Затерянный мир

Елки-палки, елки-палки

Елки-палочки мои…

Слова он придумал, очевидно сам, а музыку бессовестно содрал у народа, певшего на тот же мотив «Стеньку Разина». Суровый наставник Байзель хмуро слушал завывания воспитанника, пока хватало сил, но наконец, сообщил:

– Если ты, зараза, ныть не перестанешь, я тебя убью, так и знай.

– Ихы-хы,– немедленно откликнулась зараза,– ну посему ты меня убьешь? Посему? Я же, Байзель, не прошу у тебя сто рублей. Я даже пятьдесят не прошу, но у всех елка есть, а у меня нету.

Байзель застонал.

– Костя, я ж говорил, двадцать пять рублей за елку просят. Двадцать пять! Есть они у тебя?

– Нету,– отвечал Костя,– но у тебя же есть.

– Ах, ты ж тварь! – возмутился наставник,– Это я сейчас двадцать пять за елку выложу, а жрать потом что будем?

– Ну Байзель! Ну у нас же еще целых четыре котлеты осталось в холодильнике, я смотрел. И курочка…

– Курочка! Сам жри эту курочку. Она поди завонялась давно. Вся.

– Ну не вся, ну Байзель! Только лапки немножко и животик, а так она хорошая. Давай ее кушать! И елочку купим потом…

– Костя! Нету у меня денег на твои дурацкие удовольствия! Я не депутат какой-нибудь, как Пасенков, и не барыга вроде сам знаешь кого… Давай я тебе лучше лимон куплю.

–Ихи-хии… Не надо мне никакой лимон,– заплакал Костя,– я елку хочу, и курочки…

– Выкину я ее, эту курочку вонючую. Какого черта ты ее под дождем неделю держал?

– Так ведь холодно было!

– Холодно? Дождина шел, а ты ее за форточку в авоське! Можно так делать?

– Нееет!

– Вот и выкинь ее теперь.

– Жалко…

– Кого тебе жалко, придурок майский?

– Курочку жалко.

– Так она же мертвая!

– Ну и что, пусть еще полежит чуток. Ну хоть день, а потом если не оживет вдруг, я ее схороню. По христиански…

Байзель тяжело перевел дух.

– В унитазе… Она месяц уже не оживает. Как ты меня притомил, кто бы знал…

Костя, заметив в глазах наставника недобрый блеск, суетливо убежал на кухню. Сначала загремели кастрюли и банки, потом хлопнула входная дверь. Через некоторое время, подошедший к окну Байзель, наблюдал за тем, как во дворе Костя Семенко большой совковой лопатой пытается выковырять ямку посреди большой дождевой лужи. Даже сюда долетало его громкое сопение. На асфальте лежала тощая синяя курица, сжимающая в кривых когтях обломок пасхальной свечки. Байзель сплюнул и отошел от окна.

х х х

А Триполье тем временем готовилось к встрече Нового 1988 года, несмотря на довольно паскудную дождливую погоду. Депутат Пасенков притащил домой целых три елки. Но не устанавливал их, а ждал когда цены поднимутся до 30 или хотя бы 29 рублей.

Барыги Якорь и Маргулис меж тем бойко торговали той же продукцией по 25. Брали они их в местном лесу и вывезли все двадцать штук. Больше там ничего не осталось. В этом лично убедился учитель рисования Петр Иванович Рожок, пролазивший по чащобе около пяти часов.

Новоизбранный председатель месткома товарищ Ялов обещал к Новому году прислать из Города два самосвала снега, но пока безрезультатно, говорили что в Городе снега нет.

Вонилин втихую приторговывал еловыми ветками.

Бомж Кукловод продавал еловые шишки и иголки по 20 копеек стакан. Продал два – Косте Семенко и карлику Буцефалу. Причем карлик выторговал за 15, а Семенко, вздохнув отдал 25.

Теперь, похоронив курицу, так что одна лапа торчала из лужи, как немое предостережение всем пока живущим курицам, он разложил свои иголки на столе и задумчиво их рассматривал, покручивая мелкие кудряшки. Байзеля дома не было, и Косте никто не мешал. Он стал выкладывать из иголок слова и для начала сложил КОСТА и долго им любовался, потм сложил БАЙЗЕЛ и рядом с ним ДУРА, на букву К иголок не хватило, несмотря на то что он сэкономил на мягком знаке. Костя поначалу расстроился, а потом обрадовался и долго хохотал, заливаясь безудержным смехом подрастающего идиота.

Байзель пришел минут через пять. Семенко в испуге смел со стола иголки, а наставник криво усмехаясь вытащил из сумки странную штуку, похожую на костин ночной горшок, измазанный землей и песком. Сверху лежала солидная еловая шишка.

– На,– сказал Байзель,– Празднуй!

– Шо то? – спросил Костя немного встревожено.

– Это елка,– объяснил Байзель.

– Ихи-хии!… – заревел Костя в голос,– Опять ты меня обманываешь!

– Какие дела Сема!– обиделся Байзель,– говорю елка, значит елка, только маленькая еще. До праздника еще время есть, ты ее поливай, удобряй, она и вырастет.

Костины глазенки тут же разгорелись.

– Честно вырастет?

– Честно,– сказал Байзель уходя. На лестничной клетке он закрыл двери на висячий замок, было у него и такое нехитрое приспособление, а на вопрос ожидавших его на лдестнице друзей: «Шо, так его и оставишь?», ответил прямо:

– Конечно,– и видя сомнение в их глазах, пояснил,– он теперь до первого января из комнаты ни ногой. Будет, дурак. Елку выращивать.

– Хе,– ухмыльнулся Тритон,– ну ладно, пошли бухать.

И они пошли бухать.

х х х

Семенко меж тем поставил горшок на стол, засунул глубже в песок шишку и глубоко задумался. Потом из комнаты припер байзелеву подушку и напевая:

Елки-палки, елки-палки

Елки-палочки мои…