@ Актер. Часть 3, 4

«Так, дилемма», – подумал Исаев.

– … Но я бы все-таки пристроил к ней Алеша. Парню не тридцать пять, как мне, а двадцать девять, и он у нас в дополнении ко всему еще и быстро бегает. Это я к тому, что если вдруг с этой девушкой придется поиграть в догонялки. И еще один момент, – Вадим чуть замялся. – Короче, Новаку эта девица не особо нравится. Как он недавно выразился, напоминает ему своими улыбками его сучку-бывшую. Так что Алеш, как ты понимаешь, никакую фору давать ей не будет. Но если с девушкой что-то не так, то давай лучше ею займусь я.

«И тогда к bro придется приклеить этого Алеша… А поскольку тот и тот – чехи, то кто гарантирует, что у Новака с языка „случайно“ не сорвется история со скрытыми камерами в номере? Особенно с учетом того, что, по словам Вадима, Новаку Лиза не нравится. А с другой стороны, возникает вопрос: знает ли Лиза по своей деятельности в банде – и это помимо того, что она, по всей видимости, в ряде случаев использует снайперский арбалет – приемы защиты и нападения? А вот этого, к сожалению, не знаю я. Но давайте исходить из того, что Лиза может их знать».

– Ладно, давай рискнем, – Исаев вздохнул, размышляя о том, что вообще-то не мешало бы припаять к ним там еще кого-нибудь третьего. Но раз Лиза, опять же по словам Вадима, на взводе уже с утра, то лучше будет не провоцировать ее лишний раз. – Давай рискнем, – повторил Андрей. – Ставь рядом с ней Алеша.

– Я тебя понял. Ну что, до связи?

– Удачи.

– Пока.

Следующим пунктом у Исаева значился телефонный разговор с Орком. Тот как раз сидел в офисе Иры, ждал, когда Самойлову отпустит начальство. Исаев кратко ввел Орка в курс дела («Девушку зовут Элисон Грейсон, но она русская. Не думаю, что она может осознанно причинить кому-то вред, но может выкинуть какой-нибудь фокус, чтобы попытаться сбежать»), после чего прикинул с Ладо, где и как расставить у квартиры Иры троих оперативников. В итоге, сошлись на том, что оптимальным будет перекрыть вход в подъезд, верхний и нижний этажи и лестничную клетку.

– Но по-хорошему, надо бы ее от аэропорта вести, – заметил Орк.

– По-хорошему, надо бы, – согласился Андрей. – Но какие гарантии, что она, увидев, что «хвост», топающий за ней, основательно удлинился, не сделает ноги еще в аэропорту? Огромный периметр, ей там затеряться, что тебе об асфальт два пальца.

– Да ладно? Такая резвая девочка? – не поверил Ладо.

– Такая. Я, можно сказать, сам ее в деле видел.

– Оружие или нож у нее могут быть? – помолчал, внес конкретику Орк.

– Знаешь, если они у нее и были, то в аэропорт она их не понесет. У нее и парня, с которым она летит, сумка одна на двоих. А до «Пулково» и от «Шереметьево» ее будут вести.

– Тогда вроде норм. Хотя… – Ладо сделал паузу, – что-то мне кажется, что ты, Андрюх, не особо уверен насчет нее.

– Вот и мне кажется, что что-то я с ней упустил, – помедлив, признался Исаев.

Что он упустил, а в чем был прав – выяснится очень скоро. А пока аэробус приземлился в Москве. Алекс, вскинув на плечо тяжелую сумку с вещами, пропустил вперед Элисон. Вместе с Вадимом и Алешем их на глазах распадающаяся пара перешла к телетрапу. Пока Алекс в сотый раз за сегодняшний день искал и отметал в голове варианты, как образумить Элисон, та первой прошла стойку таможни, рамки досмотра и поставила отметку в паспорте. В вестибюле, когда она снова ускорила шаг, Ресль окликнул ее:

– Подожди.

Она нехотя обернулась к нему.

– Нужно Ире хотя бы букет купить. Мы же с пустыми руками едем.

Она дождалась. Это был ее «раз». Продолжая играть, Лиза пожала плечами:

– Здесь нечего покупать, цветы не очень. Завядшие, сам посмотри.

– Тогда где их лучше купить? – Алекс волей-неволей, но принял подачу.

Это было «два».

– В «Лейпциге». Рядом с домом Исаева есть чудесный торговый центр.

Откровенно говоря, «самым чудесным» в этом ТЦ были трюки, которые периодически откалывал там Андрей, когда избавлялся от слежки (как в случае с «жучками» Домбровского) или когда разыгрывал пути отхода (как было с людьми Чудотворца). Впрочем, Лиза о фокусах Андрея не знала. Зато она знала другое. В прошлый раз, «сделав» у дома Исаева Ваню, она направилась в «Лейпциг», чтобы сменить там масть. Но, осмотревшись, в тот день она изучила этот ТЦ вдоль и поперек. И сейчас его необъятная территория должна была стать той точкой отрыва, которая поможет ей выбраться из западни, в которую ее загонял Андрей. Дальше, если ей повезет, будет и «три», и «четыре».

И ей повезло. Алекс, к несчастью, пока играл на ее стороне.

– Хорошо, – словно предчувствуя свою судьбу, он долго глядел ей в глаза. – Давай сделаем, как хочешь ты.

Для нее это выстрелило, как «три». Первая часть ее плана сработала.

Так началось противостояние, ее – с одной стороны, с другой и с ней – Андрея и Алекса. Но в ту секунду ей стало страшно. Ей показалось, что Ресль понял, кто она, и вот-вот сорвет с нее маску. Хотя на деле с чехом происходило другое: Алекс сейчас просто искал с ней мира.

– Пойдем, возьмем такси. Руководи, – и он ей улыбнулся.

Сердце забилось в горле так сильно, словно он сделал ей больно. Но он и сделал ей больно. Он снова прощал ее, а она снова ему лгала. Использовала его и врала, чтобы избежать расставленной на нее мышеловки. Использовала его и раньше, как тыл, когда планировала побег из дерьмового мира, созданного для нее Чудотворцем. Использовала, чтобы хоть раз, без вранья, отчаянно позволить себе любить. И чтобы узнать, хотя бы раз в жизни, что значит быть с мужчиной, которого так любишь ты и которого нет дороже.

Кто виноват, что их судьбы снова соединились? Кто виноват, что, сходясь с ним в Праге и в Питере, она фактически не оставила им двоим выбора? И кто виноват, что сейчас она, храбрая, умная, распрекрасная, стоит и боится смотреть ему прямо в глаза? Все это – она…

Прощание навсегда – это, наверное, самое страшное. Но в эту секунду она осознала, что всё, конец. Она отпустит его. Он из другой жизни – из той, где грязь, кровь и смерть бывают только на сцене. У него иная судьба, и он еще будет счастлив. У нее же – неизбежность и путь, возможно, ведущий в небытие. А прощание… То, настоящее, оно не сейчас. Оно было утром в гостинице, когда она молча, без слов признавалась ему в любви и также безмолвно плакала.

«Я сделаю все, чтобы ты забыл обо мне. Поверь, больно больше не будет. Просто я люблю тебя навсегда», – и она ему улыбнулась.

Дальше стало чуточку легче. Убивая эмоции, но, прежде всего, жалость к себе, ты становишься немного сильнее. Она даже вполне дружелюбно позвала его за собой:

– Пойдем, там стойка такси.

И теперь всю дорогу до «Лейпцига» она старалась бойко трещать ни о чем, заполняя малейшие паузы. Обращала внимание чеха на то, как изменилась Москва. Рассказывала что-то о каждой дорожной развязке. Указывала Алексу на какие-то «интересные здания», у которых «о, сейчас тебе расскажу! потрясающая история». Она не могла сделать лишь одного: позволить ему дотронуться до нее. Иначе тогда с ее стороны точно будет град слез, и Алекс (который в ряде случаев вообще, как Исаев) сначала испугается, как все мужчины, а затем лаской и волей дожмет ее до признания со всеми отсюда вытекающими.

Но Ресль (чего она не ждала), прислонившись плечом к двери такси и полностью развернувшись к ней, молчал, рассматривая ее лицо, и вроде как с интересом слушал. Минут через двадцать, хорошенько замылив Алексу мозг, она, бросив взгляд на таксиста (этот тоже слушал ее), перешла на чешский язык и переключилась на более важные вещи. Вроде бы мельком перечислила Алексу все пресс-релизы, которые зависли у нее из-за поездки в Пушкин. Со словами «ах, да, чуть не забыла!» «на всякий случай» напомнила ему, где у нее на МакБуке хранятся письма, касающиеся его контрактов, где – переписка с «одним отличным PR-агентством, я с ним по тебе работала», и где в сейфе, в ее пражской квартире спрятаны выписки из банков, в которых он держал свои кровно заработанные.

Алекс тем временем продолжал с интересом, даже с любопытством смотреть на нее. Но едва она сделала паузу, чтобы перевести дух, произнес таким ровным голосом, что у нее по спине побежали мурашки:

– Miminko, а зачем ты мне все это рассказываешь?

– Ну, просто чтобы ты все это знал, – почти моментально нашлась она.

Но ему и «почти» хватило:

– Я ошибаюсь или правильно понял, что ты сейчас со мной расстаешься?

«Правильно. И – жалость какая, что ты не дурак».

– Нет, конечно. Зачем мне это?

– Тогда зачем мне все это знать?

– А ты у нас безалаберный, – отшутилась она и до боли закусила губу, поймав себя на этом, уже ставшим привычном «нас». Поздно.

– У нас? – глядя на нее дышащими зрачками, он наклонился к ней. – Или у тебя?

– Не выпрашивай! – кляня себя на чем свет стоит, сорвалась она.