Оценить:
 Рейтинг: 0

Уроки химии

Год написания книги
2022
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 18 >>
На страницу:
5 из 18
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Я уже нашел свою девушку, – отвечает он и обнимает её за плечи. Юля как-то вся съёживается, по крайней мере внутренне. Ей хочется отстраниться.

Она не знает, довольна ли она, удовлетворена ли тем, что вот он примчался к ней в Париж. Если это и удовлетворение, то какое-то нервное, беспокойное. Юля всё ещё не может простить Себастиану своих многодневных страданий – вот что не даёт ей сейчас чувствовать себя удовлетворённой! И она ведёт себя почти сухо, не поддаётся на его ухаживания.

Поясняет ему:

– Вот, пришлось приехать в Париж из-за того, что надо было воспользоваться визой.

– И – посмотри, что произошло! Я тут как тут! – восклицает он самодовольно с видом фокусника, достающего, наконец, после двух неудачных попыток, зайца из цилиндра.

– Я бы оценила, если бы это произошло два месяца назад, – она не намерена быстро сдаваться.

Они проходят мимо Мулен Руж, и Себастиан обращает её внимание на то, что секьюрити, стоящие перед кабаре, – русские. Как он это узнал?! Хотя, похоже! – два светловолосых широколицых мощных красавца.

Они блуждают по маленьким крутым улочкам в поисках какого-нибудь заведения, где можно было бы выпить по бокалу вина, отметить встречу. Справившись со своим спасителем-путеводителем, Юля сообщает, что где-то неподалёку должен быть трактир «У Веселого Кролика» (Au Lapin Agile). Культовое местечко, которое пользовалось невероятной популярностью у парижской богемы – художников, писателей, поэтов и даже политиков – на рубеже 19-го и 20-го веков. Но им не удается найти «Кролика», и они заворачивают в какое-то другое милое заведение. Сидят, пьют вино и разговаривают.

Юля делится впечатлениями от поездки в Шантийи, показывает фотографии замка, его окрестностей и интерьеров. Себастиан надолго замирает над сделанным ею пиратским способом фото «Трех граций» Рафаэля («No photo» – висела табличка в музее). Три обнажённые девушки, вполне себе в теле, у каждой в руке – по яблоку. «Опять это яблоко!– вдруг пронзает Юлю мысль, когда она тоже бросает взгляд на экран фотоаппарата. – Ведь в тот раз все началось именно с яблока. Да что же это за наваждение такое!»

А Себастиан вдруг переводит задумчивый взгляд с картины на неё, и она догадывается: пытается вспомнить, какая она в раздетом виде. Такая же, как на картине Рафаэля?

Потом они возвращаются в своей беседе к Парижу. Себастиан рассказывает, что впервые побывал здесь со своим классом, когда учился в колледже, что-то в возрасте около семнадцати лет. Неожиданно для него самого и к его большому сожалению, одноклассница, которая ему очень нравилась, не поехала с группой, и поэтому воспоминания о той поездке у него довольно печальные. «Понимаешь, Париж – это все-таки город любви, а я чувствовал себя здесь одиноко даже среди друзей, потому что девушка, которую, как мне тогда казалось, я любил, была далеко». «Где-то я это уже слышала», – смутно думается Юле.

Оба тщательно обходят в разговоре тему своей «невстречи» в феврале, всего каких-то два месяца назад. Себастиан только вскользь упоминает, что его отношения с постоянной партнершей были тогда на пике, и он очень боялся, что по каким-то признакам она поймёт, что он встречается с Юлей в Лондоне. Поэтому и хотел перенести встречу в другой город, и даже в другую страну.

Юля пропускает этот комментарий мимо ушей. Ей также неинтересно, каково текущее состояние его дел с той женщиной. Это не имеет никакого касательства к их с Себастианом отношениям, продолжения которых Юля не ожидает.

Они выходят на свежий воздух и поднимаются к Базилике Сакре-Кёр. Снова Юля вспоминает, как они были здесь с Лёшкой. «Кажется, для создавшихся обстоятельств я слишком уж часто вспоминаю мужа: соскучилась и хочу домой, увидеть его и детей».

Они заходят внутрь собора. Похоже, он открыт круглосуточно: ведь уже далеко за десять вечера. Покупают и зажигают свечки, устанавливают их перед ликами святых. Юля мысленно молится за детей и за трёх своих крестников, за родителей, за Лёшу. Конечно, это католический собор, но – какая, в сущности, разница, где и какого Бога просить о здоровье и благополучии самых близких. Тихонько в темноте собора она рассказывает Себастиану о маленькой девочке, которой месяц назад стала матерью крёстной, и о том, как важен для неё самой этот статус.

Они выходят из темноты и тишины базилики С высоты Монмартра им вдруг открывается восхитительный вид на ночной Париж с его Эйфелевой башней, ярко и разноцветно освещенными соборами и памятниками и многочисленными улицами и площадями, мерцающими огнями машин. И даже уродливая, ненавистная сердцу каждого парижанина башня Монпарнас на противоположном – южном – конце города ночью не портит общей картины.

Юля не выдерживает – восторг и счастье выплескиваются из неё, не сдерживаемые более ни обидой, ни усталостью, и она напевает:

I’m on the top of the world

Looking down on creation,

And the only explanation I can find

Is the love that I’ve found

Ever since you’ve been around.

Your love puts me at the top of the world.

Чёрт возьми, да, она счастлива! – но не потому, что она с НИМ. Она счастлива потому, что она в Париже, на «вершине мира», и всё хорошо, и у неё есть Лёшка, и дети, и её маленькая крестница. И ещё… ну да – ОН всё же приехал. Она отомщена! – почему-то Юле становится весело от этой мысли. Какие же все-таки все мы эгоисты!

Себастиан смотрит на неё с удивлением:

– Откуда ты знаешь эту песенку? Кажется, её пели «Сarpenters», но это очень старая песня. Когда она была на пике популярности, ты, наверное, ещё и в школу не ходила.

И Юля рассказывает ему о том, как студентками они с подругами бегали на проповеди орудовавшей в то время в Москве (да и во всем мире), а потом повсеместно запрещённой секты «Аун Сенрикё» с единственной целью: попрактиковаться в английском языке. Каждая проповедь заканчивалась совместным распеванием добрых и весёлых популярных американских песенок. Интересно, что, как только дело доходило до собственно вступления в секту, молодых слушателей как ветром сдувало. Они с Себастианом хохочут, а она преисполнена благодарности к Парижу ещё и за то, что напомнил ей эту забавную страницу её юности, к тому моменту почти стёршуюся из памяти. А вот песни – песни поселились в сердце, и многие из них она до сих пор любит напевать и наигрывать на синтезаторе.

Они направляются в гостиницу. Входят в метро на Anvers и проезжают несколько остановок до Jacques Bonsergent, смеясь и обсуждая, действительно ли фамилия этого парня – Bonsergent – переводится с французского как «добрый сержант».

На ресепшене гостиницы Юля предоставляет своему спутнику самому договариваться с дежурной, и несколько фраз по-французски, приправленные, кажется, двадцатиевровой купюрой, решают дело. Они поднимаются в Юлин номер. Себастиан осматривается одобрительно: скромно, но со вкусом. Юля демонстрирует крохотный балкончик, на котором по утрам пьет кофе, при том припомнив, что жёнушки русских нуворишей, кажется, называют такие балкончики в своих квартирах и особняках «французскими». Вот только французы не подозревают о существовании такого наименования.

Юля не кидается в объятия Себастиана, напротив – ведёт себя спокойно и по-будничному. Предлагает ему пойти в душ, но он отказывается с улыбкой: «Мне не нужен душ, я чистый». Тогда она говорит, что сама-то как раз очень нуждается в душе – целый день на ногах. Она возвращается из ванной, облаченная в шёлковый халатик. Себастиан лежит на кровати тоже ещё одетый, перелистывает её книги. «Собор Парижской Богоматери» на русском, так что ему неинтересен, в путеводителе хотя бы можно посмотреть картинки, наконец – «Любовник леди Чаттерлей», его Юля читает в подлиннике.

– Кажется, это очень эротическое произведение?

– Да, пожалуй. Я прочла примерно половину, мне нравится. Кроме того, читая этот роман, я практикуюсь в английском.

Себастиан откладывает книги обратно на тумбочку. Юля ложится рядом, не дотронувшись до него. Она как будто наблюдает за ним и собой со стороны. Страсти, что бушевала в те две ночи их первой встречи в Эрандле, она не чувствует. Юля всё ещё находится во власти своего уязвлённого самолюбия.

Поняв, что она не станет его целовать и раздевать, Себастиан встает с постели и начинает раздеваться сам. Он старается казаться спокойным, но Юлю не обманешь. Возбуждение вдруг передается и ей, а Себастиан бросается на постель рядом, быстро освобождает её тело из шелков и накрывает своим…

Если предыдущими ночами, там, в английском Эрандле, они много говорили о своих супругах, то лейтмотивом этой парижской ночи стали дети. Их сыновья, оказывается, доставляют своим родителям похожие хлопоты, несмотря на разницу в возрасте: и тот, и другой ненавидят учебу в школе. Так же точно, как Юля своих детей, Себастиан обожает сына, хотя видится с ним лишь раза два в месяц: отправляется поездом из Лондона в Брюссель каждый второй уикэнд и проводит выходные в доме, где живет его бывшая жена со своими родителями.

– Как зовут твоего сына?

– Йохан.

– Значит, вместе взятые, ваши имена составляют имя знаменитого композитора Иоганна Себастиана Баха? – Юля улыбается в темноте от удовольствия, которое доставляет ей звучание этого великого имени, частично состоящего и из имени её любовника.

– Да, действительно! Я никогда об этом не думал, – он смеётся и обнимает её крепче.

– Дети – это самое лучшее, что есть в нашей жизни, как бы банально это ни звучало. Мне бы очень хотелось, чтобы и у тебя, и у твоего сына всегда всё было хорошо.

– Да, мне бы тоже очень этого хотелось. И мне бы хотелось иметь ещё детей.

– А у твоей жены есть другой мужчина – муж или любовник?

– Не знаю наверняка, но не думаю.

– Тогда почему ты не попытаешься восстановить отношения? Пойми, мать твоего ребёнка – это, как ни крути, самая близкая тебе женщина, ближе не будет.

– Не думаю, что она согласится.

– Глупый. Давай я тебя научу. Купи и подари ей… ну, огромную корзину – сто или триста – роз! Если не подействует сразу, через некоторое время процедуру повтори.

Они снова смеются. Потом он говорит серьёзно и даже немного устало:

– Нет, это всё вода, текущая под мостом («No, I call it: water under the bridge»), вряд ли мы когда-нибудь снова сможем быть вместе.

Юля не желает показать ему, как хорошо понимает то, о чём он говорит, и как верит в то, что он прав. К сожалению, так действительно часто случается в семейных отношениях: water under the bridge, и вот уже назад дороги нет. Безопаснее не продолжать начатый разговор. Говорить серьёзно тяжело, а шутить не о чем. И она надолго замолкает, думая о своём.

Через какое-то время Себастиан нарушает молчание:
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 18 >>
На страницу:
5 из 18