– А у нее система, которую я бы назвал «все гениальное – просто». И самое простое для нее – это не изобретать каждый раз велосипед, а использовать свои сильные стороны: ум, быстроту реакции и, уж прости меня, – Андрей развел руками, – чисто женское обаяние. А что касается «Шереметьево», то это крупный аэропорт, а значит, самый простой и лучший способ отхода.
Алекс опустил глаза, покусал кожицу на губе.
«Сейчас начнется», – решил Исаев. Не началось. Чех поднял голову:
– Убедил. Давай про рейсы. Это откуда?
– Работа такая. Когда ведешь объект, все полезные сведения надо в башке держать… А теперь сухой остаток.
– Стреляй.
– Для начала смирись с тем, что сейчас мы все лохи по сравнению с ней. На сегодня мы уже ее упустили, потому что – еще раз! – я не знаю, как она теперь выглядит. Это во-первых. Во-вторых, нам с Дианой придется перебрать весь список пассажирок, зарегистрировавшихся на международные рейсы.
– Почему ты внутренние исключаешь? – Исаев открыл было рот, чтобы ответить. – Ах, да, – кивнул Алекс, потирая запястье. – Ты же сказал, что Домбровский может объявить перехват, а его возможности…
– У Домбровского не возможности, а юрисдикция, то есть право решать вопросы. Рука болит?
– Не очень… И не умничай, а? Его возможности распространяются только на Россию?
– Ну, я не стал бы так ограничивать круг его, как ты выразился, «возможностей». В СИЗО-то он вполне успешно тебя заточил?
– Слушай, – Алекс скорчил гримасу, – ну ведь проехали?
– Ладно, проехали. Но в данном конкретном случае – да, я согласен с тобой, Домбровский не станет подключать НЦБ. Ты не Лиза, и свою дочь он в жизни не сдаст Интерполу. Все члены банды «Пантер» объявлены в международный розыск, и, если что, он попросту не получит ее назад.
– Если ты еще раз назовешь ее преступницей, я тебе двину.
– А разве я что-то такое сказал? – с невинным видом осведомился Андрей.
– Нет, но ты очень громко подумал. Так, дальше что?
– Да ничего, – Исаев поднялся с банкетки. – Раздевайся, вспоминай, где у меня что находится, и займи себя чем-нибудь на ближайшие пять минут, хорошо? Да, если нужно, то лед для руки возьми. Я в заморозке как раз для таких случаев пачку замороженной фасоли держу.
– Спасибо, утешил, – иронично кивнул чех. – А ты куда?
– Куда, куда… С будущей супругой мириться. Я так от нее сбежал, что… – не договорив, Андрей махнул рукой, скинул обувь, прошел в комнату и плотно прикрыл за собой дверь.
Неловко снимая ветровку (запястье болело адски. Как выяснилось, хватка у bro могла быть зверской), Алекс машинально прислушался к неясному стуку (это Исаев вытащил из кармана «Нокиа» Лизы и убрал его в выдвинутый ящик стола), к легкой паузе (Андрей набирал Ире) и к последующему за этим:
– Ир, привет. Слушай, ну извини… Да не молчи ты в телефон, мне и так уже страшно!.. Нет, мне не весело, Ир… Ну прекрати, я сейчас вообще не смеюсь.
«Прекрасно», – кивнул себе Алекс. Плохо быть тем самым незваным гостем из русской пословицы, который хуже татарина. Но гораздо хуже присутствовать при семейных разборках.
Ресль отправился в ванную, закрыл за собой дверь. Для начала тщательно вымыл руки. Из зеркала на него глядели абсолютно больные глаза с подрагивающими от напряжения радужками. Чтобы не видеть себя, Алекс сел на бортик ванны, опустил запястье правой руки под ледяную воду. Шум воды заодно убивал голос Андрея. Вроде бы стало полегче. Бросив взгляд на часы (пять минут истекли), чех насухо вытер руки висевшим на крючке полотенцем и вернулся в коридор. Из-за двери комнаты по-прежнему слышались отзвуки чисто семейной сцены:
– Хорошо, Ир, я больше не позволю себе разговаривать с тобой в таком тоне. Но и ты запомни, пожалуйста, что если с тобой что-то случится – по моей, кстати, вине! – то я в жизни себе этого не прощу… Черт, да я даже боюсь тебя домой к себе привести, пока это все не закончится… Да, вот такая у нас любовь!!!
Не зная, куда себя деть, Алекс пошел на кухню. Черно-белая напольная плитка, диван красной кожи, устоявшийся запах кофе и легкий – женских духов. Ресль включил свет, подумав, открыл дверцу шкафчика, вытащил пачку арабики. Поставил чайник. Минуты через две, когда вода уже начала закипать, дверь в комнате хлопнула и на пороге кухни появился Андрей. Не сказать, чтобы очень довольный, но судя по выражению его лица, с Самойловой он помирился.
– На тебя кофе варить? – не желая лезть ему в душу, поинтересовался чех.
Вместо ответа Андрей похлопал себя по карманам. Не найдя сигарет, взял с подоконника новую пачку.
– Понимаешь, – Исаев на секунду закинул голову, закрыл глаза, – нам иногда трудно. Я в своем роде адреналиновый наркоман. Мне нравится то, чем я занимаюсь. Ира тоже любит свою профессию и вряд ли когда-нибудь ее бросит. Но если кто-то захочет ударить по мне, то выберет Иру. И самое страшное, что этот «кто-то» не ошибется: она – мое самое слабое место. Почему я, по-твоему, из Интерпола ушел?
– Жалеешь, что бросил службу?
– Не знаю, – Андрей покачал головой, разглядывая запечатанную пачку. – Но я всегда знал, что мог невольно подставить ее. При этом она лучше, тоньше, чем я, и от этого все намного сложней. Как она только что выразилась, – Исаев криво усмехнулся, – она уже видела, как меня убивают, и еще раз пережить это не хочет. Ладно, – Андрей с треском распечатал целлофан, – в конце концов, это наши с нею дела. В любом случае в Интерпол я уже не вернусь, а ты хотел поговорить о Лизе.
– Сейчас поговорим. Ты кофе будешь? – Алекс обернулся к нему.
– Буду. И, слушай, давай помимо кофе еще что-нибудь перехватим? Там в холодильнике вроде бы сыр и какое-то мясо есть.
– Спасибо, я пас.
Андрей кинул в рот сигарету, сложил ладони, прикуривая:
– Почему?
– Аппетита нет.
– Да ладно тебе! А потом, – щелчок зажигалки, – я тебе расскажу то, что был должен, наверно…
– Теперь ты все знаешь, – продолжил Исаев, когда они перебрались в комнату. Чех прихватил из прихожей банкетку. Андрей вместе с кофе устроился в стареньком кресле.
– И ты считаешь?.. – чех пристроился спиной к окну так, чтобы видеть Андрея.
– Что она была в группировке? Да. Нравится это тебе или нет, но я считаю так. Просто смотри, какая штука, – Исаев отпил из чашки. – То, как она за секунды вырубила Новака – это, вообще-то, прием английского спецназа, который прижился у «Пантер». В свое время, наслушавшись на той «исторической» конференции, где я познакомился с Нико, о навыках и умении «Пантер» разрабатывать операции, я заинтересовался, какие приемы защиты и нападения они используют. Но поскольку Лиза вряд ли могла пройти стажировку в SBS или SAS, то…
– SAS и SBS – это что? – Алекс сдвинул с письменного стола документы Андрея, поставил чашку на край столешницы.
– SAS и SBS? А это подразделения войск специального назначения Великобритании. Так вот, поскольку Лиза в английском спецназе, как мы понимаем, служить не могла, то остаются «Пантеры». Или даже не «Пантеры», а тот, кто в «Пантерах» обучил ее этому. Дальше… Я допускаю мысль, что, судя по ее навыкам, но главное, по тому, что Лиза умеет мыслить неформально и творчески, она играла в этой ОПГ заметную роль, в какой-то момент захотела выйти из игры, но что-то пошло не так. И теперь вся эта свора усердно ищет ее. При этом Лизу разыскивает отец, а, вернее, я. Плюс против нее играет Нико, а за кумиром моей «золотой» юности стоит Интерпол. И единственное, что мне пока непонятно во всей этой ситуации, почему грек до сих пор не задействовал на поиски Лизы ресурсы моей бывшей конторы.
– Ты говорил, он что-то испытывал к ней, – негромко напомнил Алекс.
– Вообще-то я говорил, что у меня сложилось такое мнение после общения с ним. Но не светлые чувства там главное. Там другое … – Андрей помолчал, подбирая слова, покрутил в руках еще теплую чашку. – Понимаешь, Нико почему-то очень важно найти ее раньше меня. Да, то же самое – я имею в виду, я-найду-ее-раньше-всех – хочу и я. Но я получил заказ от ее отца, так что в моем «я хочу» изначально ничего личного не было. Я всего лишь хотел извлечь тебя из СИЗО. А грек так хочет ее разыскать, словно ему кто соль на раны насыпал. И подобный энтузиазм мне совершенно не нравится… Вот такие дела, – заключил Исаев.
Алекс кивнул, посмотрел на свои сомкнутые в замок пальцы и попросил:
– Покажи мне ее.
Андрей отставил чашку на подлокотник кресла, поднялся, пересек комнату. Присев на корточки перед сейфом у письменного стола, набрал код, вытянул из линейки стоявших внизу папок нужную. Вынул из файлового мешка ксерокс карандашного рисунка и протянул его чеху.
Алекс долго разглядывал ее портрет. Чужая, незнакомая девушка. Очень женственная, обезоруживающая, сложная красота, но не Элисон и не Лиза. Казалось, та, что жила в этих двоих, так далеко от него ушла, словно все забыла. Алекс искал в этом новом, непривычном, идеально вылепленном лице, хотя бы в уголках ее губ, то, что осталось от тех двоих. Но нет. Ничего не было.
«Почему ты через столько лет вернулась ко мне, флер-де-лис?» – Алекс машинально провел кончиком пальца по рисунку, повторяя ее черты. А в голове плыло:
«Знаешь, я же тебя вспоминал, хотя лгал, что в памяти ничего не осталось. В пятнадцать – смешно сказать! – на полном серьезе считал, что еще года три, четыре, и я на тебе женюсь. Обручение, причастие, флердоранж. Венчание и обет верности… Во всех деталях придуманная и продуманная картинка, нарисованная себе излишне романтичным мальчишкой. А потом что-то пошло не так, и картинка вылетела из розовой рамки, в которую я поставил ее. Комок, на года вставший в горле – не клинч… Этого я тебе не простил? Похоже, что этого, раз с тех пор „твой“ мальчишка выбросил из головы и „я верю в судьбу“, и прочие крышесносные глупости. А потом я женился на театре, Лиз».