Черные Клены

– К моему другу, у него под Курском есть дача. Он уже подготовился ко всему этому.

– До Курска ещё доехать надо. Поезда переполненные, билетов нигде нет, – допытывался Женя.

– Билеты на поезд уже у меня. Завтра в четыре часа отправляется.

Девочка слушала, руки её похолодели и дрожали. Светлана пыталась успокоить дочь и говорила, что всё это на время, и они скоро вернутся. Снежа поверила. Женя понял, что это навсегда.

Глава 4. Третий Рим

Лучи прохладного ноябрьского солнца осветили комнату. Снежа протёрла глаза и глубоко зевнула. С кухни доносились монотонный голос мамы и низкий иногда надрывистый голос Жени. Снежа, морщась, умылась холодной водой, и потом минуту грела лицо в махровом чуть прокисшем полотенце.

– Снежа, ты уже встала? – послышался мамин голос.

– Да, – отозвалась девочка и пошла на кухню.

Светлана взглянула на дочь воспалёнными глазами. На слегка опухшем от бессонной ночи лице не было привычной улыбки, лишь усталость и беспокойство. Она повернулась к столешнице и подала дочери тарелку, на которой лежал полупрозрачный сырный бутерброд.

– Транспорт не работает, поэтому до вокзала придётся идти пешком, – Светлана продолжила разговор с Женей. – Выходим заранее. Вы всё собрали?

– Да, – ответил Женя. – Всё, как ты просила.

– Мама, а можно взять Маришу? – спросила Снежа про куклу, которую ей подарила бабушка.

– Снежа, оставь её дома. Нам её некуда положить. Она нас встретит, когда мы вернёмся. Хорошо? – попыталась улыбнуться Светлана.

– Да и нечего тебе уже в куклы играть, десять лет уже, – пробубнил Женя.

– Ты не понимаешь, – Снежа начала жадно хватать прохладный воздух, – её бабушка подарила! Я… я не играю, это… – девочка махнула руками и убежала к себе в комнату.

– Ну чего ты опять начинаешь?

– Ничего, – проворчал Женя.

Впрочем, одной в комнате делать было нечего и Снежа вскоре вернулась назад, девочка села в уголке и недовольно надула губы.

Мама сказала, что они выходят в три часа дня. Времени было много и оно, как и бывает в таких случаях, тянулось очень долго. На улице не погулять, телевизор не работает, телефон разрядился. Снежа открыла учебник по истории, но читать не могла. Слова проскакивали мимо, все мысли занимала поездка куда-то далеко.

– Ну всё, выходим, – сказала Светлана. – Всё выключили?

Женя кивнул, потом ещё раз забежал в ванную и проверил краны.

– Посидим на дорожку, – тихо сказала мать.

Они присели на стулья и через полминуты встали. Неизвестно, откуда пошла эта традиция и каков был её первоначальный смысл: суеверие, время помолиться перед долгой дорогой или просто время для того, чтобы ещё раз вспомнить всё ли взяли, но в семье Фоминых всегда сидели «на дорожку», и происшествия всегда обходили их стороной.

Светлана повернула ключ в замке, надела рюкзак, звякнув консервными банками, и вышла на пропахшую сыростью лестницу. Снежа оглянулась и молча уставилась на пустую квартиру. Она хотела запомнить её, до малейших деталей, каждый поворот, каждую дверь…

– Идём! – буркнул Женя.

Втроём они вышли из подъезда на Красноказарменную улицу. Ещё летом здесь визжали автомобили, спешили на работу люди, и ползли по рельсам трамваи. Сейчас лишь изредка появлялись злые, утратившие человеческий облик лица. Каркасы разграбленных машин ржавели под холодными ноябрьскими дождями, разбитые фонари торчали из земли, обрывки проводов похлёстывали на ветру.

Небо заволокло серыми тучами, и с наступлением вечера оно становилось всё мрачнее и тяжелее.

– Держитесь вместе, – сказала Светлана. – Женя, возьми Снежу за руку.

Женя крепко сжал руку сестры и потянул за собой.

У Яузы подул холодный ветер. Вдали послышались человеческие крики и гул толпы. Светлана с детьми прошли мимо обветшалой усадьбы и остановились перед тоннелем под железной дорогой. Проход был забит людьми. Серые спины пытались продвинуться внутрь, но каждый раз что-то невидимое и могучее выталкивало их назад.

Из города бежали все. Первыми исчезли богатые. Они уехали на свои дачи сразу после заседания правительства и патриотической речи президента. Потом и сам президент с министрами под покровом ночи перебрался в убежище. Теперь пришла очередь людей средней руки. Они нагружали скарбом автомобили и стояли в многокилометровых пробках на выездах из города. Кому-то повезло достать билет на поезд, а кто-то и вовсе собирал узелок и пешком отправлялся, куда глаза глядят.

Поезда ходили редко. Машинисты бросали работу, иногда они останавливали составы прямо в поле и уходили. Диспетчеры покидали свои посты и бежали подальше от умирающих городов.

– Через тоннель не пройти, задавят, – сказала Светлана. – Пойдём в обход – через мост, а потом по Садовому. До отправления не так много времени, поэтому давайте быстрее.

Светлана Фомина двинулась назад по улице, Женя побежал за ней и почти поволок за собою сестру. Снежа не успевала, пыталась сопротивляться, но холодная рука Жени крепко сжимала её руку, и девочка бежала изо всех сил.

Семья вышла на Садовое кольцо и направились к вокзалу. Но и с другой стороны толпились горожане. Хмурые лица облепили все подходы к станции. Люди гудели. Иногда слышались крики или даже разумные предложения, но толпа их не слышала, тупые глаза неотрывно следили за входом в вокзал.

Чем ближе семья подходила, тем страшнее становилось. Все чувствовали, как некая страшная сила проникала внутрь, разум становился мутнее, сердце сжимала невидимая рука чего-то дикого и необузданного.

– Давайте потихоньку пройдём с краю, – сказала Светлана.

Со всех сторон кричали люди. Женя с каждым возгласом из толпы сжимал руку сестры ещё сильнее. Вдруг она дёрнулась, Женя резко обернулся и посмотрел испуганными глазами на сестру. Снежа указала на руку, и он слегка разжал её. В это время Светлана ушла немного вперёд. По толпе прокатилась волна. Людей отшатнуло назад. На Светлану навалился лысый мужчина в чёрной куртке. Она попыталась устоять на ногах, но упала на руку. Из рюкзака со звоном выкатились банки с консервами.

Как хищники, которые почуяли запах крови, соседние люди, а потом и все вокруг уставились на неё жадными, налитыми гневом глазами.

– У неё жратва! – закричал какой-то бородатый мужик.

– Она моя! – прокряхтел козлиным голосом старик.

Все бросились на Светлану. Мгновенно край толпы стал её центром. Мужчины и женщины, полумёртвые старики и крепкие подростки рвали в клочья рюкзак. Светлана пыталась встать, но наваливающаяся масса людей, каждый раз давила её к земле.

– Мама! – закричал Женя и побежал к ней.

Он пытался прорваться через живую стену, но не мог.

– Нет! – кричал он. – Идите на хрен уроды! – Мама, мама!

Рюкзак отбросило в сторону, и лавина людей двинулась вслед за ним. Она топтала всех, кто не смог подняться. Завязалась драка. Визги, крики, раскаты суровых мужских голосов. Всё смешалось тогда перед глазами Снежи. Она стояла и, не моргая, смотрела на это многорукое и многоголовое чудовище, пожирающее её маму. Время останавливалось. Крики становились тише. В ушах пульсировала кровь. Сердце окаменело и громко стучало. Снежа смотрела на толпу и не могла двинуться с места. Неожиданно её кто-то взял за руку и потянул в сторону. К брату сзади подбежал пожилой мужчина в кепке, взял его со спины и потащил назад. Женя вырывался, крутился, но мужчина оказался сильнее и вытащил его из бушующей массы озверевших людей. Он выволок Женю к стене торгового центра, там было посвободнее. Женя не мог больше стоять. Парень упал на колени и уставился на то место, где лежала мама. Из воспалённых глаз лились слёзы, пальцы вгрызались в стылый асфальт, но броситься в толпу не было сил, ноги окаменели.

Снежа очнулась и посмотрела на женщину, которая держала её руку. Седые густые волосы, скреплённые заколкой, неглубокие морщины на лице, карие глаза внимательно смотрели на девочку.

– Девочка, как тебя зовут? – спросила она.

Снежа тупо смотрела на неё.

– Меня зовут Любовь Анатольевна, но ты зови меня тётя Люба. А это, – она указала на мужчину, стоявшего рядом с Женей, – Роман Петрович, дядя Рома.