– Чего бы лучше, коли бы так было, да только не любит московский народ у немцев лечиться: за нехристей он их считает.
– И долго будет их считать, государь, пока у нас своих дохтуров не будет, из наших московских людей. Да и то сказать, и первым-то иноземным лекарям у нас на Москве не сладко было. Приехал один дохтур, Антон Немчин, в Москву в царствование великого князя Ивана Васильевича[36 - Иоанн III.]. Великий князь держал его в большой чести, и он лечил многих удачно. И был в то время на Москве татарский царевич Каракачи, сын Даньяров. Антону Немчину было велено великим князем лечить его. Но то ли лечил он его плохо, то ли болезнь у Каракачи была тяжелая, а только тот татарин помер. И приказал тогда великий князь выдать Антона татаровьям головой, и татаровье, сведши его на Москву-реку, зарезали, как овцу.
– Экие страсти! – сочувственно мотнув головою, сказал Тишайший.
– И у второго иноземного врача, мистера Леона Жидовина, участь на Москве была не слаще. Жидовин этот приехал к нам, вместе с другими иноземными мастерами, из Венеции-города с братом великой княгини, жены того же государя Ивана, Андреем, и великокняжескими послами Димитрием и Мануйлом Ралевыми. И заболи комчугою[37 - Ломота в ногах.] сын великого князя Иоанн Иоаннович. Леону велено было его лечить. И давал тот Леон князю внутренние лекарства и делал горячие припарки из скляниц с горячей водой. Но князь Иоанн все более расхварывался и наконец умер. Великий князь на Леона разгневался и приказал посадить его в тюрьму, а потом отрубить ему голову.
– Видишь, в те поры и государи не верили иноземцам, – сказал Тишайший. – А как же ты хочешь, чтобы простой народ верил им? Нет, подождем, пока у нас будут свои, русские врачи.
– Был и у нас, государь, такой человек, – сказал Матвеев, – при грозном царе Иване Васильевиче. Разгневался он однова на царевича Ивана и начал его бить. Случился тут Годунов Борис. Он хотел заступиться пред царем за царевича. Царь нанес ему раны – и Годунов заболел. Был тогда на Москве пермский торговый человек Строганов. Он залечил Борисовы раны. Царь одобрил его искусство и пожаловал Строганова званием «гостя» и приказал ему отныне писаться с «вичем»[38 - Большая честь для того времени.].
– Ишь ты! – удивленно сказал царь. – Выходит, и наш русский человек может врачебному искусству научиться.
– Да чего ж не научиться ему, – ответил Матвеев. – Я был бы зело рад, когда кто-нибудь из наших московских людей тому же научился.
– Ну, мы с тобою, Сергеич, едва ли такого вживе увидим, – засмеялся царь. – Разве на том свете об этом услышим.
В это время в дверях горницы показался челядинец.
– Пожалуй, государь, сделай честь откушать у меня, – сказал Матвеев, поднимаясь с места и низко кланяясь.
– Ох, Сергеич, не привык я на сон-то плотно ужинать, – произнес царь. – Да только тебя обижать не охота, – и, поднявшись с места, направился в соседнюю горницу, ту самую, где несколько лет тому назад он встретился с воспитанницей Матвеева, Натальей Кирилловной Нарышкиной, теперешней женой его.
V
На другой день Матвеев рано утром отправился в Аптекарский приказ, головою которого он был[39 - Точное время возникновения Аптекарского приказа не известно, хотя можно думать, что оно относится к началу XVII века, если даже не к концу XVI века.].
Когда колымага боярина подъехала к приказу, бывшему в Кремле против Чудова монастыря и соборов (где находилось большинство приказов того времени), на крыльцо выбежали дьяк последнего и несколько подьячих.
– Давненько не был ты у нас, боярин, – сказал дьяк.
– Дней пять, кажись, будет, Петрович, – ответил Матвеев, входя на крыльцо приказа, и затем вошел в главную горницу приказа.
Бывшие там подьячие и писцы вскочили со своих мест и низко поклонились голове приказа.
– Добро, добро… Здравствуйте! – произнес Матвеев, отвечая на поклон. – Соскучился я по вас. Недужилось все что-то, а, поди, дел-то у вас накопилось здесь изрядно?
– Есть малость, боярин, – ответил Виниус, дьяк приказа. – Прикажешь начинать?
– Давай, давай их сюда, и прежде всего книгу доходов и расходов по приказу. Посмотрим, какие у нас дела имеются.
Дьяк подал толстую шнуровую книгу, скрепленную большою восковою печатью. Матвеев вынул из кармана очки с большими круглыми стеклами и в маленькой золотой оправе, углубился в рассматривание книги, и, проверив тщательно доходы с расходами, остался доволен результатами и одобрил толковое ведение книги.
– А теперь посмотрим на книгу Аптекарского приказа, – сказал он, и дьяк подал ему требуемую книгу.
Все текущее делопроизводство, а равно все рецепты, как из старой, так и из новой аптек, писанные на латинском, с переводом на русский язык, равно и все документы и докладные записки царских врачей, огородников и тому подобное заносились в эту книгу.
Боярин развернул ее и стал читать:
– «Сентября в шестой день отпущено духу винного скляница и то годно мазать по суставам от лому; сентября в восьмой день отпущено пять статей лекарств, а те лекарства годны к ранам и к болячкам; сентября в двадцать шестой день отпущен состав двадцать трех статей, годен ко всяким немощам, в которых немощах лекарства принимаются пропускные, а те немощи именуются кевалея, то есть: как голова гораздо шумит и в ушах шумит, да коли бывают потоки из головы на грудь и от того кашель и удушье, да когда желудок и чрева не чисты и от того зачинают лихорадки, да когда печень и селезенка засорится и от того зарождается цинга, или водяная, или желтая болезнь, и у кого в суставах лом великий».
Перелистав несколько листов назад, Матвеев увидел нечто заинтересовавшее его и погрузился в чтение.
Это была запись о болезни царя Михаила Федоровича, болевшего в 1643 году рожей.
Значилась она под следующим титлом:
«Сказка и вымысел всех дохтуров о болезни именуется рожей».
Далее следовало:
«Первая статья – мазать винным духом с камфорою на день по трижды. А после того принять камени безуя для поту против 12 зерен перцовых в составленной водке, которую для того составили, чтобы реская жаркая кровь разделилась и не стояла бы на одном месте. А после того надобно отворить жильную руду, для того чтобы вывести всякий жар из головы и крови продух дать, а буде крови продуху не дать и та жаркая кровь станет садиться на каком месте нибудь, где природа покажет, и от того бывают пухоты и язвы, а жильную руду мощно отворить, изыскав день добрый…»
VI
Артамон Сергеевич оторвался от книги.
– Эк зачитался-то! – смеясь, сказал он. – Добре у нас книги пишутся, Петрович! – обратился он к дьяку. – Ровно и сам скоро дохтуром али лекарем станешь.
– Да уж чего лучше, боярин, – ответил дьяк.
– Ну а еще что есть из делов?
– Да вот, государь, воеводе князю Прозоровскому надо отправить лекарей, потому пишет, что у него многие ратные люди от ран умирают.
– Да, да, я говорил вчера об этом с государем. Избери, Петрович, двух дохтуров и лекаря, кои помоложе, да пришли их ко мне. А пока снаряди всякие лекарства для них. Да, а Стрешневу отправлен лекарь?
– Отправлен, государь.
– А что с ними отправили?
– А вот это в этой сказке сказано, – сказал дьяк, вынимая из короба бумагу, которую развернул и стал читать: – «А отправлено с ним: сахар розмариновый, масло купоросное, бальзам натуралист, пластырь стиптикум, мазь диалта, масло анисовое, опиум етабаихом, пластырь диакалма, терпентин…»
– А как с патриархом дело? – прервал его Матвеев. – Чего он просил у нас?
– А просил святейший патриарх для мироварения десяти фунтов янтарю доброго. И тот янтарь отпущен.
– А из приказа Большого дворца ничего не было?
– Требовали из того приказа разных специй для водок: корицы, анису и патоки. А для государева мыльного состава потребны снадобья разные, и еще для курений благовонных, и еще для белил на царицыну половину. Да вот, государь, аптекаря новой аптеки жалуются, что у них-де все травы выходят.
– Ну а что же ваши приказные помясы делают?
– Да есть у нас трое: Федька Устинов, Митька Елисеев да Фомка Тимофеев – приказные помясы. Да тои помясы плохо дела делают: государеву делу не радеют, пьют да гуляют, а трав и кореньев привозят помалу.
– Ну, так прогони их и пошли снова иных трех человек помясов добрых в поле для трав и кореньев, – распорядился Матвеев. – А из Сибири тоже ничего нет?
– Посылал я снова указ верхоторскому воеводе, чтобы велел он в селах и деревнях уезда знающим людям разыскивать для лекарственных составов и водок травы и иные вещи и чтобы те травы были запечатаны и опись им сделана, что к какому лекарству годно, и тако доставить в Москву. А вот от якутского воеводы травы при описи поступили.