– А она тебя?
– И она меня… Хотите расскажу про один случай?
Дед Аким поджидает согласия Горки. Тот кивает.
– Возвращался я как-то в город лютой зимою из одной деревни, где гостевал у друзей и, конечно, не удержался от того, чтобы не погреть душу известным зельем, разумеется, в меру. Дорога шла через тайгу, где нет никаких постов милицейских под названием ГАИ. Еду себе не торопясь в полной темноте, гляжу на дорогу в свете фар, как бы чего не прозевать. И вдруг мотор глохнет. Жму, жму на стартер – бесполезно! Чувствую, подсажу заряд в аккумуляторе – и тогда всё, не запустить двигатель. Взял электрический фонарик. Открыл капот. Все связи топливные и электропроводные проверил. Порядок! А мотор не заводится. Что делать? До города ещё оставалось километров двадцать. А уже начинало слегка вьюжить: не дойдёшь – замёрзнешь! Сижу за рулём со всё усиливающимся страхом, ведь и в автомобиле можно замёрзнуть без обогрева. И вдруг меня осеняет. Вышел из машины. Встал на колени. Обнял капот. «Голубушка моя, Волга, – говорю, – ты же знаешь, как я тебя люблю! Что я сделал такого, что ты рассердилась на меня? Наверное, за руль нетрезвым сел? Впервые это. Прости меня. Клянусь, что это никогда не повторится!» – и в капот её целую. Потом быстрёхонько – на водительское сиденье. Ногой на стартер. Взревел мотор. И приехал я домой живой и здоровый. Как в сказке!
Идут они по тропе, проторенной множеством ног ягодников, грибников и просто проводящих досуг людей. Дед Аким выбрал её специально, чтобы не натруждать ни свои, ни Горкины ноги при ходьбе напрямик, перешагивая через поваленные деревья, обходя ямы, пни, бугорки, камни и продираясь сквозь густые заросли ерника и багульника. Дед Аким иногда срывает какое-нибудь растение на ходу и, как и баба Лина, коротко характеризует его.
Вот подаёт Горке венчик какого-то цветка.
– Разотрите в ладонях и понюхайте.
Горка морщит нос: запах сухой, острый и приятный.
– Это чабрец, а в народе его называют богородской травой, так как в день Успения Богородицы им украшали иконы Божьей Матери.
На каменистых россыпях взгорки в распластанном на ней зелёном ковре краснеют ягоды, похожие на бусинки. Дед Аким срывает одну кисточку.
– Попробуйте, Егор Данилович, брусничку. Она ещё не до конца созрела, подойдёт только в сентябре, но употреблять можно.
Мучительная гримаса передёргивает лицо Горки.
– Уф, кислятина!
– Полезная, надо сказать, витамин С.
Многое из мира тайги Горка видел и ранее на картинках русских художников, иллюстрирующих разные народные сказки, но никогда не испытывал такого волнения. За каждым деревом, кустом, а особенно в густых зарослях, пряталась какая-то тайна. Казалось, вот-вот появятся Баба-яга, с суковатой палкой, низкорослый старичок Лесовик в широкополой соломенной шляпе, Леший с корзиной на спине или огромный, как лошадь, сказочный Серый волк.
Какая-то махонькая птичка следует за путниками, перелетая с дерева на дерево.
Горка засматривается на неё, проглядывает на тропе большую лужу и вбухивается в неё ногами. Из-под них выпрыгивает что-то зелёное и живое.
– Ой! – пугается Горка.
– Ай, ай! – упрекает его дед Аким, – чуть лягушку не раздавили.
Горка уже знает – сейчас последует наставление, но он уже привык – это наука жизни, богатство опыта. И не ошибается.
– Вот идёте вы, Егор Данилович, по тайге или полю, да просто по дороге – смотри?те под ноги. А если надо осмотреться, то остановитесь. Плывёте по реке – в глубины её поглядывайте. В воде, земле, траве, даже в обычной дорожной грязи существует жизнь, таинственная и удивительная. Только мы её в хлопотах насущных не замечаем, и сами себя обкрадываем: сердце своё, душу, здоровье. Ведь природа нам даёт великую радость и божественное просветление. Она никогда не утомляет ни глаз, ни ухо, ни сердце. А почему? Потому что бесконечно прекрасна. А красота – есть главное условие жизни.
Слой тонких белых облаков почти касается вершин деревьев. Сквозь них просвечивает солнце. Воздух прижат к земле, оттого тепло и тихо. Тайга дышит запахами влажной прели. Несмотря на то, что рюкзачок ощутимо оттягивает плечи, идёт Горка легко и убористо. Тропа выходит на поляну, которую пересекает ручей с чистой и прозрачной водой. Обычно отдыхающий люд свою таёжную вылазку здесь и заканчивает: разводит костры, организует пирушки, разные игры.
– Утомились? – учтиво спрашивает дед Аким, освобождаясь от своего вещмешка и помогая Горке снять рюкзак.
– Есть малость.
– Дальше не пойдём. Как-нибудь в другой раз. Все красоты и тайны – в таёжной глубинке. Здесь они одёрганы и разломаны.
Дед Аким со вздохом оглядывает поляну, на которой там и сям разбросаны бумага, консервные банки и полиэтиленовые пакеты.
– Давайте-ка, Егор Данилович, приберёмся поначалу. Когда я вижу такую картину, то кажется, что у меня грязные спина и шея.
Минут двадцать дед Аким и Горка собирают мусор, трамбуют его, пакуют в вещмешок деда.
– Хорошо, что ручей ещё чист. Он живой, подвижный, вот и самоочищается.
Дед Аким встаёт на колени, припадкой пьёт воду, плещет её ладонями на своё лицо. Горка повторяет всё за дедом Акимом. А Лаки полностью погружается в ручей, потом выпрыгивает из него, отряхивается. Веер брызг обрушивается на хозяина.
– Окстись! Шаловливый!
Дед Аким идёт за ручей в глубину тайги и возвращается с охапкой сосновых сучьев. Быстро разводит костёр. В образовавшиеся первые угли высыпает десяток средних картофельных клубней. Пока они пекутся, все молчат, глядят в огонь. Потом дед Аким выгребает клубни толстой сосновой веткой.
Дивный, неведомый ранее запах щекочет ноздри Горки.
– Рахат-лукум, – щурится дед Аким, снимая кожицу с картофелины, – так называется тюркское кулинарное изделие, но я этими словами именую вообще любое хорошее кушанье. А уж печёный картофель!
Первую дед Аким даёт Лаки. Это его любимое лакомство. Горка ест и понимает, что теперь оно станет таковым и для него. Не зря же поётся в детской песне: «Тот не знает наслажденья, кто картошку не едал».
Потом они пьют чай из термоса, прихваченного дедом Акимом, с печеньем и конфетами. Какое-то время сидят под деревом, молча, закрыв глаза и думая каждый о своём. Но вдруг откуда-то появляются комары. Горка хлопает ладошкой себя, то по лбу, то по шее, то по щеке.
– Ну, кусаки! Ну, чудо природы!
– Правильно, Егор Данилович, – защищает дед Аким назойливых насекомых, чудо и есть, – а сам машет руками, отбивается. – Как-нибудь я вам расскажу о них более подробно. А сейчас – коротко. Комара можно назвать земноводным насекомым: свою молодость он проводит в воде, а зрелость – в воздухе. Разве это не чудо, а? Вот, возьмём тех же назойливых домашних мух, которых мы шлёпаем чем попадя и всячески стараемся извести. А ведь и муха – чудо природы. Быстрота и манёвренность её полёта не укладывается ни в какие законы аэродинамики. Какова невероятная мобильность, эти кульбиты и изменения пути, мёртвые петли. Муха – лучший в мире летун, совершеннейшее творение природы и эволюционного развития на протяжении миллионов лет.
После таких разговоров с дедом Акимом Горке делается немного не по себе. Как-то и ветку на кусте сломить неловко, и на козявку на дороге наступить случайно, и комара на лбу шлёпнуть, да и на разные бытовые мелочи приходится обращать внимание – не обидеть бы.
Выговорившись, дед Аким надолго замолкает. Исчезают и комары, словно устыдившись после такого хвалебного отзыва того, что кусали деда и Горку.
Облака над тайгой темнеют. В них тонут солнечные лучи.
– Пожалуй, пора нам, Егор Данилович, возвращаться домой.
Дед Аким поднимается на ноги и звучно потягивается.
– В XVI веке на Руси жил митрополит Даниил. Митрополит – это такой титул в русской православной церкви. Ну, словом, священник. В одном из своих откровений он писал: «И аща хошеши прохладится (то есть «отдохнуть от работы»), изыди на предверие храмина твоя (то есть «твоего дома») и виждь небо, солнце, луну, звёзды, облака, ови высоци, ови же нижайше, и в сих прохлажайся».
– Деда Аким, – морщит лоб Горка, – как ты запоминаешь такие непонятные слова. Зачем?
– Красота в них, мой юный друг, красота. Всё в жизни идёт от красок мира: его звуков, запахов, блеска вод, движения облаков, разных картин природы… А запоминать совсем не трудно при одном условии – чтобы хотелось запомнить.
Вернувшись домой, Горка отказывается от ужина и укладывается в постель. Пожалуй, впервые за прожитые годы он спит так крепко и безмятежно.
Уроки французского
Нежданная радость: приходит посылка из Франции от мамы Горки. В ней – шикарный военный бинокль, учебник французского для детей «Zigzag» и небольшое письмо бабе Лине: «Алина Агаповна, пусть сынок на первых порах просто слушает записи, запоминает музыку языка, общие фразы бытового общения. Ведь даже дети, которые до школьного возраста не умеют читать и писать, прекрасно разговаривают. А вы ему поможете. В студенческие годы вы же изучали французский и мне потом помогли».
– О-о-о, – вздыхает баба Лина, – когда это было… Ну что же, надо поднапрячь память.