– Ну, ппожалсста, улиточка, сделай так, чтоб Туранчокс меня не нашел!
Какое-то время было тихо, потом по комнате закружилась странная тень.
– Где же у нас, Костя? Где же ты?
Тень была потная и вонючая, она покружила по комнате, не удосужившись заглянуть за телевизор и утопала в коридор. Через какое-то время в коридоре послышались шаркающие старческие шажки и неприятный голос пропел:
– Хухры-мухры, хухры-мухры… Я добрый волшебник Юкки-Пукка. Костя ты здесь?
– Здесь! – отозвался Семенко, он был весь на нервах.
– Тогда слушай меня внимательно! Есть только один способ обмануть злого Туранчокса.
– Какой?
– А такой. Нужно больше никогда, слышишь, никогда ни о чем не просить волшебную улитку. И тогда Туранчокс заснет на веки и не тронет тебя. Понятно?
– Пнятннно… – выбивая зубами дробь, проблеял Семенко.
– Клянешься, хухры-мухры?
– Клянусь!
– Хорошо. И Байзеля, главное, тоже никогда ни о чем не проси. Клянешься?
– Клянусь!
– Ну и молодец, все я ушел.
– Подожди! – пискнул вслед доброму волшебнику Костя,– а можно напоследок одно желание?
– Ладно, но помни. Оно последнее! – прокричал Юкки-Пукка какбы издалека, – и больше никаких тайных и явных желаний!
– Я хочу, чтоб Байзель скорее вернулся! – прокричал Семенко,– Мне очень-очень страшно!
– Хм,– задумался волшебник,– а ты вернешь ему восемнадцать рублей?
– Нет! Верну пятерочку, у меня в копилке есть.
– Хм… Ну ладно, зажмурь глаза, хухры-мухры и посиди в тишине минут пять.
Костя так и сделал и Юкки-Пукка сдержал обещание. Ровно через пять, ну от силы через шесть минут, в двери щелкнул замок и пришел Байзель. Ну не чудо? И сказал с порога:
– Ну, ты и навонял тут Семенко! – и хитро при этом усмехнулся.
ЮОКИ-ПУККА
Петр Иванович Рожок тужился над столом пытаясь починить будильник. Сначала у него не получалось совсем ничего, и будильник продолжал настойчиво тикать, но учитель рисования поднапрягся, и часы остановились. При этом звонок так и не появился.
«Чтож, нелегко принимать такие решения,– подумал про себя Рожок,– но, похоже, пора покупать новый».
И тут в двери позвонили. Петр Иванович тяжело вздохнул и поплелся открывать. На пороге стоял сияющий Пасенков, собственной своею пасенковской персоной.
– Привет, Рожок, с наступающим! – поприветствовал он учителя рисования и прошел в комнату не дожидаясь приглашения.
– Ага,– только и сказал Рожок и поплелся следом.
Ярослав Иванович остановился около стола:
– Это что? – указал он на остатки измученного будильника.
– Часы чиню,– нахмурившись, отвечал Рожок.
– Ну и как получается?
– Не очень.
– Так, понятненько… – Пасенков задумчиво захрустел, попавшимся под руку яблоком и заходил по комнате,– а у тебя, случайно, нет набора «Юный часовщик»?
– Нету,– все также неприветливо буркнул Рожок, и даже руки развел в стороны, мол, смотрите – нету ничего.
– Плохо,– посетовал Пасенков,– потому что, если бы у тебя был такой набор, или, допустим, «Зрелый часовщик», или на худой конец «Старый часовщик», или…
– Ты чего хотел? – перебил Петр Иванович,– мне спать пора.
– Как спать? – Пасенков прямо испугался, по крайней мере, вид у него сделался совершенно испуганный,– а проснешься как? Будильник же тю-тю… На работу опоздаешь, нельзя тебе спать, иди курочку пожарь, лучше. Любишь курочку?
– Люблю,– зевнув, почесался Рожок,– да только выходные завтра, не надо на работу.
– А курочка? – Пасенков сделал ужасно жалкие глаза, но на Петра Ивановича это не произвело никакого впечатления.
– И курочка выходная,– сообщил он посетителю,– если у тебя все, то я… – он начал раздеваться и снял покрывало с кровати.
Пасенков опасливо попятился.
– Помни! Я знаю, как решить твою проблему.
– Ладно, иди Ярик, не волнуйся, никакой проблемы нет. Пойду завтра в магазин, куплю будильник, все…
– Не говори так! – Пасенков погрозил Рожку пальцем,– ты в курсе, что Новый Год скоро?
– В курсе, в курсе…
– Так вот! Сейчас же садись и пиши письмо Юоке-Пукке. Он тебе будильник подарит и не надо будет деньги на ветер выбрасывать. Давай садись, пиши, а я ему письмо так и быть передам.
Рожок дернул губой, но Пасенков достал из нагрудного кармана пиджака авторучку и с ехидной улыбочкой протянул Петру Ивановичу.
– На, рисуй…