Увидеть весь мир в крупице песка…

Его окружили буровики, их интересовало, а много ли это 0,7 процента, и месторождение ли это. А где ещё теперь бурить и будет ли им премия за первооткрывательство?..

Я стоял в стороне, и мне вдруг всё стало ясно. Я чувствовал, как тяжелое бремя сваливается с плеч моих, я нашёл вдруг ответ на мучавший меня вот уже целый год бессмысленный конец Володи. И готовая сентенция, тотчас сорвалась с моих губ «Умереть можно всяко, и даже очень глупо, но нельзя жить зря».

…Будучи весёлым и бесшабашным Володя был добрым ещё и потому, что никогда, ни на кого не имел серьёзных обид. И надо сказать, от избытка этого веселья и бесшабашности, от чрезмерной влюбчивости (незадолго до его смерти около него были симпатичные девушки) Володя и погиб. Его нашли на берегу реки, хмельная голова его была в воде.

15 октября 1968г

г. Алма-Ата

Встреча писателей – лауреатов Ленинского комсомола

со студентами в библиотеке им. А.С.Пушкина

Олжас Сулейменов оказался серьёзным и прямолинейным, мне подумалось, что таким же серьёзным был и Лермонтов. « У-у, какой сердитый»,– сказала моя соседка таким тоном, который не допускал всерьёз его сердитость.

Когда Сулейменов читал стихи, у него чуть заметно поднимался кончик нижней губы – признак воли. Глаза у него большие, чёрные.

Критик Николай Равенский говорил с раскрытой авторучкой в руке о какой-то, может быть, новой системе, открытой этими лауреатами в литературе. Эта «система» содержит в себе узел двух культур – русской и казахской.

Ануар Алимжанов (я видел его вторично) на этот раз говорил тихо и смущённо.

Удивительно то, что когда они вошли в зал, ни у кого не хватило такта зааплодировать им.

Сулейменов читал стихи, которые напечатаны в его сборнике «Год обезьяны».

В конце встречи у меня вдруг возникла мысль взять автографы у Сулейменова и Алимжанова, причём взять их на листок, где было отпечатано на машинке моё маленькое произведение «Заря-надежда».

– Это придаст мне сил и вдохновит меня,– сказал я им, подставляя свою «Зарю-надежду».

Олжас задержался на миг, потом, расписываясь, сказал:– Пожалуйста.

Ануар же воскликнул: – Ну что вы!– так что мне стало немного неудобно.

Почему я у них, у двоих взял автографы, потом я только смог объяснить: я хочу быть и поэтом, и прозаиком!

Психологический портрет

Поэта О.Сулейменова

На первый взгляд,

Он будто сердится,

А приглядишься не спеша:

За строгим взглядом -

Трепетное сердце,

Легкоранимая

И нежная душа.

Встреча на тропе

Если первый утренний луч солнца, подобно весёлым переливам колокольчика, вселяет в нас мажорные аккорды, то сумерки навевают недоумение и смутное беспокойство. С трепетом и волнением соприкасаются два антипода – день и ночь,– трепещем и содрогаемся и мы, наблюдая эту тихую, но судорожную борьбу двух естественных состояний. Что-то таинственное, непонятное скрывает в себе эта борьба, как и всё, что находится на грани двух взаимопереходных явлений. Но это продолжается только миг. Когда же, рассекая уже опустившийся на землю мрак, улетают на запад последние, запоздалые отблески дня, на душе становится более спокойно: умиротворение приносит с собой уже вступившая в свои права ночь.

…Каждый вечер с наступлением сумерек Волохов уходил из лагеря геологов в лесостепь. Он любил ночные прогулки. Нельзя сказать, чтобы Волохов совершенно не опасался бродить один в ночи, тем более, что места здесь были дикие: на пятьдесят и сто километров по обе стороны реки простиралась безлюдная бугристая песчаная поверхность, сквозь которую одинокая река, с трудом и, извиваясь, не спеша пробиралась к морю. Не смотря на то, что ландшафт был полупустынный и угрюмый, у самой реки по обе стороны её берегов всё цвело и благоухало. Громадные раскидистые вётлы могли укрыть любого зверя от дождя и ветра, а поросли житняка, осоки и солодки обещали травоядным животным хороший корм и мягкую лёжку. Попадались здесь нередко и такие заросли камыша и тальника, что, кроме фазанов и диких кабанов, сквозь них едва ли кому удавалось пробиться. И немудрено, что после знойного утомительного дня всё живое (хищное и другое) зверьё, обитающее в этих местах, устремлялось к реке, чтобы утолить жажду и насладиться, наконец, давно желаемой прохладой.

В редких случаях Волохов не совершал ночью прогулки и почти уверился в том, что ничто ему здесь не угрожает.

Бывало даже, что он выходил в ночь, вооружённый одной лишь палкой, и всё от того, что однажды пришло ему вдруг на ум, что любой зверь должен бояться человека и для этого вовсе ничего не надо делать, потому что об этом давно уже позаботились древние предки.

«Я совсем не уверен,– рассуждал он обычно в таких случаях,– что иду сейчас невидимый каким-нибудь свирепым кабаном или матёрым волком,– я даже, напротив, глубоко убеждён, что зверь давно уже почувствовал меня и скрывается где-нибудь вот здесь, затаившись в зарослях. Но любой зверь должен бояться меня – об этом хорошо позаботился мой далёкий храбрый предок, запугав хищников». Подобные рассуждения всякий раз в какой-то мере отстраняли опасения и придавали уверенности любителю ночных прогулок.

Волохов любил наблюдать ночь, любил далеко уходить от лагеря. Иногда углублялся даже в густые прибрежные заросли кустарника и камыша с тем, чтобы, выйдя неожиданно на поляну, остановиться и, затаив дыхание, вдруг окинуть всё окружение разом. « Должен же я хоть иногда узреть и почувствовать это тихое трепетное дыхание ночи,– сентиментально рассуждал он.– Ночь… Она живёт безмятежной гармоничной жизнью, жизнью лёгких колыханий, таинственного потрескивания и освещения».

…Сегодня всё кругом люминесцировало, словно не луна светила, а из самих предметов и растений истекал этот фосфорический свет. Было сказочно красиво. Деревья и кустарники казались более массивными, словно приобрели какие-то новые утяжелённые формы, будто оделись в покрывала и застыли, превратившись в драгоценные скалы, излучающие изумрудно-синий свет. Волохов остановился, зачарованный волшебством ночи…

…Зверь появился совершенно неожиданно прямо на тропе, приведшей к поляне. Он вырос вдруг тёмной огромной массой и замер. Казалось, он давно уже высматривал своего врага, но только теперь решил выступить открыто, и начать с ним схватку. Волохов оторопел: так это было неправдоподобно, не похоже на привычную действительность. Страх, или скорее неожиданность, парализовали человека.

Только опытный охотник, обладающий мгновенной реакцией и ищущий сам встречи со зверем, готов на подобное испытание. Волохов не был охотником. И хотя нож был на этот раз с собой – хороший охотничий нож, он вспомнил о нём только тогда, когда почувствовал резкую невыносимую боль в левом плече и когда что-то рычащее, тяжёлое, лохматое и зловонное придавило его к земле и стало со страшной силой трясти и рвать на части. Тогда-то в его затухающем сознании лишь на миг мелькнуло, что ему что-то надо очень срочно успеть сделать. Он судорожно выхватил из укреплённых на ремне ножен охотничий кинжал и несколько раз всадил его в рыхлый живот чудовища. И почувствовав, как что-то тёплое, терпкое и слизистое хлынуло на него, потерял сознание.

…Ночью в лагере никто его не хватился. Вместе со всеми в палатке он давно уже не спал, предпочитая свежий воздух под звёздами. Иногда, правда, он заносил свою раскладушку к рабочим, обычно это случалось посреди ночи, когда всё небо заволакивало беспросветными тучами, и мокнуть больше не имело смысла. Хотя по утрам, из-за того что рабочие курили в палатке, он обычно ворчал, словом, бывал не доволен.

А в этот день с утра, когда уже все умылись и, наконец, уселись за стол – намечался маршрут – начальник, взглянув на пустовавшее место, сказал:– Что-то долго Волохов сегодня бегает (только один он по утрам делал пробежку),– он что, не знает, что сегодня выезжаем?.. Однако прошло ещё полчаса, все уже позавтракали, а он всё не появлялся. Тогда все начали кричать, звать его. И затем, образовав две цепи, приступили к поискам. Одна цепочка людей пошла вверх по течению от лагеря, другая – вниз.

…Их нашли в пятистах метрах от лагеря вверх по течению. Тушу медведя, которая придавила левую часть пострадавшего, оттащили в сторону. Съездили в аул за медсестрой. Пульс пострадавшего еле прослушивался. Была большая потеря крови. Волохов был сильно помят, одежда была в крови и разодрана. Возможно, был переломлен позвоночник. На брюхе зверя было несколько ножевых ран. Окровавленный нож находился рядом с геологом. Срочно вызвали вертолёт. Через три часа Волохов был доставлен в хирургическое отделение ближайшей воинской части, где сообщили довольно лаконично, что «жить будет».

…И долго ещё потом недоумевали рыбаки и геологи – откуда в этих степных местах появился бурый пещерный медведь?..

Четверг. 14 июля 1972 г. Северный берег Капчагайского моря. Лагерь.

Второй день, как я нахожусь в лагере в одиночестве. Благо вчера часов до 3-х дня со мной находились чабан и его подростки. Теперь я говорю «благо», хотя вчера мне к обеду стало невмоготу от их общества – хотелось побыть одному. Но одному, оказывается, быть уже не так приятно, как было раньше. И этому причина, конечно, ветер, который до сегодняшнего утра дул со стороны моря, нагоняя на берег седые гребни волн и кучи песка в мою палатку. А затем резко подул в противоположную сторону.

Оказывается, когда ветер, у меня не спокойно на душе. С каждым скрипом балок в палатке – у меня скрип в душе. Не тоску нагоняет он, а просто надоедает и раздражает. Ветер здесь обязательно с песком, который лезет в рот, глаза и в постель. Края палаток постоянно хлопают и поднимают пыль. В вагончике тоже всё ходит ходуном, хотя днём я всё же спасаюсь в нём.

Вот и сейчас дует северный ветер, хотя уже прошёл небольшой дождь и ветер должен бы затихнуть. Но, увы, палатки по-прежнему продуваются насквозь. С чабаном вчера сыграл партий десять в шахматы. И ни одну из них он не смог выиграть. Виной тому и алкоголь, которого он употребил, благодаря Баскарме (нашему начальнику, которому мы такую дали кличку – Виктору Васильевичу Дурневу) – изрядное количество.

Чабан сказал, что умереть ему не страшно и что он давно к этому готов, потому что у него давно уже нет хозяйки, а дети уже взрослые. Вот оказывается, какую роль играла в его жизни хозяйка. Однако как часто мы бежим от них в «пампасы». Видно, это когда все нормально.

Опять накрапывает дождь. Ветер все-таки должен утихнуть.

Северный ветер успокоил море. Сейчас лишь мелкая сизая рябь на его поверхности.

19 час 20 мин. Как будто темнеет, хотя до сумерек далеко. Спасский выиграл у Фишера 1:0 (браво!). Я разыграл партию сам с собой. Получился интересный исход.

…Кажется, всё затихло, лишь редкие капли стучат по крыше вагончика. Завтра пятница, что принесёт она? Снова подул ветер, но это, по-моему, последние потуги. Да, прочёл «Актрису» братьев де Гонкур.