Сидят на коленях, близко, так, что ноги одной
Касаются юбкой красной синей юбки другой.
У той, что слева – потоки прозрачных её седин
Идут параллельно темным складкам борозд-морщин.
У той, что справа, ресничек на каждое остриё
Нанизаны бусы сонных семнадцати лет её.
Кверху ладонью держат обе из ворожей
Подруги левую руку в правой руке своей.
Слышит с гневом и страхом, радостью и тоской,
Вторая судьбу от первой, а первая – от второй.
Девчонка древней старухе воздуха сквозь стекло
Гадает о том, что было, о том, что уже ушло.
Пророчит девчонке старый черный беззубый рот
О будущем, о грядущем, о том, что произойдёт.
Шепчут они друг другу, звук различим едва,
Поочередно, тихо, знаний своих слова:
«Ты шестерых убила». – «Ты четырех убьешь». —
«Ты родилась в субботу». – «В пятницу ты умрешь». —
«Ты в темнице сидела». – «Будешь и ты сидеть». —
«Двух ты мужей имела». – «Будешь ты трех иметь».
Сидят, у обеих кожа муарова и смугла,
Полу-отображая друг друга, как зеркала.
Девочка и старуха, наедине вдвоём,
Видят себя напротив, в Будущем и в Былом.
«Господи, дай мне силу». – «Господи, успокой».
«Я ведь тобою стану». – «Я ведь была тобой».
И, сколько бы ни клали, что бы ни говоря,
Боги на плаху года голову декабря,
Сядут они – и юбка огненного сукна
Тронет другую юбку, синего полотна.
И, по руке гадая, взором ладонь свербя,
Предвосхитят друг другу снова самих себя.
БУЛЬ
Недавно вычесанный буль!
Своим пером изображу ль,
Как, императорски хорош,
На землю царственно кладешь
Ты продолжение хребта —
Обрубок толстого хвоста?
Живот, подернутый жирком,
Рифмует в выдохе одном
Округлость ляжек позади
И белое пятно груди.
Ты гипнотичен, как кошмар,
Чуть-чуть утоплен в тротуар
Когтей очиненный графит,
А шерсть короткая блестит
Прохладой серой полыньи.
На помесь жабы и свиньи,
С клыками тигра, глазом льва
Твоя походит голова.
Хозяин твой, аристократ,
Буэнос-айресский экспат,
Известный всем как дон Хесус,
Стоит и гладит черный ус