Когда воины погнались за Шаншамом, со стариком остался один Бальбандирет.
Мальчик подошел к деду, присел на корточки. Старик лежал, опрокинувшись навзничь, остро задрав белую бороденку. На горле натянуто двигался кадык.
В груди старика торчала стрела. Наконечник был каменный, и стрела не зашла глубоко. Только до сердца. Грудь старика резко вздымалась. Стрела смешно болталась взад-вперед.
Мальчик потрогал ее за оперенье. Потянул к себе, отпустил. Стрела закачалась влево-вправо, смешно. Старик гулко закашлялся, захрипел, захлебнулся. Изо рта плеснула кровь. В этот миг солнце кануло в ночь. Сразу. Безоглядно. Навсегда?
Мальчик посмотрел вокруг, подергал дедушку за рукав.
– Деда, тьма уже наступила?
Девушка кричала. Очень долго, очень хорошо, очень приятно. Очень долго – когда он отвалился, она могла только тяжело дышать, с шумом гоняя воздух сквозь чуть прикушенные губки. Пэри… Он повел рукой по ее смуглому телу. Коснулся высокой шеи, колыхнул щедрую грудь с большими коричневыми сосками, пробежался пальцами по уютным складочкам на боках; поласкал бархатный животик, мягкий, податливый; погладил обильные бедра, снаружи, внутри… Его пэри вздрогнула. Потом… он будет любить ее потом, а сейчас его ждет Аль-Джеббель, Старец Горы.
– Достаточно ли ты отдохнул после дальней дороги, о гость мой, посланец имама, великий дей Касым ад-Дин ибн Харис? – человек, стоящий возле шестиугольного, усыпанного свитками стола, был высок, голос его был полон почтения, но голова, повязанная зеленой чалмой, едва склонилась.
– Да, о мой радушный хозяин, в объятьях твоих гурий забываешь об усталости… но не о деле, – Касым выпрямился, – Я проделал долгий путь от крепости Аламут в Иране до крепости Алейка в Ливии. Меня послал к тебе сам имам Гасан, и нам нужно о многом поговорить. О многом, Аль-Джеббель.
И они говорили о многом, эти два человека, в небольшой светлой комнате, пестрящей коврами и шелковыми подушками, в уютной комнате за высокими белыми стенами неприступной крепости Алейки, затерянной в Ливанских горах.
– Ты заключил договор с неверными, Джеббель?
– Да, во имя Аллаха. У тамплиеров большая сила, их выгоднее иметь в союзниках, чем в недругах. Мы сильны на Востоке, они на Западе. Мы нужны друг другу. Сказал мудрец: найди себе сильного друга и станешь сильным сам.
– Где Тогран, Джеббель? Мы отправили его на помощь к тебе из самого Аламута. Прошло больше года, как он пропал в твоих землях.
– Тогран погиб. Как и многие мои воины. Погиб за дело Аллаха. Не было бы смерти – не было бы и героев. Без жертвы нет воздаяния.
– Ты пустил в его отряд храмовников, Джеббель, он могли предать его.
– Храмовники не нарушают своих договоров. Они сильны. От силы правдивость наша, от слабости ложь. С ними единственными из гяуров можно вести дело. Тамплиеры погибли вместе с нашими федаи. Мы нашли их тела в пустыне.
– «Руки Аллаха» пропали неизвестно куда. Мы не можем найти никого из «пальцев». Все произошло в одно время. Слишком много странного произошло в твоей стороне, Джеббель. Поступки твои непонятны имаму. Твои собственные дела, похоже, заботят тебя больше, чем дело Аллаха. Что ты ответишь на это? Кстати, почему тебя называют «старцем», ведь лет тебе вряд ли больше чем мне?
В уютной комнате, среди ковров и подушек царило молчание. Но недолго.
– Возраст измеряется не только годами, но и мудростью, Касым. Говорят, в Аламуте сейчас неспокойно. Наш глава Гасан Второй, да продлит Аллах его дни, объявил себя сразу халифом, имамом и даже последним великим пророком Махди – одновременно. Говорят, не всем это пришлось по нраву. Говорят, это слишком много для одного человека, даже для внука Гасана ибн-Саббаха. Многие деи и простые федаи недовольны. Иран далеко, Касым, но я думаю, поддержка даже из такого удаленного и незначительного уголка, как Алейка, будет полезна имаму. Что ты ответишь на это?
В уютной комнате за неприступными стенам в самом сердце Ливанских гор два человека молчали. Но не долго.
– У тебя хорошие воины, Джеббель… Имам нуждается во всех своих слугах от дея до федаи. Делу Аллаха, Джеббель, понадобятся и твои мечи, и твоя мудрость. И чаша…
Аль-Джеббель вздрогнул. Два человека поднялись.
– Да будет так, во имя Аллаха, Касым. Я помогу имаму всем, что имею, для друга – сердце, для врага ум… Кстати, о моих мечах – ты еще не видел райского сада Алейки. Во многом благодаря ему верность моих воинов делу Аллаха становится крепка как камень, а их бесстрашие и презрение к смерти вызывают ужас у наших врагов.. – Аль-Джеббель повлек Гасана за собой.
– Что? Ты устроил для своих федаи «рай» как в Аламуте?
– Да, о Касым, и с одной из его гурий ты уже успел познакомиться.
– Я бы не прочь встретится с ней еще раз, тем более, что наверняка для входа в твой рай-джанну не нужно проходить по мосту, толщиной с волос. Правда, некоторые мудрецы пребывают в сомнении – испытывают ли души в раю плотские утехи или только духовные. – Касым уже улыбался, дела завершены, и довольно удачно, великий дей расслабился.
– Зато другие мудрецы, – подхватил улыбку Джеббель, – дают бороду на отсеченье, что у райских гурий к утру восстанавливается девственность. Но я думаю, нам нет нужды вступать в любомудрые споры, тем более, вот он райский сад Алейки. Проходи, мой гость, я позабочусь обо всем.
Касым опустился на мягкое ложе среди розовых кустов и жасмина. Здесь были тень и прохлада, текли ручьи из шербета, и нежные струны невидимых музыкантов услаждали слух. С небес спустилось сладкое облако пьянительных воскурений. С Касыма сняли одежды, прикосновения гурий были лепестками роз, ласкающими тело. Кричала девушка. Долго, хорошо, приятно. Потом были еще девушки и еще. И еще…
Шейх Аль-Джеббель поднялся на стену. Ветер, вот что ему нужно. Бешеный ветер, чтобы прочистить мысли – рассчитать, взвесить, решить. Пусть будет ветер. Чаша была так близко и опять ушла. Куда? Если знать… Ему нужно время. Сколько? Кто знает… Ему нельзя сейчас ссорится с Аламутом. Нужно время. Он найдет чашу и станет имамом, калифом, даже пророком Махди, почему бы и нет – настоящим, а не как этот выскочка Гасан. Гасан долго не протянет, его уничтожит собственная гордыня. А может, его убьет рука федаи? Но кто осмелится вложить в эту руку кинжал? Я знаю… У Гасана есть сын Мухаммед. Мухаммед Второй, почему бы и нет… Нельзя допускать раскола в лагере хашишинов. Труднее будет собирать силы ордена… потом, когда я стану имамом. И Чаша… Гасан тоже знает о ней, этот его пес, дурак Касым, проговорился. Или он так уверен в своих силах? Тем более дурак…
Касым очнулся на гнилой циновке в сырости и смраде. Во тьме. Руки его были скованы. Он попытался встать, что-то полыхнуло в его голове, он упал.
Касым очнулся, скрученным в жестких руках тюремщиков. Его волокли по каменному коридору. Касым напрягся, хотел вскочить, сбросить с себя… Что-то отняло у него дыхание, взгляд потерялся в мутной мгле, Касым обмяк.
Касым очнулся подвешенным на цепях, с него стекала вода. Вокруг трещали факелы, колченогая жаровня сыпала снопы искр. Аль-Джеббель стоял перед ним.
– Собака! Как ты смеешь, Джеббель! Ты… вероломный… ответишь! Тебя сотрут… Гасан…
– Гасан далеко. Ему осталось недолго. Скоро у хашишинов будет новый глава, более скромный. Он не будет объявлять себя имамом, халифом, великим пророком. Его научит пример отца.
– Ты… собака…
– Успокойся, Касым, ты еще можешь пожить и без имама Гасана, почему бы и нет… Ответь на мои вопросы. Что ты знаешь о чаше, о великий дей? Что знает о ней Гасан? Ну, отвечай.
– Ты не услышишь… не дождешься… Собака!
– Ну, что ж, Касым, я подожду. Вряд ли ты знаешь очень много, но я подожду.
Джеббель отвернулся, вышел из комнаты. За его спиной раздался отвратительный визг. Как будто резали нечистое животное, свинью. Долго, очень долго.
Глава ПЕРВАЯ
Святая земля. Святое небо над ней. Святая вода на ней. Святые люди в ней. Святые, потому что мертвые – мертвые не делают зла, только живые. Любите мертвых, люди, – они святы! Убивайте живых, чтобы полюбить их – всех. Всех…
Эти люди не боялись смерти – и убивали. Они дурманили себя гашишем и совершали подвиги. Подвиги мужества, веры и верности – они убивали. Они знали Рай при жизни. Рай, специально созданный для них в неприступных горных крепостях. Их накачивали гашишем и переносили в блаженные сады за высокими стенами. Им говорили, что они попали на небо, и они верили. И я бы поверил. Они нежились в объятьях гурий и слушали ангельские напевы. А потом просыпались на грязных подстилках на земле, на нашей с вами земле. Но они помнили свой Рай и знали, что, убив, вернутся туда, вернутся после смерти. Они торопились убить, они торопились умереть – им было плохо на этой земле, как и всем. Всем известно – после жизни наступает смерть, а что наступает после смерти? Вы не знаете – они знали и не боялись убивать.
Этих людей называли хашишины – за их приверженность к гашишу. Гяуры исковеркали арабское слово в ассасины. Кто они были – секта, воинственный орден, может государство без территории и границ? Не знаю. Они владели городами и крепостями, у них было войско и опытные командиры, они были фанатиками и несли знамя Исмаила. Они назывались федаи, что означает жертвующий за веру. Их сердце было в Иране в неприступной крепости Аламут. Ими правил имам – очередной потомок Бузург-Умида родственника Гасана ибн-Саббаха—основателя, сначала сын, потом внук, правнук и так далее до самого конца. Имам правил душами своих подданных и страхом своих врагов. Его власть была страх.
Еще при Гасане-основателе часть ассасинов перебралась в Сирию и Ливан, это были миссионеры, проповедники, воины и убийцы. Убийцы основали вторую державу ассасинов, и она быстро набрала силу. Жертвующие за веру воевали против крестоносцев, воевали против мусульман, воевали против всех – за себя. И выигрывали. В их владениях были город Бениас, множество замков и крепостей. Здесь были свои шейхи, свои правители. Аль-Джеббель Старец Горы.
Сирийские федаи держали в страхе весь Ближний Восток – кинжалы их были быстры, а яд еще быстрее. Не спасали ни кольчуги, ни толпы телохранителей, ни богатство, ни королевский род – Тир, Триполи, Антиохия уже заплатили свою кровавую дань. Кто следующий?
Вы видели Иерусалим – маленький, неопрятный, вонючий, пыльный и пропотевший – с отрогов Иудейских гор? Вы видели высокие башни и белые стены, дома с плоскими крышами и щелями вместо окон? Видели королевский дворец, башню Давида, бывшие мечети и временные церкви, видели купол храма Гроба Господня?
Я тоже не видел – давно. Все это видел непонятный человек в бурой хламиде, войлочной шапке с завязками, в засаленных шароварах и сапогах с острыми носками. Голенище правого было распорото и перетянуто по икре веревкой. Человек стукнул в землю посохом и стал спускаться к городу.
Через час непонятный человек вошел в Иерусалим.
Его окликнул стражник, прятавшийся от зноя в каменной нише у ворот Давида.
– Эй, Непонятный, ты кто таков и какое у тебя дело в Святом Городе? Отвечай воину короля Иерусалимского! – стражник пошевелил копьем, чтобы Непонятный не засомневался в его воинственности.