Затерянный мир

Сообразив, что иначе от надоедливого гостя не отделаться, Рожок закряхтел и как был в трусах и закапанной жиром майке, присел за стол, отодвинув остатки будильника подальше.

– А кто он такой, твой, Юоки-Пукка? – уже зевая во весь рот, спросил Петр Иванович.

Пасенков удивленно замер:

– Ты не знаешь? Да это же самый главный человек в Евросоюзе!

– Президент Финляндии? – уточнил Рожок.

– Гомняндии! – свирепо огрызнулся Пасенков,– короче, братела, ты меня утомил, схема проста до безобразия. Пишем маляву, даешь мне, скажем, червончик, или какую-нибудь ценную вещь иную, я несу шефу и будильник твой. В два, а то и в три раза, заметь, дешевле номинала!

– Точно? – не поверил ни единому слову Петр Иванович.

– Обижаешь! – обиделся Пасенков,– Сетевой маркетинг. Якши?

– Пляши… А ты тут каким боком?

– Я? – Пасенков на миг задумался,– ну, не хотел тебя пугать, но придется. Я официальный дистрибьютор Юоки-Пукки в Триполье.

– Во как! – Рожок задумался,– ладно. Гантеля сгодится, мне она все равно ни к чему?

– Конечно, сгодится! – блеснул золотым зубом Ярик и, наклонившись к самому уху Петра Ивановича, прошептал задушевно:

– Ты писать будешь, сволочь, или нет? Задушу…

Рожка передернуло, и он склонился над столом. Через минуту письмо было готово, а довольный Пасенков потопал к Володе Якорю.

Текст получившегося письма был немного официален, но предельно лаконичен: «Уважаемый Юкка! Прошу предоставить мне новый будильник, взамен старого. Я очень хорошо вел себя целый год. Петя». Внизу стояла дата и корявая подпись.

У Якоря Пасенков не задержался. Деловые люди всегда друг друга поймут с полуслова. Володя был пьян и потому благодушен. Вникнув по мере сил в суть проблемы, Якорь поздравил Пасенкова с назначением, долго его обнимал, а потом рубанул рукой воздух и заорал:

– Все забирай – не жалко!

От подарков отказался, и если б не Ахинора Степановна, оказавшаяся неподалеку, то предприимчивый дистрибьютор вынес все бы и вынес, а так ограничился банкой соленых огурцов, бутербродом с колбасой и сломанным детским велосипедом. Велик был ничейный и стоял в тамбуре уже года три, а подходящего возраста детей в семье Якорей уже давно не было.

На лестнице Пасенков упаковал банку в синий рюкзак, доел бутерброд и, взвалив велосипед на плечо, потащился на чердак, проклиная свою безвозвратно ушедшую куда-то молодость.

На чердаке был офис, об этом гласила вывеска в виде непонятно как оказавшегося на мусорке у Кукловода финского флага, на котором Пасенков лично намалевал стилизованную букву Л, которая для понимающих людей должна была обозначать Лапландию.

В офисе Ярослав Иванович разгрузил рюкзак, выпил рюмочку финской же водки под Ахинорин огурчик, немного отдохнул и отправился дальше.

Когда он вошел к Семенко через настежь открытые двери, тот сидел перед телевизором и смотрел дебильную рекламу про зубы, комментируя вслух:

– Тепер я можу пiдкусювати навiть гарячi вареники,– кривлялся Костя и ужинал при этом. А еще перед ним сидел очередной мусороподвальный кот, приманенный на кусок печенки, и теперь связанный алюминиевым проводом, и алчно глядящий на своего мучителя, поглощающего тот самый кусок печенки.

Костя закончил петь одну рекламу, и запел другую:

– Я з’iм твою печiнку, клiтинка за клiтинкой!

У кота что-то булькало и урчало внутри, и страшным горели глаза, а еще текли слюни, как у бульдога. Было видно, что он с удовольствием бы сожрал и мучителя и печенку, и еще кусков десять этой печенки.

Ярослав брезгливо осмотрел всю эту гоп-компанию и прокашлялся. Потом произнес значительно:

– Так ребенок, времени у меня мало. Быстренько письмецо пишем Юо…, отставить, для тебя это слишком сложно, для Деда Мороза, платим за доставочку и…

– Три желания!!! – подскочил Семенко и как безумный забегал по комнате в поисках пишущих принадлежностей.

Отставной депутат быстренько его пыл охладил:

– Ага, три. Сейчас! Одно, максимум можешь рассчитывать на бонус, и то! – он угрожающе поднял вверх любимый указательный палец с длинным наманикюренным ногтем,– если делаем хороший залог.

– Какой залог? – несколько упавшим голосом поинтересовался Семенко.

– Обыкновенный, как в нормальных фирмах делается. Мы налоги платим аккуратно, а фонды у нас сам понимаешь… – Пасенков развел руками, и даже Костя понял, что фонды явно не резиновые.

Костя задумался, одновременно переваривая информацию и печенку.

– Я… Хочу…

– Помни! – дистрибьютор снова авторитетно поднял вверх палец, и Костя зачарованно уставился на него,– Только одно желание! Но, если…

Костя сглотнул остатки печенки, хмурый кот сглотнул слюну и напряг мышцы, проволка стала медленно разгибаться. В воздухе повисла пауза.

– Хочу джинсы с дырками… Колготы надоели,– наконец, сказал Семенко.

Пасенков важно кивнул:

– Оформляем заказ, оплачиваем и сдаем ненужные колготы. Только чистые.

Костя куда-то убежал, потом вернулся и свалил кучу тряпья в пасенковский рюкзак. Кот, освободившись от пут, издал победный вопль, но был уже никому не интересен.

– Хорошо,– сказал Ярослав Иванович,– теперь залог. Что есть у тебя?

Семенко развел руками:

– Ничего… – потом шлепнул себя по лбу: – Хотя есть!

– Хотя! – отозвался Пасенков.

– Вот! – Костя указал на кота, добравшегося до остатков печенки.

– Понятно,– прикинул что-то в уме отставной депутат и произнес загадочную фразу, – значит возьмем продуктами. Где у нас холодильник ребенок?

Через некоторое время, нагруженный продуктами Пасенков, снова тащился на чердак.

Незаметно наступило 31-е число. Ярослав Иванович нарядился в красный кафтан и «дедморозовскую» норковую шапку. Кафтан был ярмарочный, украденный в Городе из филармонии, еще в депутатские времена, его, в принципе, можно было выдать за одежду Юоки-Пукки. А вот шапка была личная Ярослава Ивановича, из мехового магазина и для того, чтобы выдать ее за головной убор финского Деда, пришлось шапку щедро украсить обыкновенной ватой. Борода была изготовлена из мочалок, а посох отыскался на чердаке. Правда к нему была прибита какая-то табличка, еще с первомайским лозунгом, и ее пришлось перекрашивать. Но это были мелочи, незаслуживающие внимания. Потому, повертевшись перед зеркалом, новоиспеченный Юокка водрузил на плечи тяжелый синий рюкзак, а на шею повесил клеенчатую сумку для подношений и с тем отправился в путь. Желания исполнять.

Начал по-обыкновению с Рожка.