрения представил В. А. Ицкович [Ицкович 1982: 98—113], который вслед за А. М. Пешковским [Пешковский (1914—1928) 2001: 320—321] и В. В. Виноградовым [Виноградов (1947) 2001: 572—573], сделал вывод о том, что предлог по вследствие расширения его семантики и появления (или усиления) параллельных предложно-падежных средств со специализированной (более узкой) семантикой превращается в «пустой» предлог, «в формальный показатель зависимости одного слова от другого» [Ицкович 1983: 113]. Результаты обсуждения нашли отражение в ряде словарей [Трудности словоупотребления… 1973: 327—328; Граудина и др. 1976: 48—49; Розенталь, Теленкова 1981: 121, 419; Золотова 1988: 138—153; 338—339].

С 90-х гг. интерес теоретической лингвистики к этим формам угасает, проблема переходит в сферу лексикографии. Словари используют понятия старшей и младшей (новой) нормы, пометы устар. или разг. Так, в Словаре под ред. С. А. Кузнецова (1998) местоименные предложно-падежные формы «ПО + Предл. п.» обозначены как разговорные. При этом иллюстративный материал не цитатный, в основном типовые общепонятные фразы (речения), ориентированные на носителей русского языка последней трети XX в.; из цитатного материала – только пословицы. См. также в Словаре С. И. Ожегова по нем, по них – это «просторечные сочетания».

Корпусная лингвистика XXI в., наблюдая грамматические явления в диахронии и синхронии, предлагает два решения рассматриваемой проблемы: (1) отнести формы Предл. п. к сфере диахронии [Муравенко 2006; 2008]; (2) интерпретировать формы по нем, по ком в синхронии как вариантные формы одного падежа – дательного [Кустова 2016]. Е. В. Муравенко предлагает понятие «синтаксического архаизма»и обосновывает необходимость словаря «изменения управления в русском языке» [Муравенко 2006; 2008]. Термин «синтаксический архаизм» используется ею и применительно к формам «ПО + Предл. п.», например, при глаголе скучать. Г. И. Кустова говорит о наличии у личных местоимений «усеченной формы» Дат. п.

Потенциально возможно и третье решение, связанное с понятием «нейтрализации» из теории позиционной морфологии по М. В. Панову [Панов 1999]. Третье решение предполагает включение в обсуждение и местоимений 1-го и 2-го лица единственного числа. Включая в обсуждение местоимения мне, тебе, мы используем ту же логику, что и в Словаре В. И. Даля, где в статье предлога по в п. в) «с предл. пад.» даются и синкретичные формы: по работе (после работы), сын по матери вышел; тужи по молодости. Понятно, что современные грамматики и словари квалифицируют эти формы как Дат. п.

Но если мы обратимся к текстам И. А. Крылова, то поймем, что ситуация сложнее, что для определения падежа необходимо учитывать одновременно несколько факторов, в том числе разграничения модуса и диктума в семантике местоименной синтаксемы и ее синтаксические функции.

Особенность местоименных синтаксем с предлогом по состоит в том, что определение падежа при неразличении окончаний Дат. п. и Предл. п. зависит не только от синтаксической функции, но и разряда и лица местоимения. Считается, что местоимения 1-го и 2-го лица ед. ч. (участники речевого акта) в соединении с предлогом по стоят в форме Дат. п. Для остальных личных местоимений в современном русском языке возможен выбор, в большей или меньшей степени (по разным словарям и справочникам) регламентируемый. предл. п. местоимений 1-го и 2-го лица обнаруживается в том случае, если эти формы выражают «значение времени относительно другого времени»: И определяем и объявляем по нас помянутого престола наследником другаго сына нашего, Петра (Акты Петра I); О, вы, по нас идущие потомки (Тредиаковский) [Ломтев 1956: 353—354].

Если Т. П. Ломтев иллюстрирует это значение формами 1-го лица множ. ч., то Л. А. Булаховский рассматривает пример из басни И. А. Крылова «Воспитание льва»: Любезный сын, по мне наследник ты один! [Булаховский 1948: 370]. В этом примере по мне занимает внутрисинтаксическую присубстантивную позицию и является средством выражения диктальной информации. Но вот другие примеры: И потому с тобой мне не ужиться, / Что лучшая Змея, / По мне ни к черту не годится (Крестьянин и Змея); По мне хоть бы тебя совсем с двора согнали. / Велика вещь возить или пахать! (Собака и Лошадь); По мне таланты те негодны, /В которых Свету пользы нет, /Хоть иногда им и дивится Свет (Паук и Пчела).

В этих примерах по мне выражает модус мнения и речи, т. е. занимает внешне синтаксическую позицию (вводную, парентетическую).

Разграничение вводной и внутрисинтаксической позиций связано со степенью присутствия модуса в семантике словоформы; в некоторых случаях от этого будет зависеть и определение падежа. Так, по мне во вводной позиции (1) относят к Дат. п. (или к «наречному выражению»), а по мне во внутрисинтаксической позиции либо Дат. п., либо к Предл. п. (2) в зависимости от того, каким членом предложения является словоформа. Примеры: (1) А я скажу: по мне уж лучше пей, / Да дело разумей; (2) Любезный сын, по мне наследник ты один! (Крылов). Первый пример – бесспорно вводная позиция и Дат. п. (я считаю.., по моему мнению); второй —собственно диктальная – Предл. п. (мой наследник, наследник после меня; по мне во временном значении). Но если допустить, что у Льва был не один львенок-сын, то третий пример можно прочесть и по первому варианту: «я считаю, что только ты мой наследник). В этом случае по мне окажется формой Дат. п.

В примере из «Почты духов» мы видим форму Предл. п.: итак, душа моя, когда ты хочешь видеть ад в лучшем состоянии, то уполномочь его и объяви по себе и по мне первым начальником ада… (т.е. первым после тебя, Плутона, и меня, Прозерпины).

Таким образом, модусная семантика синтаксемы по мне соотносится с Дат. п., а диктальная (восходящая к значению относительного времени) – с Предл. п. Дат. п. в современном русском языке гораздо активнее взаимодействует с предлогом по. В Словаре Г. А. Золотовой указаны следующие синтаксемы (примеры дадим из басен И. А. Крылова): транзитив (По снегу хрупкому скрыпят обозы), темпоратив, дистрибутив (К ним за день ходит по сту раз),рубрикатив, коррелятив (Иль не было вблизи ему по чину сесть; И дом бы всем пришел ему по нраву), критерий сравнения (Посмотрим, где твои права, где сила, твердость, По коим ты в тщеславии своем Всей твари, даже Льва, быть хвалишься царем?), каузатив 1 (ненамеренный) (Царь терпит все по милости своей; по множеству грехов Подпали мы под сильный гнев богов), каузатив 2 (намеренный) (по твоему веленью Я Соловьем в лесу здесь названа), основание-соответствие (По справке ж явствует, что в сказанную ночь — Овца от кур не отлучалась прочь; День кончится, и, по его расчету, Ему всегда чего-нибудь недостает), с семантикой именования (Жил в городе богач, по имени Мирон); объектная синтаксема (По платью барскому без устали колотит), каузативно-признаковая (Притом же об уме мы сами часто судим По платью иль по бороде), объектно-каузативная [Золотова 1988: 139—153]. Местоименные синтаксемы появляются в примерах на объектно-каузативную синтаксему (я ужасно скучаю по тебе; по тебе томится ветер – Блок; И я по тебе, как ребенок, тоскую — Луговской). Подобранные нами примеры показывают, что в текстах И. А. Крылова мы находим почти весь репертуар диктальных синтаксем, образованных предложно-падежной формой ПО+Дат. п. Исключение составляет рубрикативная синтаксема, которая является средством, как правило, делового стиля. Синтаксемы с модусной семантикой в словарной статье не представлены, что и объясняет отсутствие примеров с местоимением 1-го лица.

Местоименные синтаксемы 3-го лица, которые относятся к сфере диктума, представлены формами Предл. п. См. примеры из басен Крылова: (1) Твердит красавица, – по них ли я невеста? (2) Лжец ни один у нас по нем пройти не смеет; (3) Тогда-то он узнал, что добычь не по нем; (4) Тут силой всей народ тушить Пожар принялся; Наутро дым один и смрад по нем остался. (5) А на него со всех сторон Рогатины, и ружья, и собаки: Так драка не по нем. (6) А как умрет, о выть по нем наймут нас, верно, снова.

Таким образом, анализ примеров из текстов И. А. Крылова, написанных в то время, когда два падежа конкурировали между «на равных», показывает, что местоимения 1-го лица с предлогом ПО (по мне) могут соединять диктальную и модусную семантику, а местоимения 3-го лица в этой форме диктальны, для них не существует вводной позиции. Для местоимений 1-го лица в синтаксеме по мне определение падежа зависит от семантики синтаксемы (модусной и/или диктальной) и от позиции синтаксемы. Репертуар синтаксем ПО+Дат. п., существующих в современном русском языке, был сформирован уже во времена И. А. Крылова, и И. А. Крылов использовал этот репертуар в полном объеме.

Литература

Булаховский Л. А. Русский литературный язык первой половины XIX века. Т. II. Киев, 1948.

Виноградов В. В. Русский язык (Грамматическое учение о слове). М., 2001.

Востоков А. Х. Русская грамматика Александра Востокова: по начертанию его же сокращенной Грамматики полнее изложенная. СПб, 1831.

Граудина Л. К., Ицкович В. А., Катлинская Л. П. Грамматическая правильность русской речи. Опыт частотно-стилистического словаря вариантов. М., 1976.

Золотова Г. А. Синтаксический словарь: Репертуар элементарных единиц русского синтаксиса. М., 1988.

Ицкович В. А. Очерки синтаксической нормы. М., 1982.

Кустова Г. И. Участки грамматической нестабильности в современном языке (доклад, прочитанный на заседании Ученого совета ИРЯ РАН 24.03.2016, текст статьи в печати).

Ломтев Т. П. Очерки по историческому синтаксису русского языка. М., 1956.

МуравенкоЕ. В. О синтаксических архаизмах // Изменения в языке и коммуникации: XXI век. М., 2006. С. 209—224.

Муравенко Е. В. О словаре изменения управления в русском языке // Труды Международной конференции «Диалог 2008». М., 2008. С.394—399.

Панов М. В. Позиционная морфология русского языка. М., 1999.

Розенталь Д. Э., Теленкова М. А. Словарь трудностей русского языка. Изд. 2-е. М., 1981.

Толковый словарь русского языка. Под ред. Д. Н. Ушакова. Т. III. М., 1939.

Трудности словоупотребления и варианты норм русского литературного языка. Словарь-справочник. Л., 1973

Чернышев В. И. Избранные труды в 2-х томах. Т. I. М., 1970.