@ Актер. Часть 3, 4

В этот момент в ванной хлопнула дверь. Лиза подняла голову, наблюдая, как чех, поддернув на коленях серые спортивные трикотажные брюки, опускается перед ней на корточки.

– Что? – не поняла она.

Он взял ее руку, поднес к губам. Не сводя с нее глаз, поцеловал онемевшие пальцы. Слегка прикусил холодный мизинчик:

– Боишься. Да?

– Да, – кивнула она, думая о своем и рассматривая его радужки, такие же зеленые, как у нее. Знак их судьбы… Или – беды?

– Не бойся. Если ты хочешь, я теперь всегда буду рядом с тобой, – внезапно с подкупающей искренностью тихо признался он.

А она вдруг вспомнила другую, много лет назад брошенную им девочку – себя саму, которую он тоже пообещал любить, но так и не сдержал слова.

«Ты и сейчас меня не простишь, потому что теперь все намного сложней. Ты даже не знаешь, чем я стала… Господи, Алекс, я же так сильно любила тебя – и до сих пор люблю, но давно уже без всяких приставок „я тоже“. Мне бы быть с тобой вместе, любить тебя, одного, всю свою жизнь, засыпать с тобой и просыпаться. Если хочешь, то верить, что у нас есть завтра. Если хочешь, рожать тебе детей. Если захочешь, то просто быть вместе, вдвоем, и за одно это никому на свете тебя не отдать, но… Но чем снова увидеть в твоих глазах брезгливость и отвращение, пусть уж лучше тебе все расскажет Исаев… У нас нет завтра… Алекс, я снова теряю тебя!»

Сердце забилось, оборвалось и полетело вниз. Боль была настолько острой, что хотелось заплакать. Вместо этого, до крови прикусив нижнюю сторону щеки, она обвила его руками за шею и прижалась к нему тесней, понимая, что для нее короткая сказка лже-Элисон Грейсон закончена.

***

«Спасибо. С уважением, А.И»

Не веря глазам, Нико, который три часа назад заселился в одной из московских гостиниц, перечитал письмо.

«Что, только это?!» Вообще-то он считал, что Андрей в благодарность расскажет ему то, что узнал о Лизе. Но ничего, кроме «спасибо». Как чисто приятельский жест. Как поощрительный, но отчужденный хлопок тебя по плечу. Как унижение. И – как же неприятно осознавать, что ты перестал быть для кого-то кумиром.

«Когда я его упустил? Почему я с ним просчитался?» – Нико перевел взгляд на окно. Темная туча за стеклом налилась тяжкой моросью. По стеклу брызнули первые капли дождя. Грек поморщился и стиснул руку в кулак. Андрей Исаев ускользнул от него, как стекает вода между пальцами…

«Спасибо?» – Чудотворец еще раз прокрутил в голове ответ Исаева Нико. Затем озлобленно чертыхнулся:

– Сволочь!

Нюх, звериное чутье, пестуемая годами интуиция кричали о том, что Исаев раскусил стратегию Элизабет, а значит, найдет ее в считанные часы.

«Ладно, – в конце концов разъяренно подумал Он. – Я, мой милый мальчик, дам тебе сорок восемь часов на то, чтобы одуматься, а потом возьмусь за самое слабое звено в колоде Домбровского. И, кстати, оно – рядом с тобой, Андрей. Так что подумай, мой милый мальчик! Хорошенько подумай…»

ГЛАВА 2

@ В день «предсвадебной вечеринки». Пушкин – Москва, Теплый Стан.

Всю дорогу от Пушкина до Москвы Алекс (кстати, довольно чувствительный к переменам в чужих настроениях) пытался понять, что происходит с Элисон.

То она утром смотрит на тебя такими глазами, что внутри разливается потрясающее тепло, и ты начинаешь верить, что она хотя бы чуточку в тебя влюблена, а если нет, то, по крайней мере, даст тебе шанс на развитие отношений с нею.

То при выходе из гостиницы она неожиданно отнимает у тебя свою ладонь, и ты ощущаешь себя чужаком для нее. Но ровно через секунду она делает шаг вперед, разглядывая спину охранника, который ей не понравился, словно пытается тебя защитить, и от этого тебе становится смешно, но вообще-то – крайне неуютно и холодно.

То при посадке в такси до «Пулково» она внезапно переходит на официальный тон и предлагает тебе выбрать любое место в салоне. А когда ты, удивленно поглядев на нее, взглядом просишь ее: «Пожалуйста, перестань?», она бросает тебе: «Ладно, как Вы хотите». В конце концов вы все-таки вместе садитесь на заднем сидении, но едва ты прикасаешься к ней, как она отворачивается.

В итоге ты, подзадолбавшись от эмоциональных качелей, на которые она тебя с утра и подсаживает, собираешься нажать на нее и получить вразумительный ответ на вопрос: «Почему у нас опять начинаются эти игры в «шаг вперед – два назад?» Но она вдруг сама принимается искать твою руку. А найдя, сжимает так крепко, точно ребенок, который боится, что тебя у нее заберут. В этот момент ты, поняв, что ей по-настоящему плохо, вздохнув, посылаешь свою решимость разобраться с ней до Москвы, как просила она, обнимаешь ее за плечи и притягиваешь к себе. А она, опомнившись, резко отодвигается.

И вот тогда в твоей голове окончательно оформляется то, что не складывалось с утра. По сути, ты ничего не знаешь о ней, кроме того, что с ней может быть до нереального хорошо в постели. Тут вы вообще похожи на двух оголтелых девственников, которые, неожиданно для себя найдя в другом свою половину, теперь самозабвенно друг в друге и растворяются. Но это не так (слишком узко и плоско), потому что в действительности ты ЗНАЕШЬ ее. Знаешь, что она любит, чего не любит, как она думает, как спит, прижавшись к тебе, и как заразительно умеет смеяться. Знаешь родинки на ее теле (успеть выучить), ее привычки (успел присмотреться) и даже то, что у нее шрам на левом боку (выяснить бы еще у нее, откуда он?)

Но самое главное, что ты наконец понял: существует две Элисон. Инь и янь, нирвана и сансара, настоящее и наносное. Общее у этих Элисон только одно – характер. А вот дальше начинается сумбур неопределенности.

Первая Элисон открыта и (ты же чувствуешь!) к тебе тянется. То, как порой она глядит на тебя, вообще на раз завязывает твои внутренности в зачарованный узел. Зато другая Элисон – это холодный и беспощадный расчет, когда она одним своим взглядом умудряется тебе сообщить: «Поверь, малыш, я могу быть той еще сукой». И это в ней убивает тебя, потому что все это – искусственное. Кто-то научил ее быть такой. Вопрос: кто? зачем? Но самое незабавное состоит в том, что эта, другая Элисон по какой-то причине с утра пытается взять над тобой верх. А поскольку не получилось, теперь старается не подпускать тебя ближе. Что доводит тебя до сумасшествия. И если сначала ты раз десять пытался до нее достучаться, то, получив от нее, кстати сказать, довольно хреново сыгранное «я не понимаю, ты о чем вообще говоришь?», ты начинаешь придумывать беды, за которые она тебя так наказывает.

«Алиса, Элисон, miminko, я же в тебя…» Но ты пока тоже не готов произнести это вслух.

И не потому, что не понимаешь, что с тобой происходит – это-то как раз лежит на поверхности. И не потому, что это слово было истерто до дыр двумя десятками Ань, Ян и Терез – или кто там еще у тебя был для твоих «трахтибидох, а потом ты исчезнешь»? (Что, по ходу, напоминало отчаянную, но бездушную случку.) А потому, что ты уже понял: посчитав, что ты ей лжешь, или играешь, или вот так пытаешься ее к себе привязать («Ты же звезда, тебе же нужны только влюбленные в тебя глаза?» – ее слова, сказанные тебе еще год назад?), она ударит тебя наотмашь и ударит заранее.

Ровно это произошло сегодня утром в гостинице.

…После того, как она едва не расплакалась, он попытался с ней поговорить, но она начала вырываться. Чуть ли не силой ее удержав, он пошел по другому пути: для начала закрыл ее эмоции близостью. Ласка, осторожный напор, кровь, разлетающаяся по венам. Прелюдия, ее тихие и протяжные стоны и ритм, когда каждая клетка ее тела просит: «Пожалуйста, сделай так еще раз!» Но после того, как она, рассыпавшись в звезды, пришла в себя окончательно, он отнес ее в ванную, поставил под душ и предложил им стать официально парой.

– Я не смогу переехать к тебе, – тут же отбрила его она.

– Я тебя не об этом прошу. – («Хотя об этом тоже.») – Я прошу тебя, наконец, прекратить валять дурака и позволить нам везде появляться вместе.

Молчание. Зато ее пальцы мнут губку так сильно, что откуда уже сыплется пена. И, следом:

– Мне надо напомнить, что у тебя для этих вещей подписан контракт с моделью? И если ты сейчас его разорвешь, то заплатишь огромную неустойку.

«Ty vole!» («Ну офигеть!»)

– Элисон, – он вздохнул, – заканчивай этой цирк, а?

– Хорошо. Я НЕ МОГУ сделать то, что ты от меня хочешь.

– Ага. Тогда давай разбираться, почему? – приготовившись выслушать всё, он уселся на бортик ванны.

Новая пауза, ее тяжкий вздох, словно ей не хватало воздуха, и ее взгляд, закрытый от него ее серыми радужками, точно стальными ставнями:

– Давай поговорим об этом после вечеринки у Исаева.

– А что, после нее у нас что-то такое изменится? – не без иронии поинтересовался он. – Или ты считаешь, что Андрей должен предварительно нас благословить?

– Не знаю… Дай мне шампунь!

Он перегнулся, снял со столешницы раковины бело-желтый тюбик:

– На, держи.

– Спасибо.

Поглядев, как она энергичными движениями взбивает волосы, на потоки воды, устремившиеся вниз по ее груди к животу и ногам, он дождался, когда она промоет глаза и, отфыркавшись, поглядит на него.

– Элисон, – он аккуратно отобрал у нее лейку душа, – может, ты все же внесешь конкретику?

Очередное молчание. Делает вид, что отжимает волосы.