Но есть путь
Когда-нибудь
Он откроет двери мне
He doesn't care if it's in below
He's sitting by the fire's glossy glow
He don't care about the cold and the winds that blow
He just says: «Let it snow, let it snow, let it snow…»
Бэкап Войсез
Глава о последних мгновениях декабря
Вечером тридцатого мы все вчетвером погрузились в Танк и отправились в Ашан. К праздничному настроению примешивалось чувство ответственности за новый номер La Critic’и. Я не забывал время от времени благодарить Стальского за то, что он взял на себя всю работу в газете. Вот уже несколько месяцев я не написал ни одной строчки, помимо статей по материалам из жёлтых конвертов Сицилии. Стальский неизменно повторял, что ему совершенно нетрудно заниматься всеми делами. Он говорил, что ему нравится общаться с рекламодателями, писать статьи и тусоваться. Также я не забывал говорить «спасибо» Марте, которая занималась всеми остальными делами газеты, которыми не занимался её брат. «А что мне ещё-то делать! И у меня куча свободного времени… Мне не трудно, правда» – отвечала Стальская. Мне нравилась мысль о том, что если я вдруг исчезну, то ничего критического не произойдёт. Да что там говорить, у меня даже было завещание. Внутренне я был свободен. «Пьяный Диван» тоже очень кстати закончился.
*****
Как мы и ожидали, у торгового центра было не протолкнуться. Объехав два ряда, мы не нашли парковку.
– Ладно, пойду искать тележку. Буду ждать вас около центрального входа, – сказал я и вышел из машины.
В деле поиска парковки и тележки в такие дни бесполезно рассчитывать на статистику, – только на удачу. Около разгружавшихся в багажники авто тележек уже стояли люди и поджидали, когда они смогут их взять. После пяти минут хаотичного фланирования по парковке, я вдруг увидел одинокую неприкаянную тележку. «Может это мираж?» – спросил я у самого себя и побежал в её направлении. Конечно же не я один бежал в сторону тележки. Ещё как минимум четыре человека неслись на всех порах к вожделенному предмету, но прибыли первыми я и огромный мужик. Этот мужик потянул тележку на себя, но я не стал выпускать её из рук, а просто прицепился к ней, как к лестнице движущегося троллейбуса.
– Ну-ка открепись, – с угрозой проговорил дяденька.
– Это моя тележка, гражданин, – поставил его в известность я.
– Как бы не так, – сказал мужик и покатил тележку перед собой с прицепившимся мной.
– Тебя стряхнуть что-ли? Или сам отлипнешь? – спросил мужик, когда мы уже прибыли к раздвижным дверям центрального входа.
– Это моя тележка, – повторил я.
– Лучше съебись по-хорошему, – посоветовал он.
На что я ответил:
– Учти, козлина, я прочитал книжку про каратэ. От корки до, мать её, корки.
Моя равнодушная интонация вызвала у оппонента беспокойство. Тем не менее, мужик медленно выдохнул и двинулся на меня. Оно и понятно: в преддверии Светлого Праздника, затюканные втрое против обыкновенного вторыми половинками, люди готовы были с радостью обменять повседневность на тюрьму или морг. Печально? Всё равно.
Я был готов принять бой. Мне было всё равно, ведь любой повод для смерти кажется недостаточным. Почему не тележка? К счастью в этот момент за моей спиной выросли Стальские, и чаша весов (как же мне нравится это выражение!) с грохотом упала на мою сторону. Противник ретировался.
– Тебя на минуту нельзя оставить, – нежно произнесла Марта.
– Ага, несносный ребёнок, – подтвердил Глеб.
*****
Полтора часа спустя.
– У этого пакета днище не сорвёт? – задал риторический вопрос Глеб, перекладывая продукты в багажник.
– Главное – не класть молоко и огурцы вместе, – на всякий случай предупредил я.
Когда мы въезжали в ворота нашего загородного дома часы показывали половину десятого вечера. Перетаскав пакеты с провизией к холодильнику, мы разбрелись по своим спальням, предоставив Джессике заниматься хозяйством. Я видел как Стальские стремились ненавязчиво сэкономить время, это указало на то, что у обоих были планы на сегодняшнюю ночь. Первым о своих планах объявил Глеб. Я уже сидел внизу и попивал кофе в компании Джессики, когда он, переодетый в красивую одежду, спустился со второго этажа и сказал что уезжает «по делам».
– Ведь у нас всё готово? – на всякий случай спросил он, имея в виду новый номер La Critic’и.
– Да-да, – ответил я, хотя не знал никаких подробностей и сам был склонен задавать этот вопрос Стальским.
Итак, Глеб запрыгнул в свою скоростную повозку и растворился в ночи. Через пять минут спустилась Марта в нарядном облачении и невзначай сказала:
– Всё готово. Завтра днём вернусь и свяжусь с Ильгизом.
– Да, – откликнулся я. – Хочешь кофе или перекусить?
– Не-е-ет… – протянула Марта. – Мне надо ехать. У меня встреча.
Спустя две минуты ворота задвинулись за задним бампером Танка.
Кукушка прокуковала одиннадцать ночи, когда моё томление достигло критической отметки. Джессика только закончила свои дела и уселась перед телевизором со стаканом виски в руках. Я не стал рассеивать её внимание дурацкими вопросами, просто оделся и вышел в предпраздничную ночь.
Единичка, стоящая в глубине двора, покрылась приличным слоем снега. Включив двигатель и выкрутив на полную катушку обогреватель, я начал методично и тщательно чистить машину от снега. Я не был уверен, что куда-то поеду. Я прислушивался к своим внутренним ощущениям. Успокоив мысленные шумы усилием воли, я отчётливо расслышал тонкий голосок подсознания. Голосок пищал: «Езжай на квартиру и вмажься. Езжай на квартиру и вмажься. Езжай на…»
– Ладно-ладно, – со смехом проговорил я. – Не глухой.
Нажал на кнопку пульта, и ворота начали отодвигаться. Я неспешно покатил, не забыв нажать «Play».
Мы становимся больше, но не становимся ближе,
Мы растем, но от этого звезды ни капли не ниже,
Влезаем все выше, заходим все дальше,
Только от этого вовсе не меньше фальши.
Дома, домики, избушки и дачи нашего посёлка подмигивали мне огнями праздничных гирлянд. Почти в каждом палисаднике росло хвойное дерево, которое в эти дни было украшено игрушками. Несмотря на поздний час, дети и взрослые гуляли на улице и предавались зимним забавам. «Каникулы…» – вздохнул Картавый.
– Ага, – подтвердил я.
Есть «река», в которую можно войти и дважды и трижды и сколь угодно раз. Причём каждый новый вход будет не хуже предыдущих. Река эта – героин.
Мы выехали на хорошую дорогу, и я прибавил газу.