Марфа Васильевна. Таинственная юродивая. Киевская ведьма

– Князь Михаил Васильевич! – сказал наконец Димитрий Шуйский. – Обед наш приближается к концу, сейчас мы пили за здравие царя; теперь, по твоему предложению, следовало бы выпить за благоденствие святой Руси; но мы все предлагаем второй кубок за здравие спасителя нашего отечества, за героя князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского!..

– Благодарю, князь, благодарю, бояре! – говорил Скопин, кланяясь на все стороны. – Подобная честь превышает все мои заслуги… но, не смея противиться вам и принимая ваше предложение, как голос, проистекающий прямо от сердца, я согласен!..

– Князь! – начал снова Димитрий Шуйский. – Желание общее исполнено, позволь же мне, твоему ближнему родственнику, принести свою просьбу: жена моя Екатерина, выносившая тебя на руках своих, желает полюбоваться тобою и сама, из своих собственных рук, поднести тебе заздравный кубок!.. Позволишь ли, князь?

– Заздравный кубок! – вскричал Скопин, припомнивши слова юродивой. – Заздравный кубок!.. – Потом он одумался и отвечал: – Принимаю с благодарностью, князь, предложение твоей супруги и рад сердечно видеть княгиню…

Двери отворились, и Екатерина с серебряным подносом в руках, на котором стоял золотой кубок с заморским вином, вошла в светлицу. Лицо княгини было ужасно, бледно, посинелые губы дрожали, она тряслась всем телом, так что кубок прыгал на подносе. Она низко поклонилась Скопину, хотела начать речь, но молодой герой предупредил ее…

– Екатерина! – начал он тихо, но нежным и приятным голосом. – Екатерина!.. Я не заслуживаю подобной чести, я сам бы должен был явиться к тебе и отблагодарить тебя за твое попечение о мне в дни моей юности, но ты предупредила меня, княгиня, и я благодарю тебя, тысячу раз благодарю!..

Екатерина Шуйская снова поклонилась:

– Приветствую тебя, князь Михаил Васильевич, – сказала она, – приветствую тебя от лица всей Руси, юный герой и спаситель отечества! Прошу выкушать кубок, да весь, князь, не оставляй зла!

– Весь, княгиня, весь выпью! – отвечал Скопин, принимая с подноса кубок. – Я зла не знал и не знаю, а особливо в доме моих ближних, на святой Руси!.. – Князь Скопин поднял кубок, подал знак рукою прочим гостям, все последовали его примеру, и он, поднявши сосуд над головою, продолжал: – За благоденствие нашего возлюбленного отечества, в память убиенных на брани, за здравие храбрых воинов-защитников! Ура!

– За здравие героя и спасителя отчизны, князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, ура! – отвечали собеседники единогласно.

Все осушили кубки, а кубок князя Скопина явился на столе пустой.

– Как ты переменилась, княгиня, – начал было опять Скопин, обращаясь к Екатерине, но вдруг побледнел, зашатался и, схвативши себя за голову, вскричал: – Горит, горит весь мир, небо и земля! Все горит! А!.. Дайте умереть, дайте покаяться!.. Голова моя!.. Сердце, все кончено!.. – Он опустился на кресла и поник головою.

Все в смятении окружили князя, хлопотали, старались подать помощь… Екатерина тряслась и с ужасом смотрела на мучения героя. В это время юродивая вбежала в светлицу, бросилась на колени пред Скопиным и вскричала:

– Ангел и душой и деяниями! Что сделал ты людям злым? Зачем тебя отняли у святой Руси, спаситель отчизны?.. Она обвила руками ноги князя, хотела согреть дыханием хладеющие руки князя, но все было поздно – Скопин скончался…

Картина была неописанная… Князь лежал бездыханный в креслах, хозяин суетился, Екатерина трепетала, гости не знали, что делать… царь-колокол на Иване Великом благовестил к вечерней молитве…

– Слышите ли, – вскричала Агафья, – слышите ли этот колокол? – Он возвещает смерть спасителя отчизны, он же возвещает и гибель убийце героя… Преступление совершено, но замысел ничтожен!.. Михаила мы видим бездыханным, но Михаил будет на престоле, и с той минуты, когда этот же печальный колокол возвестит нам всеобщую радость, будет мир и тишина в отечестве нашем и процветет род царя яко кедр Ливанский и да будет!..

Глава пятая. Воцарение дома Романовых

Кремль, Красная площадь и все смежные с нею улицы были наполнены народом, царь-колокол торжественно благовестил – это был день воцарения на престоле русском юного государя Михаила Феодоровича Романова.

Третье предсказание юродивой сбылось смертью князя Скопина-Шуйского, теперь сбывалось последнее ее предсказание воцарением дома Романовых!.. В этот же день Агафью нашли мертвою около колокольни Ивана Великого, в самые заутрени: юродивая умерла, но умерла… от радости!..

Мне случалось от многих читателей слышать отзывы о прочтенных ими романах. Хвалят содержание, говорят: прекрасный роман, занимательный роман! Жаль одного, что нет никакого окончания!..

Господа читатели! Извините меня, я никак не решился пуститься на подобное изуродование истины: довольно того, что я допустил в романе своем один анахронизм, хотя, впрочем, позволительный и невинный, но и в том спешу раскаяться и дать отчет…

Вот цель и источник моего романа: в истории Государства Российского Н. М. Карамзина, в статье об убиении царевича Димитрия сказано: умертвили (то есть угличане, в отмщение за смерть царевича), еще слуг Михайловых (дьяка Битяговского), трех мещан, уличенных или подозреваемых в согласии с убийцами, и женку юродивую, которая жила у Битяговского и часто ходила во дворец…

Вот основание романа: убита, говорит историограф, женка юродивая… Едва ли эта юродивая могла участвовать в умысле Годунова, потому что Битяговский никогда бы не решился вручить ей важную тайну, и, стало быть, можно предполагать, что она погибла единственно потому, что жила в доме злодея Битяговского…

Роман есть смесь истории с выдумкою, стало быть, никто не может упрекнуть меня, если я дозволил себе подобный анахронизм, заставивши юродивую действовать и после ее смерти; на это была особенная цель: исполнил ли я ее или нет, не мое дело…

Вы, читатель, пробежали мысленно роман мой; стало быть, догадаетесь, что цель эта состояла в том, чтобы в лице юродивой представить совесть или духовную сторону человека, которая преследует и не оставляет нас до последней минуты, даже в то время, когда мы ближе к погибели и утопаем в бездне преступления!..

Будете ли после этого требовать от меня заимствованной развязки?.. Требуете? В таком случае я готов и обязан вам ее доставить!..

Господин автор! Не хотите ли вы начать сызнова роман?..

Нимало! Развязка готова – ищите ее во глубине вашего сердца!

Киевская ведьма

Дела давно минувших дней,
Преданье старины глубокой!

    А. С. Пушкин

Глава первая. Старина-матушка

И там я был, и мед я пил,
У моря видел дуб зеленый,
Под ним сидел – и кот ученый
Свои мне сказки говорил…
Одну я помню, сказку эту
Поведаю теперь я свету…

    (Руслан и Людмила)

Ты раскройся передо мною, старина-матушка, развернитесь, летописи минувших лет!.. Расскажу я вам, честной народ, быль-историйку! Та историйка не модная, не на французский манер сложена, не по заморской выкройке выкроена, она чистая славянская, а по-нашему рассейская, и случилася эта историйка не за тридевять земель, не в тридесятом государстве, а в матушке Св. Руси, при великом князе Владимире Святославиче, по прозванию Красное Солнышко!..

Теки, речь моя, словно светлый ручей, по дну песчаному; речь заветная, речь любимая, раздавайся ты, словно гусельки, потешайтеся моей повестию, люди добры вы в досужной час!.. И рассказчику, коль утешит вас, подарите вы слово ласково, не французское, не заморское, а скажите мне: «Исполать, доброй молодец, за рассказ за твой, за сказание!..»

Это, люд честной, прибауточка, вот начинается и сказание…

Глава вторая. Гридница великокняжеская

Споет ли мне песню веселую Скальд? –
Спросил, озираясь, могучий Освальд.
И Скальд выступает на грозную речь,
Под мышкою арфа, за поясом меч.

    В. А. Жуковский

Темно и мрачно в воздухе, веет ветер с полуночи, как говорят люди старинные, а по нашему сказать с Севера. Спит Киев обширный спокойным сном; только Днепр один, и среди ночи, не знает спокойствия, катит синие волны по подводным камням, словно по песку сыпучему, и шумит и бушует белой пеною. Киев спит, сказал я, честной народ, Киев спит, но не спит, знать, великий князь Владимир, свет Красное Солнышко. Во дворце великокняжеском горят огни ясные, и сквозь открытые окна несется вниз по Днепру смешанный говор веселых гостей и вещая песнь Баяна[26 - Баяном назывался в то время музыкант и певец, которой находился при дворце, занимал место почетное и всегда присутствовал при пиршествах великокняжеских. Вероятно, Баян был вместе и сочинителем многих песен, петых им.] мудрого… То пируют гости почетные, и князья, и бояре, и богатыри могучие в богатой гриднице[27 - Гридницею называлась парадная комната в тереме великокняжеском, в которой обыкновенно бывали торжественные заседания и почетные пиршества.] великокняжеской. Среди всех сидит, на почетном, высоком месте сам Владимир Красное Солнышко[28 - Глас народа – глас Божий! – говорит наша пословица. Основываясь на этом, я соглашаюсь с известным литератором нашим, А. Ф. Вельтманом, который говорит, что народ лучше и справедливее, нежели история, может дать название своему государю, ибо в сем случае им руководствует сердце; ошибся ли Русский народ, назвавши Петра Великим, Екатерину – мудрою, Александра – Благословенным. Св. церковь назвала Владимира – святым, и мы следуем ее преданиям, но к чему было истории давать ему имя Великого, когда народ давно уже наименовал его Владимир Красное Солнышко?.. Это название для русского выражает все.]. Поглядеть на него, так прямой сокол, а кругом его сидят слуги верные… перед ним, среди гридницы, стоит молодой Баян, со струментом своим, и играет он на золотых струнах трели заморские, и поет он пред честным собранием песни заветные. Не понравилась песня одна великому князю Владимиру, Красному Солнышку, насупил он соболиные брови, словно тучи темные, и закричал он слугам своим громовым голосом: «Ох, вы гои еси! мои думные бояре и богатыри ратные! Дайте мне певца-соловья славянскова, не хочу я слушать эту сову полунощную! Пусть идет этот заморский певун в свою сторону и не кажет вперед глаз своих перед мои очи ясные!..

Как вскочили тут, поднялись бояре думные и давай толкать Баяна из гридницы… Привели пред светлые очи Владимира певца славянского, соловья свет Будимировича[29 - Соловей Будимирович, говорят, был первый певец времен Владимира Красного Солнышка.]. Поклонился соловей князю Владимиру и начал величать его бархатным голосом:

Пою я песню князю великому в честь,
В честь витязей его, могучих и славных,
Наш князь Володимир – гроза для врагов,
А Киеву князь наш отец и защита…

Так пел певец, и все ему внимали, и князь с улыбкою рог турий[30 - Рог турий был сосуд, сделанный из натурального рога, получивший от того свое название, вмещавший в себя изрядный прием вина и употреблявшийся при торжественных случаях.] выпивал…