И плеск чужой воды… Русские поэты и писатели вне России. Книга вторая. Уехавшие, оставшиеся и вернувшиеся

Почти 22 года Керенский прожил в Европе, в основном во Франции, до прихода немцев в Париж. Эмигрантские круги не особо жаловали Александра Федоровича: его ругали и правые, и левые, считали виновником краха России. Сам он вновь и вновь возвращался к событиям прошлого и, отвечая на вопрос, почему люди поверили большевикам, а не демократическому правительству, говорил так: «Есть высшая форма лжи, которая уже одной своей чрезмерностью импонирует людям, независимо от их интеллектуального уровня. Есть некий психологический закон, согласно которому чем чудовищнее ложь, тем охотнее ей верят. Именно в расчете на этот изъян человеческий души и строил Ленин свою стратегию захвата власти». Знакомясь с советскими учебниками по истории, Керенский неизменно возмущался: «Октябрь есть, а Февраля нет!.. Выскребли память… Насильно…»

В эмиграции Керенский организовал «Лигу борьбы за народную свободу», но потом свой реваншистский пыл поумерил. Работал в эсеровской газете «Дни», с ним там познакомилась Нина Берберова, которая о своем многолетнем знакомстве с бывшим премьером рассказала в мемуарах «Курсив мой». Керенский диктовал свои передовые статьи громким голосом на всю редакцию. Они иногда выходили у него стихами.

«Я вглядываюсь в него, – пишет Берберова, – знакомое по портретам лицо… Позже бобрик на голове и за сорок лет, как его знала, не поредел, только стал серым, а потом – серебряным. Бобрик и голос остались с ним до конца. Щеки повисли, спина гнулась, почерк из скверного стал совсем неразборчивым… Он всегда казался мне человеком малой воли, но огромного хотения, слабой способности убеждения и безумного упрямства, большой самоуверенности и небольшого интеллекта. Я допускаю, что и самоуверенность, и упрямство наросли на нем с годами, что он умышленно культивировал их, защищаясь. Такой человек, как он, то есть в полном смысле убитый 1917 годом, должен был нарастить на себе панцирь, чтобы дальше жить: панцирь, клюв, когти…

Я видела, как он стареет, как слепнет. Но он либо заявлял, что погибнет очень скоро в авиационной катастрофе, либо сердито говорил, что никогда не будет инвалидом, никогда не выживет из ума, “хотя вы, кажется, думаете, что я уже выжил!”»

Нет, Керенский сохранил ясность ума. И много работал над своими воспоминаниями. В первом варианте они именовались «Моя Россия, моя борьба». Потом возникло другое – «Моя работа для моей России» – и, наконец, окончательное – «Россия и поворотный момент истории». Над ними он работал до последних дней.

В 1940 году Керенский переехал в США. Преподавал в Нью-Йоркском и Стенфордском университетах. В апреле 1970 года он приехал в Лондон по приглашению Британской радиокомпании. Комментируя шумиху, поднятую в мире в связи со 100-летним юбилеем Ленина, он с грустью сказал, что в истории России и помимо Ульянова было немало значительных имен, заслуживающих всяческого уважения. Незадолго до смерти Керенский писал: «Удивительно. Никого нет вокруг. Ни Краснова – его казнили в 47-м году… ни этого Дыбенко-матросика. Ни Корнилова, ни Черчилля, ни Ленина, ни Сталина… Я один остался на всем белом свете… Что это – миссия? Или наказание? Наказание долголетием и всезнанием. Я знаю то, что уже никто знать не может».

Он действительно пережил всех своих знаменитых современников и действительно многое знал (опять же не забудем, что он был масоном) и свои тайны (тайные расклады между великими державами) унес с собой в могилу.

Александр Федорович Керенский умер 11 июня 1970 года на 90-м году жизни. Скончался в Нью-Йорке, а захоронен в Лондоне – в городе, откуда некогда прозвучало первое «вольное» русское слово другого Александра – Герцена.

Уместно вспомнить слова Керенского, сказанные им в одном из интервью в 1953 году: «Вся русская история, начиная с конца XIX века, – это борьба за свободу, за достойную человеческую жизнь. Это не имеет ничего общего с идеями диктатуры. Мы явились первыми жертвами тоталитаризма, который завоевал почти всю Европу. С каким лозунгом Ленин победил в 1917 году? Он никогда не говорил в России, что хочет установить мировую диктатуру пролетариата. Поднимите старые газеты, журналы, выступления Ленина, Троцкого, Сталина. Они говорили, что только большевики гарантируют народу землю, Учредительный съезд и абсолютную свободу, а в результате?..»

«А в результате?» – повторим мы и сегодня.

Керенский и женщины

Конечно, такого пылкого и велеречивого человека, как Керенский, любили многие женщины. Но он был женат на Ольге Барановской – внучке знаменитого синолога Василия Васильева и правнучке ректора Казанского университета Ивана Симонова. Ольга Львовна родила Керенскому двух сыновей Олега и Глеба (в дальнейшем Олег Керенский сделал успешную карьеру инженера-мостовика и носил почетный титул командора Британской империи). Отношения в семье к 1917 году разладились, к тому же быть женой кумира толпы совсем не просто. По Петрограду курсировали слухи, что у Керенского бездна возлюбленных. Слухи слухами, а у Керенского действительно был роман с двоюродной сестрой жены – Еленой Бирюковой. По крайней мере, в записных книжках Зинаиды Гиппиус есть такая запись: «Стыдно сказать, – нельзя умолчать: прежде во дворцах жили все-таки воспитанные люди. Даже присяжный поверенный Керенский не удержался в пределах такта, кладя свою Елену на неостывшие подушки царей в Зимнем дворце (и зачем его туда черт понес?..)». И еще запись от 14 августа 17-го о Елене, «которая теперь лежит на всех диванах Зимнего дворца».

Но когда грянула октябрьская гроза над головой Керенского, ему уже было не до Елены и не до жены. Он, как говорится, ушел из дома, не попрощавшись. Супруга Ольга осталась с двумя мальчиками в бушующем Петрограде практически без средств к существованию, и пришлось продавать папиросы на улицах, о чем с радостью сообщила одна из большевистских газет весною 1918 года:

Сам Керенский за границей,
Там, где царские отбросы,
А жена его в столице
Набивает папиросы.

Несмотря на все огромные трудности, Ольга Львовна выстояла, а потом вынуждена была бежать из России, подальше от назойливых плакатов «Мы превратим весь мир в цветущий сад», от голода, холода, от ЧК и расстрелов. В Англии она работала машинисткой. Впоследствии она написала мемуары, которые в России так и не увидели свет. Ну а Керенский предпочел не видеться с женой и сыновьями (а может быть, они тоже не хотели?).

В 30-е годы Керенский был женат на австралийке Терезе Нелль. Вообще он любил женщин, и они его часто выручали. Он частенько с гордостью говорил Берберовой: «Выручила одна знакомая дама». Но с годами заботливых дам становилось все меньше, и уделом стареющего Керенского было одиночество.

Всё кардинально изменилось в 1953 году, когда появилась Элен (Елена Петровна Иванова-Пауэрс), русская женщина, родившаяся в Маньчжурии и получившая образование в Америке. Она когда-то прочитала «Дневник Марии Башкирцевой» и заболела Россией. Узнав, что Гуверовский университет в Стенфорде ищет секретаря-переводчика для самого Керенского (она-то думала, что он давно умер), Элен выиграла конкурс и стала приближенной к Александру Федоровичу. Красивая и умная женщина бальзаковского возраста влюбилась в Керенского, невзирая на его возраст. Сначала были диктовки, а потом любовь. Она нашла его брошенным и неухоженным человеком, окружила заботой, вниманием, лаской. Это был настоящий подарок судьбы.

Эпилог

Снова вернемся к исторической связке Ленин – Керенский. Как только не называл Ленин Керенского – и «мелкий буржуа», и «бонапартист», и «министр революционной театральности». Владимир Ильич был горазд на моральные и политические оплеухи. Керенский оказался более сдержанным человеком. Лишь однажды, в эмиграции, он резко отреагировал в каком-то разговоре: «Вы мне об Ульянове ничего не говорите!»

Сто лет прошло после февральско-октябрьских вихрей в России. Выросло несколько поколений россиян. История

России была не раз переписана – и что, как говорится, в сухом остатке? Кто и что знает сегодня об Александре Керенском? Одна женщина сказала примечательную фразу: «Я в то время не жила и ничего о нем не знаю». Школьники оказались более прыткими. Один заявил: «Керенский – это что-то из военной истории. Кажется, во время войны с немцами был такой генерал. Он еще Сталинградскую битву выиграл». Другой школьник, пятиклассник, поморщил лоб: «По-моему, актер такой был. Я недавно смотрел фильм про революцию, так он в нем Ленина играл».

Как написала одна газета (рассекретим – «МК», 14 июля 2016 года) – «Здравствуй, племя тупое, незнакомое!»

* * *

Писателей и поэтов нынешнее поколение еще помнит, не всех, а кое-кого, а вот политических и общественных деятелей старой России – почти никого. Сбежали из России и были вычеркнуты из истории. Это несправедливо. Все они по-своему любили Россию, боролись за нее и оставили воспоминания о ней (стало быть, почти писатели – мемуаристы). Они все были политическими оппонентами и противниками большевиков, и им всем грозила смерть в застенках ЧК. Они и покинули советскую Россию, а им вослед понеслась брань, хула, презрение и популярное в те годы словечко «белогвардейцы».

Бабушка русской революции

Если нынешняя молодежь в своей подавляющей массе не знает, кто такой Керенский, то Брешко-Брешковскую – и подавно. А она, между прочим, вошла в русскую историю как «бабушка русской революции», и грех о ней не вспомнить, тем более что ей пришлось эмигрировать вскоре после Октября.

Брешко-Брешковская Екатерина Константиновна (урожденная Вериго, 1844, село Ивановка Витебской губ. – 1934, Хвалы-Гочерниницке, близ Праги). Активный деятель народнического движения, публицист, автор мемуаров.

По советским оценкам – яростная противница советской власти, белоэмигрантка, прожила 90 лет и 9 месяцев жизнью чрезвычайно бурной и насыщенной. Дочь польского дворянина (ах, эта горячая вольнолюбивая польская кровь!), отставного гвардии поручика, по семейной легенде, прототипа пушкинского Германна из «Пиковой дамы». Брешко-Брешковская получила хорошее домашнее образование. С детства была болезненно впечатлительной и чрезмерно эмоциональной натурой. В воспоминаниях отмечала:

«Все время страдала и болела сердцем за кого-нибудь: то за кучера, то за горничную, то за работника, то за угнетаемых крестьян».

Уже с юных лет зародилась в ней твердая решимость «жить только для народа». В 17 лет Екатерина начала борьбу за осуществление идеала светлого будущего. Создала крестьянскую школу, ссудно-сберегательные кассы взаимопомощи, артели. Уже будучи замужем и имея ребенка, ясно осознала, что «правительство боится сознательности народа и старается его держать в рабском бесправии». Стала искать «другие способы работать на пользу дорогого мне народа…». И пришло решение «проникнуть в народ лично, а не только посредством книг и листовок».

Следующий этап: Брешко-Брешковская стала одной из создательниц Киевской коммуны. Под именем Феклы Косой она участвовала в «хождении в народ». В сентябре 1874 года была арестована и осуждена. На процессе заявила, что имеет честь «принадлежать к социалистической и революционной партии российской». И поэтому не признает суда над собой. Брешко-Брешковская была первой в России женщиной-ка-торжанкой. Пыталась бежать с каторги, но неудачно, получила новый срок. По амнистии по случаю коронации Николая II в сентябре 1898-го вернулась на волю.

Успокоилась? Куда там! Вместе с Григорием Гершуни участвовала в создании «Рабочей партии политического освобождения России», а затем боевой организации партии социалистов-революционеров (эсеров). После разгрома партии эсеров в 1903 году эмигрировала в Швейцарию. Вернулась в Россию и вновь ринулась в пучину революционной борьбы. И снова арест, ссылка, побег, тюрьма…

Февральскую революцию 1917 года Брешко-Брешковская встретила в ссылке в Минусинске, где местная городская дума поздравила «бабушку революции» с победой и торжеством ее идей. Для возвращения из Сибири в Петроград Брешко-Брешковской предоставили специальный железнодорожный вагон, и ее возвращение в столицу на Неве стало настоящим триумфом (приняли более восторженно, чем вернувшегося из-за границы Ленина?..). Без всякого колебания она поддержала Керенского, а он в ответ предложил ей жить в Петрограде в Зимнем царском дворце.

Поначалу Брешко-Брешковская испытывала эйфорию и увидела в Учредительном собрании «великолепный хрустальный храм свободной России». Она ратовала за то, чтобы всю землю немедленно отдали крестьянам. По состоянию здоровья не смогла принять участия в 3-м съезде эсеров, но послала письмо его участникам: «…Мы – “народники” не по названью только. Мы – народники в силу нашей совести и бесконечной преданности высшим интересам, настоящим и будущим, нашего великого народа… На наши головы ляжет ответ за малейшие допущения измены или нарушения данной народу клятвы – служить ему верой и правдой».

В одной из статей Брешко-Брешковская отмечала, что «Россия самое отсталое в деле просвещения государство, что невежество масс есть главный источник всех поражающих Россию бедствий…».

Брешко-Брешковская была избрана в сеньорен-конвент Временного Совета Российской республики. Как старейший член она открыла 7 октября 1917 года его заседание. А 25 октября произошел контрпереворот, и большевики вооруженным путем взяли власть в свои руки. Все существо «бабушки русской революции» бурлило от возмущения, она протестовала против антинародных идей большевизма. Ни о каком сотрудничестве с большевиками не могло быть и речи, и Брешковская перешла на нелегальное положение. В 1919 году, опасаясь за свою жизнь, эмигрировала из России в США, где продолжила борьбу против большевиков, против «комиссаров в пыльных шлемах», как выразился в одной из песен Булат Окуджава. Из Америки она переехала во Францию, а с 1920-го жила в Чехословакии, где закончилась бабушкина сказка о русской революции…

Несколько слов о ее сыне, Николае Брешко-Брешковском. Он не пошел по революционным стопам своей матери, а избрал путь журналиста и писателя. Был известен как бытописатель и раскрыватель скандальной изнанки светской жизни. Много писал про моду и спорт. Лихо угождал невзыскательным вкусам определенной части читателей. В его писаниях Куприн увидел «холодно-риторическую, искусственно взвинченную, вымученную порнографию», «водопад банальных выражений, шаблонных фраз и затрепанных образов». После 1920 года Николай Брешко-Брешковский укатил в эмиграцию и там, на Западе издал более 30 романов, в том числе и антисоветских. В Берлине пошел в услужение к фашистам и погиб в 1945 году во время бомбежки.

Краткая галерея политических деятелей

Упомянем, хотя бы коротко, имена политических и общественных деятелей, в том числе и ленинских большевиков – первых соратников Ленина по партии.

Аксельрод Павел Борисович. Вместе с Плехановым, Дейчем и Верой Засулич основал группу «Освобождение труда» – и полетели искры революции по всей России. Один из лидеров меньшевиков и один из главных оппонентов Ленина. Эмигрировал сразу после Октября. Умер в Берлине. Написал мемуары «Пережитое и передуманное». В советской печати фигурировал как белогвардеец и ярый враг советской власти. А он был не враг, а всего лишь инакомыслящий, предлагавший свои решения для строительства новой социалистической России.

Барон Врангель Петр Николаевич. Потомок прибалтийского аристократического рода шведского происхождения. Окончил Петроградский горный институт. Вступил в кавалерийский полк рядовым. Вызвался добровольцем участвовать в Русско-японской войне. Затем окончил Академию Генерального штаба и в Первую мировую войну командовал кавалерийским корпусом. После Октября примкнул к Добровольческой армии, командовал казачьей дивизией. Потерпел поражение при Царицыне. Пытался удержать Крым, но не смог. Организовал крупномасштабную эвакуацию остатков Белой армии и гражданских беженцев (свыше 150 тыс.) в Турцию. В эмиграции создал Союз белых ветеранов Гражданской войны. Умер 26 апреля 1928 года, не дожив до 50 лет, от внезапной болезни. По одной из версий, был отравлен. Похоронен в русском соборе в Белграде. Врангель оставил подробную историю Гражданской войны, которая в советской стране осталась неизвестной, и народ с удовольствием горланил песни про разгром белой армии и черного барона.

Сын Врангеля Петр родился в 1923 году, в эмиграции. Политикой не занимался. Образование получил в Англии. Жил в Ирландии. Писатель, спортсмен, наездник, специалист по коневодству. Написал книгу об отце «Белый крестоносец России генерал Врангель» (США, 1987).

И, конечно, следует вспомнить младшего брата генерала, тоже барона, но не «черного», а «художественного» – человека искусства.

Николай Николаевич Врангель (1880–1915). Искусствовед, художественный критик, основатель-редактор журнала «Старые годы» (1907–1815), соредактор Сергея Маковского в журнале «Аполлон», соавтор Игоря Грабаря по «Истории русского искусства». Александр Бенуа звал его Кокой (и счастье Коки, что он не дожил до революции, умер в 35 лет). «Одна черта мне особенно мила в Коке Врангеле. Принадлежа по фамилии к высшему обществу, он не обнаруживал и тени какой-либо спеси или хотя бы снобизма в стиле золотой молодежи…» (Бенуа). Николай Врангель ушел добровольцем на Первую мировую войну, работал в санитарном вагоне и умер от острого воспаления почек.

«Один из близких друзей его говорил мне: “Я удивляюсь, когда Врангель находил время работать”. С таким же правом можно было, зная количество его работы, спросить себя: когда Врангель отдыхает» (С. Волконский. Мои воспоминания).

Гучков Александр Иванович. По мнению советской стороны, «один из лидеров российской империалистической буржуазии, крупный промышленник. Белоэмигрант».

Основал партию «Союз 17 октября», и его партия пробила реформы в Думе. Был резко настроен против большевиков и в конечном счете оказался в эмиграции. Умер в Париже.

В одной частной беседе Гучков говорил: «Революция – тяжелое бедствие для государства. Она срывает жизнь с ее привычных рельсов, массы выходят на улицу. Теперь мы должны загнать толпу на место, но это нелегкая задача».