Тише шёпота

– Кто повлиял на ваше становление как художника? Может быть, ваши родители?

– Нет. Они к сфере искусства никакого отношения не имели.

– Должно быть, теперь очень гордятся вами?

– Они погибли в автокатастрофе, когда мне было четыре года. Мы тогда жили в Свердловске. После их смерти бабушка по матери забрала меня к себе в Ленинград. Он стал для меня родным городом, в котором прошли мои лучшие годы. Но интерес к рисованию возник у меня с раннего детства. Отлично помню, что в нашей квартире была маленькая кладовка, в которой хранились какие-то отцовские инструменты и разные вещицы. Я очень любил забираться туда и разглядывать всё это «богатство». Однажды нашёл там настоящую художественную масляную краску и, естественно, перепачкался ею с ног до головы. Родители ещё удивлялись, откуда взялись там эти тюбики. А во мне этот запах вызвал тогда какое-то… незабываемое восторженное состояние. Потом… лет в пять… бабушка впервые повела меня в музей, и я испытал второе потрясение, перевернувшее во мне всё. Там в экспозиции висела картина и эскиз к ней. На наброске художник изобразил женщину, которая провожала сына на войну, в белом платке, а на самой картине – в чёрном… Одна поза, одно выражение лица… Только платок… Казалось бы, такая мелочь, но сразу столько трагизма в этом! Уже тогда я понял, что одним только цветом можно передать эмоции и глубинную суть события. К тому же мне очень повезло: на протяжении всей моей учёбы, начиная с художественной школы, у меня были великолепные преподаватели. То, что они дали мне, невозможно переоценить! Да и вообще… в своём творчестве я стараюсь следовать наставлению великого Саврасова, которое он не раз давал Левитану: «Пишите, изучайте, но главное – чувствуйте!» Вот такие факторы и люди повлияли на меня.

У Лизы всё сжалось внутри. Она явственно представила то, о чём говорил художник, и это тронуло её. Но в то же самое время она радовалась, что он отвечает на вопросы, поэтому продолжила их задавать.

– Недавно вы успешно продали сразу три полотна, и господин Царевский приобрёл ещё одно за очень крупную сумму. Рассчитываете ли вы на подобный успех с другими вашими работами?

– Откуда у вас информация о покупателе?! – удивился собеседник.

– Я не выдаю свои источники! – решила поумничать она.

Костя ощутил лёгкое раздражение, но не показал его.

– Лиза, в любом случае такая информация не должна подвергаться огласке. Я не знаю, кто приобрёл мою работу. Надеюсь, вы поняли.

Она кивнула.

– Константин Николаевич, сегодня ваша картина… «Невеста»… имела огромный успех! В какой технике вы её писали?

Мужчина подался вперёд и с любопытством посмотрел на девушку.

– Лессировка – это когда полупрозрачную краску наносят на холст тонкими слоями, поверх основной краски, что даёт потрясающие результаты.

– Почему вы выбрали именно её?

– А какую, по-вашему мнению, я должен был использовать для женского портрета?

Она не ответила на его вопрос и совершенно серьёзно, ничуть не смущаясь, задала следующий:

– С кого вы его писали? Можете рассказать историю создания картины?

Костю вдруг начал забавлять этот разговор. «Однако, это занятно!» – подумал он, но вдруг, исходя из только ему одному ведомых соображений, сказал:

– Лиза, да вы нахалка!

Глаза девушки тут же вспыхнули от негодования, и даже ноздри аккуратного носика начали раздуваться в ритме с её глубоким дыханием. Она воскликнула:

– Константин Николаевич! Это неслыханно!

– Замолчи! – он начал так пристально рассматривать её, что она нехотя умолкла.

«Нет, ну подумать только! Какое он имеет право меня оскорблять?! В другой ситуации я бы не дала ему спуску, а сейчас сиди и беседуй, потому что Зибровскому нужна статья!»

Костя пришёл в восторг от бушующих эмоций в этих глазах, похожих на два чёрных агата. Он почувствовал, как сексуальное возбуждение начало наполнять его тело, но ещё большее желание отвоёвывало себе место – запечатлеть её на холсте с натуры.

– Лиза, а вам понравилась моя картина?

«Господи! Что же ему ответить? Что я заявилась на интервью и не успела самолично оценить его творение?!» – запаниковала девушка, но вместо этого произнесла:

– Очень интересная работа! Но вы так и не ответили на вопрос. Кто изображён на портрете?

Константин весело рассмеялся.

– Действительно… на ней показан захватывающий образ. Я писал невесту… мою невесту! А вы, Лиза, ещё и врушка! И картину вы не видели! – он встал и направился к лестнице, которая вела к главному выходу.

Девушка растерялась от такого невоспитанного и вызывающего, как ей показалось, поведения художника. Она метала стрелы своими чёрными глазами ему в спину. «Да что же это такое?! Взял и ушёл. И даже „до свидания“ не сказал. Носится с этой „Невестой“ как с писаной торбой! Напыщенный индюк – вот кто ты, художник Зюкин! И фамилия у тебя дурацкая! Ну и вали себе! Мне и этого для статьи хватит», – мысленно высказывала она колкости своему «обидчику».

Выждав некоторое время и немного успокоившись, журналистка тоже пошла вниз. Она покинула музей, так и не взглянув на картину. Приехала домой и сразу села писать статью.

Глава 4

Утро понедельника выдалось пасмурным. Настроение Лизы было мрачным, под стать погоде. Она приехала на работу в раздражённом состоянии и даже сама не до конца понимала, что угнетает её. «Вчера с Денисом классно на картинге погоняли, а потом душевно посидели в нашем любимом ресторанчике. Вечер получился отличный, даже несмотря на то, что он так и не остался ночевать у меня. А вот сегодня всё бесит! – девушка припарковалась недалеко от входа в здание, в котором располагалась редакция их газеты, вышла из авто и посмотрела на небо, сплошь затянутое серыми низкими тучами. – Ещё этот ветрюган. Только дождя не хватало!»

Придерживая полы пиджака, она заторопилась к крыльцу и начала поспешно подниматься по широким мраморным ступеням, но тонкий каблук её новых лодочек самым подлым образом застрял между каменных плит и она едва не упала.

– Чёрт! Что за невезуха!

Она не без труда освободила туфлю из западни, сунула в неё маленькую ножку и аккуратно заковыляла в редакцию. Шпилька, норовя сломаться окончательно, начала предательски шататься и поскрипывать. «Сегодня вроде не пятница тринадцатого, а день уже с утра не заладился. Туфли теперь на выброс». С этими совсем не радостными мыслями она переобулась в запасные балетки, которые на всякий случай стояли у неё в шкафу, и направилась к главному редактору. Коротко постучала в дверь его кабинета и, не дожидаясь разрешения войти, заглянула внутрь.

– Вениамин Владленович, можно?

– А, Курская! Ну как там у тебя всё прошло?

– Всё хорошо! Вот статья.

Мужчина взял листы бумаги, которые ему подала журналистка, и начал читать, но вскоре удивлённо взглянул на неё и спросил:

– Откуда информация о Царевском?! Насколько я знаю, покупатель остался инкогнито. Зюкин подтвердил? Если нет, то это не годится! Мне не нужны конфликты и проблемы! – он снова углубился в изучение текста.

Девушка стояла молча и в напряжении ожидала, пока редактор дочитает до конца.

– Лиза, что это?! – он опять поднял на неё свои глаза-пуговки. – Начала за здравие, а закончила как? То об одном, то о другом… А за картину вообще ничего! Он что… на твои вопросы перестал отвечать? – начальник откинулся в кресле и пристально посмотрел на подчинённую.

– Вениамин Владленович, вы же сами сказали, что он собеседник непростой! Если честно, он резко прервал разговор и ушёл.

– Лиза, я тебя не узнаю! Это не эксклюзив! – мужчина с некоторым раздражением отпихнул от себя листы с её статьёй. – Я не могу пустить такое в печать.

– Вениамин Владленович, миленький…

– Даю тебе ещё один день! И не пытайся меня разжалобить, Курская! На вот… мне тут чудом удалось его адрес и телефон раздобыть, – он вырвал из записной книжки листок и положил на стол. – Хоть под дверьми его стереги, а статью завтра принеси!

– Ве-ниа-мин Владле-но-вич…

– Уйди, – тихо сказал редактор.