Наблюдатель. Фантастическая правда, или Второе пришествие Христа

– Да, умен…

– Скорее хитер, чем умен, – подтвердил Гавриил. – Но что это мы о неприятном, а между тем я еще не рассказал о способе ночной ловли тайменя. На языке рыболовов это звучит так: ловля тайменя на мышь на лунной дорожке. Если пожелаешь разделить мое удовольствие, покажу, как это делается.

– С удовольствием. Но прежде спрошу тебя: ты переночуешь в моей хибаре?

– Иисус, я сам хотел попросить об этом.

Гавриил взглянул на небо. Искусственная Луна, не торопясь заливала серебристым светом окрестности, но еще не выкатилась полностью из-под листвы могучего дуба, еще не бросила свой свет на реку. Оставались минуты, и Гавриил стал готовить спиннинг. Впрочем, что его готовить, он и без того готов, предстояло лишь прицепить блесну.

– Смотри, я цепляю мышь с крючком-тройником…

– Ты мышью называешь этот лоскуток кожи, покрытый ворсом?

– Ну, конечно же, это не настоящая мышь. Я, кстати, не переношу всяких этих мышей, крыс. Брезгую. Проблема заключается в том, чтобы как можно дальше забросить блесну. Новичку это редко удается, нужна сноровка. Потому что блесна без грузила. А затем вести блесну по поверхности воды, имитируя мышь.

– Чего настоящей мыши взбрело в голову плавать по ночам?

– Скорее всего, случается какая-нибудь катастрофа. Например, подмыло берег, а там было ее жилище. Ну, и бухнулась в воду…

Гавриил мастерски забросил блесну на лунную полоску; блесна шлепнулась о воду, издав мягкий, едва слышимый звук. Гавриил не дал ей утонуть, повел по поверхности воды. Иисус, как ни старался, не смог разглядеть движение блесны, но опытный рыболов чувствовал ее по натяжению лески. И только когда блесна оказалась в метрах десяти от берега, Иисус обнаружил ее. Лоскуток ворсистой кожи и, правда, очень напоминал попавшую в беду мышь.

– Заброс первый и пустой, – весело прокомментировал неудачу Гавриил.

– А ты уверен, что тут водится таймень?

– Я же видел его днем! Вон с той скалы, откуда ты приплыл сюда. Я сверху любовался водой, течением, смотрю, а он лениво плавает по кругу. За ним, как за ханаанским царьком, свита: ленки, омули, мелочь разная.

– Может, я его спугнул?

– Вряд ли. Место пригожее для него. Течение быстрое, сносит с деревьев всякую снедь. Сама, как говорится, в рот лезет.

– А что ты делаешь с уловом?

– Чаще всего отпускаю. Иногда отдаю Серафиму.

– А ему-то рыба на что?

Гавриил заулыбался:

– Так ведь у него стая кошек, разве ты не знаешь?.. Он всем, кто у него бывает, демонстрирует их.

– Кошек я видел, и не раз. Просто не задумывался, что их надо кормить.

Гавриил вновь сделал заброс, и вновь – пусто.

– Уснул, что ли? – пробурчал он недовольно. – Вроде бы рано спать-то. А может быть, облопался. – Давай так, Иисус… Пять бросков – и на покой.

Но пять бросков не понадобились. Таймень выплыл наверх, не весь, спину лишь показал, изловчился, ударил по наживке хвостом. Гавриил потянул леску, помогая «мыши» выплыть наверх и сразу же почувствовал удар, катушка начала стремительно раскручиваться, Гавриил подсек рыбину. Таймень резко крутанул влево, затем рванул к берегу, да так резво, что Гавриил не успевал скручивать леску на катушку.

– Хитер: пытается выплюнуть блесну, – взволнованно прошептал Гавриил.

– Как это выплюнуть?

– А так… Опережает движение блесны, освобождается от натяжения и, если крючки еще не вонзились, откроет пасть и – поминай как звали. А щука, например, может перекусить леску. Я как-то вытащил такую, с ржавым крючком и остатком лески.

Между тем, таймень бесновался, бросался то влево, то вправо. И все же Гавриил медленно, но настойчиво приближал его к берегу. Он попросил Иисуса приготовить сачок. Таймень был килограммов на восемь, на берег просто так не вытащишь, леска оборвется. У берега рыба глотнула воздуха и присмирела. Иисус помог зацепить тайменя сачком и, наконец, он оказался на траве.

– Ну, вот, полюбуйся на красавца, – наслаждался Гавриил, аккуратно извлекая крючки из нёба. – Не переживай, дружок, – обратился к рыбине, – сейчас вновь обретешь свободу. И больше не попадайся, а то скормлю кошкам.

Иисус помог рыболову подтолкнуть ошалевшего тайменя к воде; тот, оказавшись в своей стихии, все же не торопился покинуть мелководье. Огромная голова его наполовину была в воде, наполовину на поверхности, и рыба словно бы размышляла, стоит ли продолжать жизнь или уж покончить с ней, чтобы в будущем избежать подобные испытания.

– Ну-ну, – пробурчал Гавриил, – извини, брат, жизнь такая, что тут поделаешь. Мне тоже кое-что не нравится, Иисусу, вон, гляжу, тоже несладко. Давай, плыви… – и Гавриил еще раз подтолкнул тайменя. Таймень процедил порцию воды, проверил, что у него с хвостом. Хвост действовал исправно. Не торопясь, рыба отплыла на метр-два от берега, передохнула в глубине и, уже более энергично двинув туда-сюда хвостом, окончательно скрылась в темной воде.

Иисус несколько слукавил, назвав свой кров хибарой. Это была пятистенка, выстроенная из толстой лиственницы, пропитанной растительными маслами. Плотники, у которых, кстати, он в детстве обучался мастерству, использовали при сборке сруба в качестве мха между бревнами травы, которые источали разные запахи в зависимости от наружной температуры и влажности. В жару от стен веяло свежестью и тончайшим запахом ночной фиалки, в прохладные и дождливые дни – мятой и чабрецом. В светлые и сумеречные часы запахи менялись: то преобладал запах индийской розы, то ладана, то палестинской миры. Необычность микроклимата усиливалась еще и струями воздуха из сада, где преобладали сирень, сливы, вишня, яблони. Десятки различных оттенков превращали сад в место, схожее с мелкими кучевыми облаками, освещенными закатным солнцем.

– Хорошо у тебя тут, – вздохнул Гавриил. – Уж так хорошо, что ничего лучшего не может быть.

– А Михаилу не понравилось. Предлагал поставить терем, – с улыбкой заметил Иисус. – А сам, между тем, живет в келье.

– Это он от любви к тебе. Думает, молодой еще, пусть пороскошничает.

Иисус тонкими смуглыми пальцами поглаживал бородку, и заметно было, что хочет расспросить Гавриила о чем-то своем, сокровенном. Наконец, решился.

– Скажи, ты хорошо знаешь Люцифера? Мне говорили, что вы раньше были друзьями.

– Да с первых же дней, как осознал себя, знаю. Люцифер выделялся среди нас. Он же первенец, к тому же красавец!.. Подвижен, весел, остроумен. Большой выдумщик, запевала во всем. Игры разные затевал, и нас увлекал. Мы все любили его, хотя Михаил порой поглядывал на него с настороженностью. Я, честно признаюсь, считал, что Михаил ревнует Саваофа к нему. И были основания ревновать. Саваоф выделял первенца, чаще, чем любого из нас, хвалил. А начал я менять свое отношение к Люциферу после одного случая… – Гавриил пожал плечами. – Случай пустячный, скоро бы забылся, но вот не забывается: я до сих пор вижу взгляд Саваофа.

– Что за случай?

Гавриил усмехнулся:

– Не знаю, покажется ли тебе это наблюдение серьезным… Но послушай. Мы сидели за столом и ждали Саваофа. Он вошел в нашу обитель с кувшином нектара и вазой персиков. Персиков было по одному на каждого. Сверху выделялся один, крупный, сочный. И Люцифер первым потянулся к вазе и взял лучший. Но каково же было его разочарование, когда в самом низу оказался персик и сочнее, и крупнее. Он достался Михаилу. Саваоф видел все это, но ничего не сказал; он как-то ссутулился, во взгляде стояла горечь, и, показалось мне, растерянность. Люцифер почувствовал его взгляд; он не доел персик, выбросил остаток в урну и весь день с нами не общался. После этого случая не то чтобы избегал нас, но и прежнего куража, веселья не стало. Часто задумывался, мог ни на что, ни про что разозлиться, обидеть, надсмеяться. А когда появился ты, он совсем озлобился. Замкнулся; в основном, стал общаться с ангелами второго, третьего звания. Те восхищались им. И ему это очень нравилось.

– Как думаешь, почему он так ненавидит меня?

– Наверняка не знаю, Иисус. Думаю, причина в ревности. По крайней мере, так было вначале. А теперь?.. Теперь, возможно, опасается тебя. Пожалуй, даже больше, чем Саваофа, опасается. Он ведь, действительно, и умен, и хитер, далеко заглядывает в будущее. Может быть, когда-то Саваоф приватно посвятил его в то, что неведомо нам. И он теперь пользуется прежними знаниями. В любом случае, Иисус, ухо с ним следует держать востро. Он не способен на компромиссы. И каши с ним никто и никогда не сварит. Он и Меона заложит не раздумывая.

– Многих он увел с собой?

– Треть архангелов. Но из первого круга воинства – никого. Никто из нас не оставил Саваофа. – Помолчав, Гавриил продолжил. – Иногда приходит такая мысль: а, может, таков замысел Саваофа – согреть на своей груди змея? Я долго, особенно в первое время, думал об этом. Спрашивал себя: как мог Саваоф позволить первенцу и любимцу отделиться от него, Отца?

– Дар считает, что в созданном мире просто обязано быть противостояние. Это – принцип, опара, из которой, и только из нее, может быть испечен хлеб. А хлеб – это жизнь. А скажи, ты бывал на Земле?

– Был. Кстати, я с группой первых ангелов – тогда мы были еще юношами – летали туда под приглядом Саваофа. И Люцифер с нами летал.

– А давно это было?

– Ну, как давно?.. По нашим меркам, миг назад. А по земным… Планета тогда была заселена динозаврами. Мне помнится, Саваоф, наблюдая за ними, был чем-то недоволен. Хмурился. Тогда он и вознес на небеса смертных – Эйна, Дара, Берда… И поручил им организовать лаборатории. Насколько я знаю, именно эти мужи по согласованию с Саваофом провели бомбардировку планеты, после чего динозавры погибли. Изменился климат, джунгли стали постепенно уступать степям и саваннам, появились приматы. Второй раз Саваоф летал туда, но летал один. Вероятно, тогда и был сотворен человек.