Затерянный мир

Минут через восемь, Якорю удалось оттащить разъяренного Пасенкова от перепуганного Васьки. Ярик продолжал злобно и пьяно бормотать:

– Ты их не цеплял, ты их и не трожь! Сука! Я ее если хочешь знать, звездочку эту, лично нашел в Швейцарии, в зоопарке. И не вам меня судить! Ясно?

Потом он зарыдал и рассказ свой возобновлять не стал, потому что уснул. А мужики еще за водкой сходили и до утра гудели.

МАЛЕНКО

Бригада маляров красила как-то фабричный клуб. После обеда, в понедельник. Было жарко и нудно. Работа не клеилась.

…Я кровать твою воблой обвешаю,

Хочешь, ешь, а не хочешь, смотри…

– пропел Коля Маленко, обведя хитрым профессиональным взором свежевыкрашенные, под цвет чая с молоком, стены клуба и констатировал,– бурные аплодисменты!

После подошел к деду Филе и произнес нараспев:

– Сидели два сокола,

Один сокол Ленин,

Другой сокол Сталин,– и вздохнув указал на гипсовую голову вождя мирового пролетариата, стоящую на столике в углу помещения,– вот один сокол валяется, а второго и не видно… Так дядя Филя? – и сам себе ответил,– так конечно. Эх, Ленин, Ленин, а борода у тебя синяя,– Коля мстительно провел кисточкой вымазанной голубою краскою по бородке вождя,– Сколько ж ты народа замучил? И хохлов, и кацапив, и казахов, и киргизов, и эстонцев, и грузинов, и евреев, и поляков, и таджиков, и туркменов, и армянов, и эвенков, и хуенков… Караул! ИП друг твой Феликс, тоже сука-блядь, курва е… в сраку! Всегда больше в правительстве набиралось поляков и евреев.

– И эвенков,– подсказал хмурый молодой маляр в потертой парадке ВВС,– кончай трепаться, Колян.

– Ага,– рассеянно кивнул Коля, его явно качнуло в сторону интима,– Лесбиянки мы с тобою Натаха, лесбиянки, ты Федя, а я Вася, так?

Полненькая малярша в синей косынке глупо засмеялась и сказала:

– Ну, вы и тормоз, дядя Коля!

Коля довольно хрюкнул и уселся на табуретку:

– 

А ты, Натаха, вроде сиськи отрастила за отпуск?

– 

Какие были такие и остались!

– 

Не, вроде больше стали…

Малярша сплюнула на пол:

– Тьфу, на вас!

Коля довольно рассмеялся:

– Я вот книжку читал про Екатерину. Так она чего делала? Построит солдатиков, курва, в шеренгу и смотрит у кого из штанишек выпирает. У кого все нормально, того в постельку, да и одаривала щедро, деревни дарила, ордена…

Натаха невольно заинтересовалась:

– А у кого не выпирает?

Коля нахмурился:

– Того казнила без жалости, это ж царица была, а не прошмандовка вроде тебя…

Натаха фыркнула и ничего не сказала. А Маленко продолжил свой рассказ:

– А еще полюбовник у ней был, поляк один, чи князь, чи кто-то там с богатых, короче… У него лицо было, как у девки, красивое такое, так она ото с ним… А тут же Потемкин! О, Филя его еще застал, да Филя?

Старый маляр показал Коле от локтя и расплылся в довольной улыбке.

– О! Точно застал. Так Потемкин про поляка прознал и отравил, отомстил курве, и правильно, а то б все Польше попродавали, все царство, как есть!

– Ишь ты! – удивился Филя, а хмурый маляр зевнул и с тоски закурил, ему хотелось водки и Наташу.

– А пили как у этого, у Пушкина, выпьем милая подружка, где же кружка, курва ты старушка! У меня тоже дома кружка есть керамическая старинная, я кофе из нее пью. Кофе сильно люблю, без него не могу прямо, а потом ссу, как собака. Писюн, полный воды становится. Курва. Или медовуху. Я раз делал сам, так меду взял литров пять, сахару, спиртяги убухал, не успел пену снять, до сына дружбан приехал, и давай с меня тянуть, курва, дядя Коля, дядя Коля. Так я им бутылку отдал, хай пьют, что мне для сына жалко что ли? И я буханул, так приятно!

Помолчали. Коля поковырялся в банке из-под краски, ничего там не нашел и завел новую тему:

– А я так отдохнул славно за субботу и воскресенье! На базар сходил, купил хлеба шесть буханок, за рубль восемьдесят, сметанки, кефирчику, домой пришел, кашки сварил и как сел…– он мечтательно зажмурился.

– Сто грамм налил, выпил, сметанкой заел, так приятно! Повторил, и залег кино смотреть, до обеда, а в обед еще сто пятьдесят, и сметанки. Так выходные пролетели быстро, прямо моментально.

Тут старый Филя, кряхтя, почесал поясницу и выматерился. Коля внимательно на него посмотрел и сказал:

– Не журысь, Филя. У меня тоже плечи болят, продуло наверно, или давление. На стремянку сегодня залез, плечи болят не могу, и голова кружится, а я ж еще высоты с детства боюсь, как сука-блядь… Ото стою, коленки дрожат, яички телепаются, страшно, курва… – и потом без всякого перехода, обратился к молодому маляру,– а ты Юрок, до той бабы в Березники съездил, или нет? Ты расскажи не стесняйся, тута все свои, только знать будем ты да я и еще полфабрики! – и весело засмеялся. Юрок выразительно покрутил пальцем у виска и полез на стремянку.

– Вот это молодежь, Филя, да?

– Да,– откликнулся дед.

– Сын вот как женился, на невестке моей, так и живем все в одной хате, а еще говорит, давай акции купим. А квартира у меня кооперативная, на балконе все есть и красочка и уголок, и цемент, и досточка какая! Да, а живем, их пятеро, и нас, считай всех семь человек, курва. И я, еб….й в сраку! А до невесткиных поехал, так тот батька стал жаловаться, мол, заездили девку, так я его из-за стола вызвал на двор, за сарай завел, дал по ушах и больше туда не ездю! Так вот.

Тут хмурый маляр почесал живот и скривился. Коля, сказал со знанием дела:

– Это солитер у тебя, Юрок! Они до сорока метров бывают, у одного мужика завелся, итак его под наркозом резали, курву.

– Червя? – спросила Натаха.

– Ага, мужика! Порезали пузо, давай вытягивать, еле вытянули… Аскарида еще есть, сука-блядь…

– Та я пережрал в обед,– сказал Юрок немного испуганно.