Мой турецкий кошкин дом. Записки незадачливых натуралистов

– Что ты за мать? – возмущённо закричал Денис, а мы, выхватив не менее поражённую нечеловеческим к ней отношением Блошкину, спешим восвояси, в ложу бельэтажа, чтобы все вместе пережить полученный стресс.

– Бедная Блошкина! – запричитал сын, а та, жалостливо свесив голову и расставив ноги-циркули, приблизилась к нам и одним боком прижалась к ноге Дениса.

– Ничего, Блошкина, моя мама будет и для тебя мамой! Она, конечно, не клюётся, но воспитанием тоже замучить может, – сочувственно посмотрел он на Глаферию.

Метаморфозы

Сидим с сыном на балконе, который неделю назад озеленили.

– Красиво всё-таки, мама, на нашем балконе. На улице теперь особо не погуляешь. Одни руки потом мыть замучаешься. А ты, мама, ещё и нос заставляешь промывать! Брр, – морщится Денис, вспоминая наши возвращения с улицы, сопровождаемые моими постоянными окриками: «не трогай перила», «не трогай ручку двери», «стой, прысну антисептик на руку – всё-таки схватился, когда только успел!» Издёрганные оба: он – мной, я – собой, а во всём виноват треклятый вирус, не дающий ответственным людям расслабиться, со вздохом облегчения закрываем дверь, за которой в обычное, допандемийное время, находилась лишь прогулочная отрада.

Отвлёкшись от неприятных воспоминаний, Денис начинает всматриваться в кусты под балконом.

– А-а-а, вот и родственники нашей курочки на свободе бегают! Хорошо им, мама, они на свежем воздухе всё время.

– И мы с тобой на балконе свежим воздухом дышим, заодно и красоты наблюдаем местные… в удалённой безопасности.

Сын продолжает в задумчивости смотреть вниз. А между тем там, внизу, наша соседка несёт куриные яички, которые собрала под деревьями. Вы же помните, конечно, что куры у нас резвятся на свободе, и яички откладывают где придётся.

– Что-то наша Глашенька яички нам не приносит. А папа мечтал о золотом, о таком, какое курочка Ряба снесла. Помнишь, она пришла к бабушке и дедушке, полюбила их, а потом на радостях яичко подарила.

– Помню-помню, как такое забыть! – улыбаюсь я: оказывается сказка, которую давно читала сыну, запечатлелась в его памяти, и он рассказал ее отцу. В турецком фольклоре такой сказки нет, а уж я мужу точно про курочку Рябу ничего не говорила.

– А Глаша осчастливить нас не спешит. А мы её так любим! Глашенька, Глашенька, – нежно обращается сын к курице.

Глашка, услышав что мы заговорили о ней, опять приняла позу куриного мыслителя, свесив голову промеж ног.

– Много читает, наверное, не до яичек ей! – смеюсь я (балкон у нас застелен газетами, чтобы легче было собирать продукты куриной жизнедеятельности).

– Мамочка, а что-то у Глашеньки гребешок вырос слишком большим, да и по бокам клюва какие-то длинные красные штучки болтаются. А у её сестричек ничего такого не видно, – Денис внимательно продолжает осматривать куриное семейство.

– Ну, Глаша у нас витаминов много ест! – говорю я Денису, и тоже начинаю с подозрением смотреть на нашу курицу – словно вижу её в первый раз.

– И голова у неё какая-то крупная…

– Попробуй тут рассмотреть Глашкину голову, если она промеж ног её любит прятать, – углубляюсь я в детали куриной внешности и, рискуя свернуть себе шею, выкручиваю голову во всех направлениях, чтобы сфокусироваться на гребешке нашей красавицы.

– Мама, я догадался! Наша Глаша – петух!

Округлив глаза кричит Денис, озарённый своим открытием.

– Как – петух? – удивляюсь я. – Она же не поёт, – вспоминаю я еще одно отличие кур от петухов.

– И яиц не несёт.

– Ну, она не вполне здорова…

– Поэтому и не поёт: попробуй петь с такой закрученной шеей!

Больше всех наше озарение расстроило мужа: яиц, оказывается, мы ждали напрасно!

Окончательно с полом нашей балконной птицы мы пока не определились, но всё же решили подобрать Глаше второе имя: Гриша, так, на всякий случай. Вдруг Глаша и на самом деле Гриша?

Кто же главный?

Странный вопрос! Неужели всем ещё не понятно, что в нашем петушино-цитрусовом раю главные – это петухи!

Вот и наша Глаферия росла, превращаясь из цыплёнка, покрытого ювенальным пушком, вроде бы в прехорошенькую курочку с немного кривой шеей. У всех могут быть свои особенности, если они, разумеется, не угрожают собственной жизни и жизни окружающих. Кривая шея благодаря нашему лечению не мешала ей питаться, но часто заставляла драматически ронять голову промеж лап. Последнее обстоятельство, к сожалению, не позволило Глаферии влиться в бывшую куриную семью, встретившую в штыки возвращение блудной дочери с такой странной особенностью.

Поэтому пришлось ей и дальше жить уединённо, на нашем балконе, среди газет, расстеленных под её ногами. Здесь стоит заметить, что газеты были разложены пассьянсом на полу, разумеется, не для того, чтобы заполнить куриный досуг, а для нашего удобства: таким незамысловатым способом гораздо легче собирать продукты жизнедеятельности куриного организма, которые организм, надо заметить, щедро разбрасывает вокруг себя.

Пока Глаферия жила, росла и хорошела, наша семья неустанно ждала куриных яиц и мечтала об омлете из органических яиц на завтрак. Глаферия со своей стороны упорно игнорировала наши желания и не спешила осчастливить приютившее её когда-то семейство.

Оставив наши напрасные надежды – всё равно яйца покупаем на базаре! – в действительности же, нежно привязавшись к этой необычной курице, весенним ранним утром мы были разбужены душераздирающим вокалом нашей питомицы.

И вокал этот был отнюдь не кудахтающим сопрано – заставил нас встрепенуться драматический тенор, немного неуверенно выводящий «ку-ка-ре-ку»!

Не поверив своим ушам, мы дружно бросились к балкону, где разминала крылья наша Глаферия. И были встречены повторным, уже вполне уверенным «ку-ка-ре-ку», а затем, специально для нас, чтобы мы уже совсем не сомневались, и третьим, и четвёртым.

Не замечали ли мы раньше у Глаферии каких-либо необычных признаков, которые могли бы натолкнуть нас на мысль о её петушином происхождении? Замечали, наверное: и гребешок немного большеват, и брыльки по краям клюва великоваты. Но кто ж его знает, какие они должны быть у петуха вообще, если мы куроводством никогда не занимались? И чудесного превращения одинаково милых цыплят в курочек и петушков раньше не наблюдали? К тому же наш коварный куро-петух и голову свою с выросшими отличительными чертами успешно прятал меж конечностей. Представляете, какая сложная задача по определению пола стояла перед никудышными куроводами вроде нас.

Пришлось Глаферию в срочном порядке переименовать в Григория. Хотя муж, например, наотрез отказался запоминать новое имя – он и с первым-то настрадался, пока его выучил.+

Теперь Гриша-Глаферия свыкается со своим новым именем, а мы – с тем, что несмотря на все старания и непримиримые увиливания, заполучили петушка, да прямо себе на балкон! Вот каким дьявольски хитрым способом агент петух всё-таки был внедрён в нашу семью!

Несладкая жизнь

Денис ревниво наблюдает за тем, как я кормлю Гришу на балконе, периодически нахваливая его за хороший аппетит и при этом поглаживая по кривой шее.

Гриша, пока я его кормлю, зажат у меня промеж колен; в любезно подставленной ему под клюв тарелочке – свежеприготовленная морковно-яичная смесь с кусочками размолотых грецких орехов, а я одной рукой поддерживаю его больную шею, второй – ободряюще поглаживаю по роскошному воротнику из перьев цвета Hennessy.

– Нет, ты меня не любишь, – изрекает сын, демонстративно надув губы.

– Почему ты так решил? – интересуюсь я, не прерывая процесса кормления.

– Вот ты его кормишь, хвалишь, и еду ему специальную готовишь, – горько произносит Денис.

– И тебе еду готовлю. Перед тобой стоит целая тарелка с мелко нарезанным яичком, на которой в шахматном порядке выложены чёрные маслинки – всё, как ты любишь! А рядом, на другой тарелке, ждут своего часа абрикосы.

– Да, жизнь моя сладкая, – соглашается сын. И добавляет:

– Но сложная!

– Почему же так?

– То учиться, то примеры решать нужно. Книжек ты мне с тетрадками вон сколько приготовила. Съем последний абрикос, и начнётся учеба… – тяжёло вздыхает.

– Хотя… – внимательно смотрит на Гришу, который крепко зажат между моими коленями, – и Грише порой тоже приходится не слишком сладко.