Холод южных морей

– Передать на «Мирный» приказ отдать якорь!

И когда тот бухнулся в воду, сигнальщик доложил, что «Мирный» запрашивает, не нужна ли помощь.

– Передай: «Спасибо, не нужна!» – с горечью в голосе приказал капитан.

По трапу на мостик взбежал запыхавшийся старший офицер.

– Фаддей Фаддеевич, в носовых отсеках течи не обнаружено! – на одном дыхании доложил он.

– И на том спасибо… Иван Иванович, распорядитесь спустить на воду баркас и завезти верп.

Когда заскрипели тали и в спущенный на воду баркас лихо попрыгали матросы, наконец-то показалась лоцманская шлюпка.

– Вот, сволочи, – негодовал капитан, обращаясь к Андрею Петровичу, – что делают! Переносят входной буй чуть в сторону, по вызову на судно не являются, ожидая, когда оно сядет на мель, а затем являются собирать мзду за оказание помощи по снятию его с этой самой мели. Красота! И волки сыты и овцы целы… Ведь они прекрасно знают, что при посадке на песчаную отмель, да еще на малом ходу, никаких серьезных последствий быть просто не может, зато берут с мореходов «честно» заработанные деньги. Вот я их!..

Фаддей Фаддеевич подошел к борту и, не спуская трапа, обложил незадачливых «предпринимателей» выражениями, не требующими перевода во всех флотах мира, пригрозив сообщить об их проделках начальству. Те же, уяснив, что их уловка разгадана, налегли на весла, уходя подальше от разгневанного капитана.

Верп был уже завезен с кормы, шпилем легко оттянулись, и шлюп мягко сошел с мели на фарватер.

– Все, Фаддей Фаддеевич, вроде как вышли на чистую воду, – суеверно поздравил капитана старший офицер, истово крестясь.

– Вроде бы так, Иван Иванович, – устало ответил тот, опустошенный борьбой с внезапно возникшей опасностью.

Затем встретился взглядом с Андреем Петровичем, как бы предупреждая его: «Переговорим, мол, потом, попозже…»

Между тем подошла шлюпка с другими лоцманами, которые поднялись на шлюпы и благополучно отвели их в гавань Копенгагена.

* * *

Вечером вестовые внесли кресло, а за ними в каюту буквально ввалился Фаддей Фаддеевич.

– Все бумагу переводишь, чернокнижник? – «приветствовал» он Андрея Петровича, писавшего за письменным столом в призрачном свете свечей.

– А ты что разоряешься? – спокойно спросил тот.

– Радуюсь! – огрызнулся Фаддей Фаддеевич. – Очень радуюсь посадке на мель на глазах команд двух шлюпов почти в самом начале дальнего плавания. С почином вас, господин капитан второго ранга! – и плюхнулся в кресло.

– Ну что ты терзаешь себя, Фаддей, а заодно и других? – не выдержал Андрей Петрович. – Подумаешь, какая невидаль – ткнул форштевнем песчаную отмель…

Капитан уставился на него не понимающим взглядом.

– Да известно ли вам, господин почетный ученый, что любое касание грунта кораблем военно-морского флота является чрезвычайным происшествием, и я должен теперь «отмываться» за это перед Адмиралтейств-коллегией…

– Не вижу проблемы, – недоуменно пожал плечами Андрей Петрович. – Заяви об этом инциденте в морскую инспекцию порта, и лоцманы, приведшие нас в гавань, с большой охотой подтвердят как факт переноса входного буя, так и несвоевременное прибытие лоцманов по вызову судна. Конкуренция, понимаешь ли… А тебе, уважаемый господин капитан, останется только приложить заключение инспекции к своему рапорту, и все дела.

Взгляд Фаддея Фаддеевича стал светлеть.

– Ты так думаешь? – неуверенно, но с надеждой, спросил он.

– Не думаю, а уверен в этом!

– И что бы я делал без тебя, Андрюша?! – и тут же быстро добавил: – Только не вздумай опять вспоминать про своего Кускова. Я говорю тебе это от чистого сердца.

– Я бы ответил тебе на это твоими же словами: «Пользуйся моей добротой, сударь, пока я жив», но не могу по известной тебе причине.

– Кто старое помянет… – И вдруг его глаза заблестели. – А ты, Андрюша, сам-то когда-нибудь садился на мель или вроде того во время плаваний твоих экспедиций? Только честно, как на духу.

Андрей Петрович, как бы оценивая психологическое состояние друга, посмотрел на него. «Стоит ли именно сейчас затрагивать столь важный вопрос или отложить до лучших времен? Но Фаддей, вроде бы, отошел, успокоился…» И он решился.

– Нет, не садился, но был близок к гораздо худшему, – и, видя нетерпение Фаддея Фаддеевича, продолжил: – Во время нашего перехода в Новую Зеландию, ночью, уже в южных тропиках за экватором, впередсмотрящий услышал прямо по курсу шум отдаленного прибоя, и рассыльный срочно доложил об этом мне и шкиперу. Выскочив в одних трусах на мостик, я успел положить судно в дрейф – между прочим, твоя школа, Фаддей! – и отдать якорь. А утром мы увидели огромные валы наката, разбивающиеся о коралловый риф. Так был открыт атолл, не указанный на карте.

– Вот ты уже успел и атолл открыть, – с грустью заметил капитан.

– Не унывай, Фаддей, откроешь и ты, и не один!

– Я верю тебе, Андрюша, ты – вещун…

Андрей Петрович усмехнулся и продолжил:

– А несчастья не случилось только потому, что еще в самом начале плавания я дал указание шкиперу, в общем-то опытному мореходу, в темное время суток идти с убавленным количеством парусов. Как мне показалось, тот посчитал меня не то, чтобы трусом, но слишком осторожным человеком, а, вернее, перестраховщиком. И только после этого случая он понял мою правоту, хотя открыто ни разу не сказал мне об этом. Шкипер просто не учел того обстоятельства, что мы, выполняя секретную миссию, прокладывали курс, избегая проторенных морских путей.

– Мы, молодые офицеры, да и не только молодые, не раз обсуждали случай, когда Лисянский на «Неве» во время нашего первого кругосветного плавания на переходе из Новоархангельска в Макао в Китае ночью на полном ходу выскочил на песчаный остров, не обозначенный на карте, – думал о чем-то о своем Фаддей Фаддеевич. – Попытки стащить шлюп с помощью верпа закончились неудачей. К тому же в открытом океане практически отсутствуют приливы, которые можно было бы использовать для этой цели. Это тебе, к примеру, не северо-восточные заливы Охотского моря, где, как ты мне рассказывал, они достигают тридцати футов (около десяти метров), а то и более. Поэтому Лисянский приказал выбросить за борт все, что плавает, предусмотрительно привязав ко всем этим предметам буйки. И, сосредоточив команду на корме, в течение почти суток посменно пытался сдернуть судно с острова шлюпками, измотав и себя, и команду. И, надо отдать ему должное, все-таки добился своего. А потом еще несколько часов собирал выброшенные за борт предметы, успевшие рассредоточиться за это время на значительное расстояние, – и тяжко вздохнул. – А теперь такие же пересуды ожидают и меня…

– Ожидают, – не стал отрицать Андрей Петрович, – но в том плане, что если бы, мол, не было этого недоразумения, то Беллинсгаузен, скорее всего, не открыл бы Южный материк.

– Как так?! – опешил Фаддей Фаддеевич.

– Да очень просто. Этот случай, по их мнению, научил его, то есть тебя, Фаддей, осторожности, и он не стал гнать шлюп по ночам и в плохую видимость под всеми парусами, забывая об опасностях ледовой обстановки, грозящих катастрофой для экспедиции, а заодно и о Лазареве, который на своем более тихоходном «Мирном» болтается за кормой «Востока», извини, как дерьмо в проруби, чтобы, не дай бог, не отстать от флагмана. Вот так-то, друг любезный. И ничего более…

Фаддей Фаддеевич молча уставился в одну точку, думая тяжелую думу, и вдруг схватился за колокольчик.

– Старшего офицера ко мне! Срочно! – приказал он появившемуся, как тень, вестовому.

В дверь осторожно постучали, и в каюту протиснулся встревоженный старший офицер.

– Вызывали, Фаддей Фаддеевич? – настороженно спросил он.

– Проходите, Иван Иванович. Я хотел бы поручить вам дать инструкции вахтенным офицерам, чтобы они в ночное время или в условиях плохой видимости вели шлюп с убавленным количеством парусов. От датских проливов до Портсмута мы пойдем раздельно с «Мирным», и это будет для них хорошей тренировкой. А после Портсмута Лазареву в этих условиях будет легче держать строй кильватера. Каково ваше мнение?

Андрей Петрович усмехнулся: «Молодец, Фаддей! Ишь как прикрыл свою осторожность, вдалбливаемую в него мной, заботой о Лазареве. Комар носа не подточит!»

– Безусловно вы правы, Фаддей Фаддеевич, и ваше указание будет исполнено.

Капитан пристально посмотрел на старшего офицера, улыбнулся и неожиданно предложил:

– А не желаете ли выпить, Иван Иванович, дабы снять напряжение сегодняшнего суматошного дня?

Старший офицер неопределенно переступал с ноги на ногу, несколько смущенно посматривая на Андрея Петровича.