И плеск чужой воды… Русские поэты и писатели вне России. Книга вторая. Уехавшие, оставшиеся и вернувшиеся

И плеск чужой воды… Русские поэты и писатели вне России. Книга вторая. Уехавшие, оставшиеся и вернувшиеся
Юрий Николаевич Безелянский

Русские поэты и писатели вне России #2
Продолжение книги «Отечество. Дым. Эмиграция» о судьбе русских поэтов и писателей после революции 1917 года. О тех, кто уехал, кто вернулся и кто остался, став советским литератором. Удивительные судьбы Бориса Савинкова, Василия Шульгина, Ахматовой, Мандельштама, Пастернака, Алексея Толстого, князя Святополка-Мирского и многих-многих других. Почти детективные и трагические страницы. Депортации, побеги, аресты, ссылки, ГУЛАГ, жесткая критика и Сталинские премии…

Книга носит универсальный характер: это и библиографический справочник, и жизнеописание, и комментарии к судьбе. При подготовке использовались документы, материалы из прессы, мемуары, письма, стихи, воспоминания. И в тексте как бы сливаются два потока: история СССР и история советской литературы. Героический труд, пафос, пропагандистская ложь, нелегкая жизнь народа. И особо выделяется тема «Художник и Власть». Творческая жизнь интеллигенции в 20–50-х годах.

Книга рассчитана на любознательных читателей, которые хотят знать, КАК ЭТО БЫЛО.

Юрий Безелянский

И плеск чужой воды… Русские поэты и писатели вне России. Книга вторая: уехавшие, оставшиеся и вернувшиеся

Введение в книгу и объяснение с читателем

Мы – кто сгинул, кто выжил.
Мы – кто в гору, кто с горки.
Мы – в Москве и Париже,
В Тель-Авиве, Нью-Йорке.
Мы – кто пестовал веру
В то, что миру мы светим,
Мы – кто делал карьеру
И кто брезговал этим.
Кто, страдая от скуки
И от лжи, – все ж был к месту,
Уходя то в науки,
То в стихи, то в протесты…

    Наум Коржавин. Письма причастности (1981–1982)

Ты, страна моя, радость и горе…

    Александр Кушнер («Новый мир», 1, 2008)

Немного о себе, горемычном. Я родился в 1932 году, и, соответственно, я – советский человек, жил в СССР, учился в советской школе и в советском вузе, читал советские газеты, слушал советское радио, служил в советских учреждениях, ходил на октябрьские демонстрации, нес однажды даже портрет какого-то члена Политбюро…

Пионером не был, но в комсомоле побывал, ну и в рядах партии (что поделать? Надо было лезть по служебной лестнице). Поначалу был, как и все, пропитан советской идеологией, как пропитан ромом бисквит у хорошей хозяйки. И почти не сомневался, что «Великая Октябрьская социалистическая революция впервые в истории человечества свергла господство эксплуататоров и установила диктатуру пролетариата, создала новый тип государства – советское социалистическое государство – высшую форму демократии…» (БСЭ, 1953).

Государство каждому пыталось вбить в голову мифы и легенды о советском обществе – о его рождении, создании и процветании, а параллельно втемяшивало в головы, что мы окружены со всех сторон враждебными странами и надо непременно бороться с «врагами народа». Такая вот немудрящая идеологема.

Но это не все. Характерный штрих. В 1952-м был подписан к печати 16-й том БСЭ – до сих пор помню! – в статье «Живопись» утверждалось, что импрессионизм – развлекательная живопись, уводит от прогрессивных социальных задач. И что «главная тема советской живописи – жизнь и деятельность вождей советского народа Ленина и Сталина и их ближайших соратников, героическая история родины, победы советской армии и флота, счастливая жизнь и культурный рост советских людей, дружба народов СССР и борьба за мир и светлое будущее…»

От таких утверждений и установок хочется рыдать от счастья, недаром Маяковский свидетельствовал в стихах, что «радость прет» и что «жизнь прекрасна и удивительна», и выражал уверенность, что «год от года расти нашей бодрости».

Грандиозная лапша на уши! Бодрости выше крыши. И что удивительно сегодня: большинство советских людей в ЭТО верило!..

Не имею права говорить за весь советский народ, но мое личное прозрение и понимание, что к чему, пришло с возрастом и опытом, а также с чтением разных аналитических книг и со знакомством с историческими документами. И, конечно, во многом научился разбираться, когда работал пропагандистом на Иновещании Московского радио и знакомился с материалами под грифом «Для служебного пользования». И в 70-х годах мне все яснее становилось, «кто из ху», где яркая пропагандистская упаковка, а где скрыта истинная правда, мотивы и цели. Где лапша и где соль…

С 1992 года я вел исторические колонки в различных газетах и журналах. Потом вышли книги: «От Рюрика до Ельцина. Хроника российской истории» (1994), «5-й пункт, или Коктейль “Россия”» (2000), «Огненный век. Российская панорама XX века» (2001). На историческом фоне российской жизни написаны все книги из серии мини-ЖЗЛ, литературные портреты «99 имен Серебряного века» (2007), «Опасная профессия: писатель» (2013) и другие.

И вот новая подтема: ЭМИГРАЦИЯ. Власть, как на Руси, в Российской империи, так и при советской власти и после развала СССР, всегда негативно относилась к тем, кто покинул родину и уехал на Запад. Определения были разные: беглецы, эмигранты, беженцы, изменники, предатели, белогвардейцы и т. д.

А кто был первым среди бежавших? Русский князь Андрей Михайлович Курбский (1528–1583). В Энциклопедическом словаре (1954) Андрей Курбский представлен как «крупный боярин», который в 1564 году изменил родине и бежал в Литву. Идеолог реакционной феодальной знати. Вел полемическую переписку с Иваном IV.

Андрей Курбский – первый перебежчик, беглец, диссидент, инакомыслящий. А дальше пошли и поехали: Герцен с «Колоколом» и Бакунин на революционных баррикадах.

Литератор, мыслитель и революционер Александр Герцен покинул Россию в 35 лет. Прожил на Западе 22 года, но так и не прижился там, оставаясь душой и мыслями в России, которую любил и вместе с тем резко критиковал, разумеется, не саму Россию, а режим самовластья:

«Россия могла быть спасена путем развития общинных учреждений или установлением самодержавной власти одного лица. События сложились в пользу самодержавия. Россия была спасена: она стала сильной, великой – но какой ценой? Это самая несчастная, самая порабощенная из стран земного шара; Москва спасла Россию, задушив все, что было свободного в русской жизни…» («О развитии революционных идей в России». 1850).

…Когда я задумал книгу об эмиграции – русские поэты и писатели вне России, – мне казалось, что можно уложиться в один толстенький том. Но книга «Отечество. Дым. Эмиграция» о первой послереволюционной волне эмиграции – от Ивана Бунина до Ивана Елагина – едва уместилась на 400 с чем-то страницах, да и то с неполным списком имен. А была еще вторая. Послевоенная волна эмиграции из так называемых перемещенных лиц. А затем третья волна, начиная с 60-70-х годов. Особняком стоят Троцкий, Раскольников, Солоневич… Всех и не перечислишь. Кто сбежал тайком, кто просто был вынужден уехать, опасаясь ареста и преследований, кто задыхался в душных объятиях советской системы, кто уехал по национальной причине – евреи из-за неприятия антисемитизма. Все эти группы уехавших вошли во вторую книгу об эмиграции – «И плеск чужой воды…».

Но книга не только о тех, кто уехал из СССР и новой России, но и о тех, кто не захотел расстаться с отчим домом, хотя имел возможность покинуть его, – Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Исаак Бабель, Борис Пастернак и многие другие. Представлены и возвращенцы, те, кто сначала покинул страну, а потом вернулся, – Максим Горький, Андрей Белый, Алексей Толстой, Святополк-Мирский, Вертинский и т. д. Специальная глава «Туда-сюда-обратно» посвящена счастливчикам, которым было дозволено в советские времена посещать Запад. Упомянуты и те, кто боролся за свободу, за права человека и в этой борьбе «пал смертью храбрых» – в тюрьме, лагере, психушке…

Короче, горькая и печальная книга, как и история нашей великой и несчастной для отдельных граждан страны. Вполне допускаю, что кто-то сразу ее отложит, зачем печалиться, когда можно радоваться жизни, фоткаться на память и лайкать в сетях. Ничего не навязываю. Каждому – свое. А автору книги близка историческая память, и он, то бишь я, прислушивается к плеску чужой воды и бережно листает книгу судеб многих замечательных людей, у которых не сложились отношения с родиной, нет, скажем точнее: с режимом и властью.

И с чего начать книгу? С маленькой исторической панорамы…

3-10 июля 2016 года

1900–1909

Двадцатый век… еще бездонней,
Еще страшнее жизни мгла…

    Александр Блок

XIX век почил в бозе. Вступил в свои права век XX. Железный. Жестокий. Жаркий. Пламенный по накалу и ураганный по событиям. Политическая жизнь России закипела. 11 (24) декабря 1900 года в Лейпциге вышел первый номер газеты «Искра», выражающей взгляды группы революционеров: Ленин, Мартов, Потресов, Плеханов, Аксельрод, Засулич. Кто знал тогда, что из «Искры» возгорится пламя и в огне погибнет старая Россия? В мае 1901 года в Петербурге произошла первая стычка рабочих Обуховского завода с полицией и солдатами. Демонстранты несли транспарант с лозунгом «Долой самодержавие».

В том же 1901 году была организована партия социалистов-революционеров (эсеров), которая для достижения своих целей провозгласила террор – «путем террора вызвать подъем духа в обществе». «Боевую организацию» эсеров сначала возглавлял Гершуни, потом Азеф, знаменитый провокатор, антигерой начала XX века. В феврале 1901-го убит министр просвещения Боголепов. Потом последовала череда убийств высших правительственных чиновников: Сипягина, Плеве, московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Российское общество расколото: одни сочувствовали революционерам, другие ужасались пролитой крови.

В первые годы десятилетия экономику России лихорадило. А тут еще неурожай, аграрные волнения, кризис в промышленности. Нарастает забастовочное движение: в октябре 1905-го в России бастовало полтора миллиона человек.

1905-й был особенно трудным. На арене – еще один провокатор, Георгий Гапон, предложивший план мирного шествия рабочих к царю с просьбой об удовлетворении их нужд. В ответ – выстрелы. Эхо «кровавого воскресенья» отозвалось по всей империи. В мае 1905-го в Иваново был образован первый Совет, который продержался 65 дней. В декабре грянуло вооруженное восстание в Москве. Уличные бои прошли в районе Пресни («Булыжник – оружие пролетариата»).

22 апреля (10 мая) 1906 года открылась 1-я Дума. Она просуществовала всего 73 дня, оказалась неудобной и даже буйной. Юмористы изощрялись:

Как на рубище заплаты,
Вдруг явились две палаты.
Торжествуй же, храбрый росс!
Только вот один вопрос:
Будет ли ума палата?
Это, кажется, сверх штата…

В начале XX века крутилась кадровая карусель. На посту председателя Совета министров Витте поменяли на Горемыкина, а того – на Столыпина. Казалось бы, граф Сергей Витте много сделал для России (стабилизировал рубль, реорганизовал промышленность и сельское хозяйство, во многом предвосхитил реформы Столыпина), но, увы, в России не любят реформаторов, и Витте убрали. Свою деятельность на посту премьера Петру Столыпину пришлось начать не с реформ, а с военно-полевых судов, а уж затем проводить свои земельные новшества.

В начале века окончательно оформилось черносотенство. В апреле 1903 года последовали еврейские погромы в Кишиневе, затем в Одессе. Дымок вандализма потянулся над Россией. Стали грабить и сжигать помещичьи усадьбы. Под давлением обстоятельств Николай II принимает в 1905 году указ «Об усовершенствовании государственного порядка», в котором обещает народу «незыблемые основы гражданской свободы». Как ни странно, Манифест 17 октября еще больше всколыхнул российское общество, брожение в нем пошло еще сильнее. «…И вот пришла вожделенная пора, конституция… Простолюдин-революционер… голодал до 17 октября, но, увы, и после 17 октября будет голодать…» – писал Василий Розанов.

Все негодовали, спорили, возмущались. Один лишь император был спокойным. В дневнике 28 октября 1905 года Николай II записывал: «Стоял тихий хороший день, к вечеру вышло солнце и стало подмораживать. Докладов не было…»