– Нет, я не говорю, что «Диван» мне не нравился. Местами, даже очень неплохо. Ваши крылатые фразы весь город использовал. Ну, по крайней мере, у нас в редакции от сотрудников в курилке я слышала. Это ли не показатель?
– В Сети без цензуры, вроде? – я вспомнил, что, во время записи передачи, внутренний цензор нас ни разу не затормозил.
– Да. По телеку всё «запикивали», но понять было можно, – с усмешкой сказала Ксения.
– Да не так уж много мата. Вообще-то, Ксю, не в мате дело. Как сказал один уебан: «Мат, как вода: слишком много, – утонешь, слишком мало, – засохнешь», – я посчитал свою хохму чрезвычайно удачной и посмеялся.
– М-да… Сюда. Да. Налево. Третий подъезд. Вон парковочное место свободное.
– Зачем парковочное место?! – искренне удивился попытке меня припарковать. – Я поеду.
– Да, брось, Аронов. Не строй из себя цел… целомудренного человека. Ты же у меня в новой квартире ни разу не был. Давай-давай, вытряхивайся из машины. Запирай всё. Здесь небезопасно оставлять вещи без присмотра, не Канада. Я приготовлю что-нибудь поесть.
Я не собирался изображать из себя невинность и согласился зайти.
– Может, я сбегаю в магазин? Торт? Пирожные? А? – предложил я.
– У меня есть кое-что поинтереснее, – интригующе сказала Ксения.
Тем не менее я настоял на покупке сладостей, а через пять минут лифт поднимал нас на верхний этаж.
– Что же это такое, интереснее торта? Прижжёшь меня кочергой? – я невинно улыбнулся, чтобы смягчить грубость.
– Ага, тавро тебе поставлю, чтобы видели, что ты из моего стада, – изображая процесс клеймения, недобро улыбаясь, ответила Ксения.
– Я против, – испуганно сказал я, вжавшись в стенку лифта.
Наш этаж.
– Всё в прошлом, мальчишка, не бойся, – весело проговорила Ксюша, поворачивая ключ в замке.
«Зачем ты пр-р-рёшься к ней домой?» – раздался внутренний картавый голос. «Потому что это мне ничем не грозит», – ответил я ему. «Не понял…» – снова сказал голос. «Ну, понимаешь, я могу ходить по краю пропасти и не бояться упасть, потому что у меня теперь есть внутренний стержень, который меня…» «Ладно-ладно, заткнись…»
Позади был куриный суп, чай, косяк на двоих и кофе. Сейчас мы, молча, ели пирожное. «Какое вкусное пирожное», – думал я.
– Как себя чувствуешь? – с набитым ртом спросила Ксюша.
– Хорошо, – с набитым ртом ответил я. – Голова начинает болеть.
– Таблетку хочешь? – с набитым ртом спросила Ксения.
– Хочу, – с набитым ртом ответил я.
– Я тоже хочу таблетку.
Выпили таблетки; сидели молча. Мне стало жарко.
– Мне жарко. Я сниму футболку? – спросил я.
– Ага.
Я снял футболку и расстегнул пуговицу на джинсах.
– Странный привкус во рту. А что это за таблетки? От чего они? Ха… – я согнулся пополам, зная, что если Ксюша мне сейчас что-то скажет, я лопну от смеха.
Я с трудом разогнулся, Ксюши рядом не было. Я запаниковал. Закрыл лицо руками, чтобы не видеть одиночества.
– Они от всего, – хором ответила мне Ксюша; она снова сидела передо мной. – Они интереснее торта и пирожных, – голос Ксении доносился издалека, хотя она сидела на расстоянии вытянутой руки.
– А где твоя кошка? – громко спросил я, стараясь докричаться до Ксении.
– Она в комнате, – не открывая рта, телепатически ответила Ксения.
«Я так и подумал», – телепатически сказал я.
– Я включила музыку, – на этот раз открывая рот, сказала Ксюша.
– О! – в замедленной съёмке вытянулось почти до собеседницы от удивления моё лицо. – Где? Музыка? Грейпфруты! Ванна! Кролик откусывает себе голову! – заорал я.
«Sun is shining, the weather is sweet, yeah
Make you wanna move your dancing feet now
To the rescue, here I am
Want you to know, y'all, where I stand» – стёкла и мебель сотряслись от звука.
– Не сходи с ума, мальчик, – как магнитофон с садящимися батарейками проговорила Ксюша со своего стула в кухне и посмотрела сразу в три стороны.
Я похолодел от ужаса и побежал. Хорошо, что из прихожей в гостиную вёл эскалатор, как в аэропорту. Я с комфортом прибыл в тронный зал. Шелкография на стенах, кованая решётка на камине, гулкая пустота. Свет из скрытого источника вырвал из пространства обитый чёрной вытершейся кожей диван. Перед диваном стеклянный журнальный столик, как у нас в коттедже. Женщина, сидящая на диване, собирает какие-то железки, разложенные перед ней. «Как это я сразу её не заметил?!»
– Простите, мэм, вы не подскажете, где стоит моя машина? Чёрная, с откидным верхом. Не видели?
– Не видели, – эхом ответила Марта; это была она.
– Ох, Стальская, слава Нептуну, это ты! – опасливо промямлил я, не ощутив ничего похожего на облегчение.
Марта смерила меня презрительным взглядом. Я вспомнил, что я раздет по пояс и с расстегнутыми джинсами.
– Ты – дерьмо, – будничным тоном сообщила мне Марта.
– О, да, – я понимающе махнул рукой в сторону, вроде как мне сообщили нечто очевидное. – Но у меня есть внутренний стержень, ты же знаешь…
Марта взяла со столика ещё одну деталь и приладила к другой; стало очевидно, что в руках у Стальской пистолет. Мои колени задрожали.
– Возбуждающее зрелище? – Марта улыбнулась своей фирменной насмешливой полуулыбкой.
Первые аккорды известного танцевального хита сотрясли тронный зал, ставший бальным. «You've got me dancin and cryin…» Множество люстр осветили огромное пространство.