Александро

Она взяла дочь за руку, прижала к своей юбке и повела в дом.

– Ох, мама, мама! – вздохнула Мария, всплеснув руками.

Никто не узнал, что именно сказала мать дочке, можно было только догадываться обо всем, судя по доброте этой женщины. Наверняка в ход были пущены лишь уговоры и жалобы, но никак не угрозы или побои.

Поэтому, начиная со следующего дня, все убедились, что никакого прока эта беседа не дала, Анна по-прежнему отлынивала от работы, занималась только тем, что ей нравилось, а, опасаясь, что Мария не даст ей поесть, всегда приходила на кухню не иначе, как держась за мамину юбку.

Мария ненавидела сестру. Мать ее жалела. Отец весь день обрабатывал участок, поэтому мало времени уделял детям. Татьяна относилась к Анне с презрением, а София и Елена были еще слишком малы, чтобы что-то понимать.

Что же касается самой Анны, то старших сестер она едва терпела, младшими брезгала, матерью только пользовалась, а отца откровенно игнорировала. Одним словом, она никого не любила, никого не ценила, кроме своей собственной персоны.

Анна даже не имела друзей, ибо, будучи отъявленной бездельницей, она, в то время как остальные чем-то занимались, бродила, где попало, собирая цветочки и думая о чем-то своем, забредала на участки соседей, а когда приглашала их детей порезвиться, то слышала одно и то же:

– У нас дела. Нам некогда. А почему ты не работаешь?

– Работать, работать! – фыркала Анна. – Зачем тогда жить, если приходится все время работать? – и шла дальше, в одиночестве, презрительно морщась и ворча себе под нос.

Так было всегда. Никто не мог заставить ее сделать хоть что-то полезное. Анна жила исключительно для себя.

Когда в сентябре ей исполнилось ровно четыре с половиной, Мария снова попыталась на нее повлиять, но Анна, убежав из дома на целые сутки и блуждая где-то по округе, так доконала сердобольную Марианну, что у той чуть не случилось выкидыша. Она слегла, умоляла найти Анну, а когда ее нашли, упросила всех не давить на девочку. Пусть, мол, живет, как хочет, так ей, матери, хоть тревожиться не придется.

Однажды Герман вошел в дом между обедом и ужином, чего обычно не делал, опасаясь не успеть обработать тот или иной клочок земли. Он держал в руках какую-то бумагу, был бледен и очень взволнован.

Марианна лежала в постели. Дети копошились в кухне.

– Что с тобой? – жена, в тревоге, привстала.

– Лежи, – он присел на их кровать. – Мне только что привезли вот это. Это копия завещания дяди. А это извещение о его смерти. Он скончался вчера.

Марианна перекрестилась.

– Но, почему же ты так выглядишь, дорогой? Нам нечего опасаться. Все равно ни гроша от него не получим, а жить будем, как прежде. Ничего не ухудшится. Куда уже? Теперь может быть только лучше. Не волнуйся.

– Ты права. Теперь может быть только лучше. Но при одном условии.

– Каком?

– Что у нас родится сын.

– Какая разница, сын или дочь? Я знаю, ты хочешь сына…

– Не только я хочу. Главное, это дядино условие.

– Условие?

– Да. Только в этом случае мы получаем от него все.

– Все?!

– Абсолютно!

– Но это…

– Это значит, что мы сможем больше не скрывать своего титула!

– И вернуться в нормальный дом!

– Бывать в обществе!

– Дать детям образование!

– Выдать их замуж!

– О, Герман!

– Марианна! Однако не обольщайся. Что, если у нас снова будет дочь?

– О, нет. Я уверенна. Будет сын. Я обещаю тебе.

– Ты не можешь мне этого обещать.

– Могу. Могу!

– Это наш последний ребенок. Ты ведь не забыла, что сказал доктор? Седьмой может стоить тебе жизни.

– Да, знаю. Это наша последняя надежда. И будет сын. Говорю же тебе, я это чувствую! Верь мне!

– Я верю, дорогая, верю, – он обнял ее и поцеловал.

– К январю. К Новому году.

– Да, Марианна. В Новый год мы узнаем, как будем жить дальше.

ГЛАВА 3

«История графов Крамольных»

Как уже упоминалось, у графа Филиппа был брат Кирилл, хоть и младший на двенадцать-тринадцать лет, но умерший значительно раньше.

От отца им обоим досталось то самое поместье, о котором шла речь в первой главе.

Два брата жили сравнительно дружно, по крайней мере, так казалось со стороны, потому что никто и никогда не замечал между ними ни малейшей размолвки.

Братья и в самом деле не ссорились, но вовсе не потому, что были дружны. Совсем напротив. Они глубоко пренебрегали друг другом, вели совершенно разный образ жизни, обитали каждый на своей половине и разговаривали друг с другом лишь в случае крайней необходимости.

Филипп не любил Кирилла за его чересчур, как он считал, непрактичный, неприспособленный характер, за симпатию к красивым женщинам, да и женщинам вообще, он называл его «случайным» наследником, как назло родившимся для того, чтобы отобрать у него, Филиппа, половину отцовского состояния.

Впрочем, дело заключалось даже не в деньгах. Как ни был жаден Филипп, но ему вовсе не хотелось поступать с братом по-свински, пытаться лишить его всего и выгнать из дома. Но его смертельно раздражало то, что Кирилл одаривает деньгами и драгоценностями своих многочисленных любовниц, часто меняя их, но никогда не бросая. Он не бросал. Он просто умел красиво уйти, щадя чувство женщины и по-возможности компенсируя ей все сполна материальными благами. В общем, деньги Кирилла быстро улетучивались и вскоре та часть наследства, что предназначалась лично ему, истратилась полностью, а когда он обратился за помощью к брату, тот презрительно ответил: