Адюльтер. История одной измены

– Устала? – вплетаясь пальцами в волосы, плавно притягивает к себе.

– Порядком, – вновь обняв, устраиваю голову на крепком плече.

Сладко тихо смеется, порождая в груди легкую вибрацию.

– Отнести наверх? До восьми утра надо выспаться.

Поднимаю голову, отвечая нежной улыбкой.

– Отнеси…

С ним спокойно. Свободно. Приятно. Легко. Да, выводит из себя. Устраивает мозговой штурм… в последнее время нередко. Бесит. Часто! Заставляет искренне улыбаться… Как ни странно и это случается. Возможно, он прав. Не бывает разнообразия эмоций без большого количества точек соприкосновений. Без общих интересов. В равнодушии друг к другу. Если вкупе всё это любовь, то моя вновь выходит за рамки… общепринятого, естественного, нормального. Пытается расплатиться за то, что получает взамен, находясь в вечном неоплачиваемом долгу, возрастающем, кратно увеличивающим разрыв… заставляющим строить стратегии в том, чем отдать его, не обанкротив себя.

В восемь утра прозвенел будильник. Вылезая из рук мужа и преодолевая преграду в виде кружевного балдахина, я могла бы сказать, что практически выспалась. Как он и предрекал. Уснув после погашения значительной доли набежавших за годы процентов. На пике рассвета. В пять утра.

Только успеваю выкурить сигарету, как из-за угла появляются знакомые фигуры. Муж, прячущий глаза от солнца под зеркальными очками, и довольная дочка в мини-копии таких же авиаторов. Они вообще между собой очень похожи. Одни и те же жесты, улыбка, глаза. Разница лишь в цвете волос. Катюшка, как и я, практически блондинка. В остальном я сходства не вижу и, возможно, это лишь к лучшему.

Опускаюсь на корточки, чтобы обнять. Заметив меня, отпускает руку мужа и, словно не замечая ничего на своём пути, несётся вперёд, крича звонкое:

– Мамочка!

Утыкаюсь носом, чувствуя родной запах, не замечая скатывающихся по щекам слёз. Своё, маленькое, незаменимое… Заботливо сплетенные Кристиной колоски из пушистых волос. Курносый носик и папин, пронзающий насквозь, глубокий взгляд из-под приподнятых очков.

– Почему ты плачешь? Что случилось? – уточняет несмело, становясь в миг слишком серьёзной для своих четырёх.

– Ничего, милая, – пытаюсь улыбнуться без отклика грусти. – Я просто соскучилась по тебе.

– Я тоже! – обнимает до хруста костей.

Эта детская непосредственность… все эмоции четко прописаны на лице. Искренние, живые, без толики фальши. Несдержанные, не приукрашенные, настоящие. Опускаю голову, ища в них смирение, пряча глаза, уткнувшись в её хрупкое плечо. Не желая отпускать. Слыша буквально в метре от себя нарастающие шаги. Поднимаю взгляд, ударяясь им о зеркальную стену. Хмуро осматривает, подавая руку, чтобы встать. Поравнявшись глазами, насколько в моих кедах это возможно, приподнимая очки, не спрашивая, утверждает:

– Прогуляемся к морю. У тебя глаза от слез опухшие. Попрощалась…?

Пытаюсь разорвать контакт, переключаясь на ребенка, бормоча буквально себе под нос:

– Не понимаю, о чём ты.

– Бывает, – выдаёт, зло ухмыляясь. – Катюш, беги к морю.

Сторонюсь, желая где-нибудь спрятаться, натянуто улыбаясь порой оборачивающейся довольной дочери, спиной чувствуя взгляд, прожигающий во мне дыру, дразнящий прямо там, на открытой каменной дорожке, проходящей вдоль комплекса, затеявший линчевание на глазах у десятков прохожих, не замечающий ничего вокруг. Магнитная калитка, два метра плитки и мягкий, горячий песок, ведущий в тень деревьев и далее к бушующей, от чего-то неспокойной воде. Точно чувствующей моё состояние, сочувствующей или желающей принять участие в наказании. Располагаюсь в тени. Дочка, сняв кеды, бежит к морю, затевая игру с местными мальчишками. Легко находя общий язык, общаясь на каком-то едином, понимая друг друга жестами и эмоциями, не подразделяясь на разные группы.

Оставляет нас одних, уходя в сторону магазина, напутствуя:

– Будьте здесь, я скоро вернусь.

Пять минут самобичевания. Закрывшись руками, словно укутавшись коконом, слушаю переливы волн и звонкие детские голоса с перекатами смеха. Легкий шорох поблизости. Отвлекаюсь, подняв глаза. Садится рядом и протягивает банку холодного пива.

– Поговорим?

Нервно усмехаюсь.

– А стоит?

– Лучше самой рассказать, чем услышать версию от меня. Так где ты была?

– Как ты догадался?

Окатывает холодной водой, полоснув взглядом.

– Я дал тебе время сегодня, и ты потратила его вовсе не так, как я ожидал, – усмехается, пиная ногой песок. – Прощание не удалось? Губы в отличие от глаз девственно чистые.

– Перестань. Я могу сто раз повторить тебе, что ничего не было. Зачем поднимать это вновь?

– Потому, что стоило мне уехать, ты понеслась к нему. Думаешь, на том вечере я был пьян и ничего не заметил? Не понял, кто это? Не разузнал?

Поднимаю от земли ошарашенный взгляд, пытаясь подобрать слова.

– Он уехал.

– Я знаю. Поэтому сегодня и отпустил тебя… – горько вздыхает, отставляя банку. Прикуривает сигарету, выдерживая долгую паузу. – Только я надеялся, что ты не используешь этот шанс. Так чем он тебя привлёк? Молодостью? Дерзостью?

Зажимая банку настолько, что рискую её смять, прошу тихо:

– Пожалуйста, давай не будем об этом. Я сделаю тебе больно…

– Сильнее, чем есть, трудно представить, – смеется с раскатами злости. – Покайся. Может, где и зачтётся.

Тушит сигарету о песок, впиваясь стальным взглядом.

– Так чем?

– Я не знаю, – практически шепчу срывающимся на дрожь голосом, пряча глаза. – Это как наваждение. Я не хотела… – ловлю соленые слёзы губами, постепенно повышая тон. – Мне тебя не хватало… я всегда была одна… а тут один взгляд и шквал эмоций, которых мне никто не давал!

Качает головой, ухмыляясь.

– Тише, привлечёшь ненужное внимание. Так значит, любовь с первого взгляда? Как банально…

Улыбаюсь грустно.

– Какая любовь? Не говори ерунды.

– Правильно, – допивает банку в один приём. Откидывает в сторону и прикуривает новую сигарету. – На неё ты не способна.

Нервно тянусь к пачке, осекаемая:

– Ты не куришь при ребенке! Не теряй моральный облик хотя бы перед дочерью!

Поджимаю губы, уже не пытаясь что-то ответить. Смотрю вдаль на играющих вдоль побережья детей.