И помчались в село.
Нашлись добрые люди, взяли на ночлег парней. Отогрели их, накормили, истопили баню. В общем, приняли радушно, по христиански православных единоверцев.
Ефим отдал бумагу, что писал батюшка брату, казачьему старшине. И на другой день примчали сани, запряжённые парой стройных вороных коней.
Молодой казак Григорий объяснил:
– Батько сказал, чтобы я вас забрал и привёз до дому!
Сборы не долги. Сердечно поблагодарили спасителей, извинились что отблагодарить не чем, сели в сани, и были таковы.
Провожали их всем селом, даже кое-какие старушки всплакнули. И так кони развернулись, что снег комьями полетел из-под копыт.
Ветер дунул навстречу. Но ребята закутанные в тулупы, что прислал казачий старшина, сидели в роскошных санях на мягком сене. Колокольчик звонко динькал под дугой. Вороные размашистой рысью[22 - Рысью – шаг лошади поочерёдно переставляющей пары ног.] неслись с гордо поднятыми головами, раздувая ноздри окутанные на волосинках инеем.
К обеду примчались в казачью станицу. Кони шли шагом, пар валил от мокрых, покрытых инеем спин. Проезжали мимо казаки. Григорий приветствовал их.
Но вот и подворье Петра Ивановича Корнеева. Добротный дом виден издали. Григорий показал кнутом[23 - Кнут – длинный плетёный ремень из кожи.]:
– Вон у тех тополей.
Подъехали, ворота широко раскрыты. Въехали во двор, кони встали тяжело дыша. Подошёл отец Григория, похлопал коренного[24 - Коренной – лошадь, запрягаемая в корень (в оглобли).] по крутой шее и сказал:
– Ну что, приморились? Ничего отдохнёте!
В станице жизнь шла своим чередом. Казаки выезжали в степи, занимались своими военными учениями. Бабы топили печки. Утром по станице дым тянулся в небо пышными серыми столбами. Мычали коровы, ржали кони. Ефим и Дмитрий наливали в колоду[25 - Колода – деревянная, выдолбленная ёмкость для воды.] воду из колодца. Кони дружно пили. Тут же быки рогами пинали собратьев, ломились к воде. Блеяли невдалеке бараны, ждали очередь к водопою.
Дмитрий погнал рослых, упитанных полтора десятка коней. Ефим наливая воду думал:
– Неужели и нам доведётся иметь такие табуны[26 - Табун – стадо лошадей.]?
Уже зима шла к концу, скоро потекут ручьи. Забурлит, запенится вода. И скоро надо будет им двигаться в путь.
Парни в станице жили в тепле и уюте. Молотили хлеб, кормили скотину. Работали много и хорошо.
Хозяин не обижал, был доволен хлопцами. Обещал за хорошую работу снарядить и проводить их далеко в степь.
Так и прошла зима. Пришла пора собираться в путь. Парни получили наказ, как себя вести в дороге.
Нагрузили на добрых засёдланных коней всякого добра. Хлопцы обулись в хорошие казачьи сапоги. Распрощались, поклонились низко старшине и повскакали на коней.
Подъехали три молодых казака в полном снаряжении. Старшина сказал:
– Ну, с Богом!
Перекрестил их, и кони пошли рысью. За станицей пошли шагом.
Ефим всё думал тяжкую думу. Как же так случилось, что оставили Петра в станице? Он обморозил ноги. В общем, был негож в дорогу. Остался у доброго хозяина вместо сына. Сыны хозяина погибли где-то в бою, вот и взял он Петра.
Тот обещал, как хорошо поправится, съездит за одинокой матерью.
Так и ехали тихонько переговариваясь. Ехали уже вторую неделю в сопровождении казаков.
Два раза появлялись небольшие группы всадников. Приближались, но завидев казаков быстро разворачивались и мчались в степь.
Но вот и пришёл момент расставания. Весна ещё только-только открыла землю от снега. Нагнали караван, где были гружёные кони, верблюды и человек двадцать людей.
Старший казак поговорил с караван-баши[27 - Караван-баши – хозяин, собственник каравана.]. Тот согласился взять хлопцев с собой, и тут же пристроил каждого к делу.
Простились сердечно с казаками, отдали коней. Взяли с собой котомки, и словно в омут головой!
Люди из каравана шли молча, редко бросая непонятными словами. Искоса поглядывали на ребят, что-то говорили, хитро подмигивали. Было ясно, что парни здесь совсем чужие. Ефим это понимал, но деваться некуда.
Да и караван-баши сказал казакам:
– В пути храбрые джигиты[28 - Джигит – искусный, отважный наездник, молодец.] не лишние!
Так шли дни и недели. Впереди показались высокие горы, те самые высокие горы, о которых рассказывали в Полтаве мужики.
Когда придём и куда, никто толком не знал, да и знать не должен. Знал об этом только караван-баши. Умный, хитрый хозяин каравана.
Питались плохо. Продукты свои, то есть казачьи, давно съели. Помогая во всём караван-баши, кое-как кормились.
Разгружали, перегружали грузы, и шли дальше в неизвестность, ослабленные и усталые. Спали промерзая от ветра и холода.
Нередко ночью на караван нападали кочевники. Парни защищали добро как своё, от чего караван-баши поверил в них, и парни стали у него вроде как своими людьми, личной охраной.
Отношение к ним заметно стало лучше. Особенно когда караван-баши упал с коня, оглушённый палкой. Ефим, Дмитрий и Иван свалили тогда напавшего всадника вместе с конём.
Отбились, разбойники ускакали, всё же что-то прихватив с собой из добра караван-баши.
Тот, увидев что банда умчалась, крепко обнимал Ефима и его друзей. И жизнь с того дня пошла у парней веселее. Они ели с хозяином за одним достарханом[29 - Достархан – прямоугольная скатерть для еды.], он приблизил их к себе и вооружил.
Шли долго. Холода сменились жарким, палящим солнцем. Голые степи буйно поросли густой травой. Кое-где стали виднеться зелёные полосы хлебов.
Остановились где-то у самого начала гор.
Встречались русские люди, ехавшие на телегах запряжённых волами и лошадьми. Ехали по тридцать-сорок и более подвод. На телегах сидели дети и женщины что постарше. А все остальные шли пешком.
Караван-баши остановил свой караван вблизи от стоянки русских, расположившихся вдоль шумной реки с прозрачной холодной водой.
Он объяснил своим людям, что русские миролюбивые люди, и он будет с ними торговать.
Ефим, Дмитрий и Иван были рады увидеть столько единоверцев. Спросив разрешение у караван-баши, пошли к дымившимся котлам, где люди варили еду.
Дети прыгали, бегали, кричали, кувыркаясь в мягкой, ещё не вытоптанной траве.
Сердце Ефима дрогнуло увидев столько близких им по духу людей. Иван и Дмитрий наперебой спешили всё узнать.