Уроки химии

– Но, сынок, ты же сам видишь, что нам трудно жить вместе, мы часто ссоримся. В том числе из-за тебя, хотя и не только из-за тебя. Жить вместе в таких обстоятельствах – значит, лгать друг другу.

И тут Ваня произнес тихо, но внятно, как будто ответ давно был у него готов:

– Тогда живите по отдельности, но здесь, дома. У нас полно места, много свободных комнат. Мне всё равно, спите вы вместе или нет, но я хочу, чтобы у меня были и мама, и папа.

Это был едва ли не первый раз за многие месяцы, когда Ваня признался, что он вообще чего-то хочет. Или, может быть, Юля и Алексей просто давно не обсуждали с сыном, чего он на самом деле хочет, а лишь сообщали ему, что он должен делать и чего от него ждут и хотят все остальные.

Итак, хотя Ваня и не поддержал выдвинутую его родителями, а точнее – единолично Юлей, идею развода, но всё же Юля окончательно переселилась из супружеской спальни в спальню дочерей.

***

Потянулись долгие тяжёлые месяцы, когда проблески взаимопонимания между родителями и сыном перемежались днями полного разлада.

Порой Ваня несколько дней вёл себя спокойно и выглядел уравновешенным. По видимости, ездил в лицей, делал уроки и жил обычной нормальной жизнью подростка. Но едва только Юля начинала питать слабую надежду на то, что все их беды остались позади, неизменно наступал срыв. Ваня вновь приходил домой бледный, грязный, смотрел на Юлю красными, ничего не видящими, пустыми и бессмысленными глазами, и ей становилось страшно. В такие моменты она понимала, что сын опять накурился или наглотался какой-то гадости.

Юля ничего не понимала в этих делах. Краснея и бледнея от стыда, накупила она в аптеке экспресс-тестов на наркотики. Ваня послушно писал в баночку, но тесты ничего не выявляли. Юле не пришлось долго сидеть в Интернете, чтобы выяснить, что аптечные тесты дают нейтральную реакцию на так называемые «спайсы» – синтетические наркотики в виде таблеток или курительных смесей. Она понимала, что сын и его неведомые друзья, по всей видимости, экспериментируют именно с этой дрянью.

Она бегала за сыном, в прострации фланирующим по квартире, и голосила:

– Ваня, Ванечка, сынок, как же ты не понимаешь! Ведь это же хи-ми-я! Это ужасные наркотики, настоящие наркотики! Боже мой, они же убьют тебя, или сделают больным, или идиотом!

Но Ваню, кажется, вся эта суета только забавляла. Иногда он реагировал на Юлины причитания, но реагировал странно. Например, мог выскочить из своей комнаты и начать радостно тараторить:

– Мам, ну чего ты так волнуешься! Никакой это не наркотик – ты попробуй сама, ты увидишь – это абсолютно безвредно, и тебе понравится. Нет никакого привыкания, не выдумывай. Нет, ты попробуй, ну правда – попробуй, я серьёзно!

Юля не понимала, шутит ли он в такие минуты или и вправду предлагает ей разделить с ним эту гадость. Для неё любые наркотики всегда были абсолютным табу, она даже и к таблеткам относилась с предубеждением. Поэтому Ванино предложение казалось ей пределом абсурда. Если он только был серьёзен, а не издевался над ней. Юле казалось, что она понемногу сходит с ума, или, может быть, – они оба с сыном.

Кто-то из знакомых сообщил Юле, что в их районном наркологическом диспансере принимает хороший психолог. Сначала ей стало страшно от слова «наркодиспансер», но еще страшнее было потерять сына.

Юля записалась на прием к психологу и в самом начале консультации сообщила ему, что психологическая помощь необходима её пятнадцатилетнему сыну. Но доктор неожиданно ответил, что псхологическая помощь необходима прежде всего ей самой. И добавил: не только для разрешения трудностей, связанных с поведением сына, но и для распутывания её собственных психологических проблем. Юля пыталась возражать: «Доктор, но у меня как раз нет никаких проблем! Проблемы – только у Вани, нашего сына». Жалкие возражения, с которыми доктор не согласился.

Последовала большая и кропотливая работа. Удивительно, но Ваня не отказался от походов к психологу. Однако Юля всё равно посещала доктора чаще, чем сын. Иногда её сопровождал Алексей.

Их психолог применял удивительные методы работы. Например, он мог прямо во время консультации начать лепить из гипса или глины голову пациента. Это действо длилось на протяжении нескольких сеансов, и от встречи к встрече скульптура сначала становилась всё больше и больше похожей на голову некого человека, а потом – и на свою живую модель, на свой конкретный оригинал. В другой раз доктор принимался раскрашивать Юлино лицо разноцветным гримом всех цветов радуги, не маскируя, а, напротив, подчёркивая тонкие вертикальные морщинки между её нахмуренными бровями и горькие носогубные складки, проявившиеся в последний год особенно сильно.

У Вани с психологом были свои дела и разговоры, но было видно, что эти встречи идут мальчику на пользу. Постепенно, хотя и очень медленно, сын возвращался в нормальное состояние, становился их Ваней, которого они всегда знали и понимали, и который, кажется, слышал и понимал их.

Юля и Алексей по-прежнему жили в разных спальнях, но за сына боролись вместе. И это очень сильно сближало их, делало союзниками, партнёрами и даже друзьями.

Между тем, в лицее дела шли ни шатко ни валко, и на исходе апреля завуч сообщила Юле и Алексею, что Ване, конечно, дадут доучиться до конца учебного года, но на следующий год им следует подобрать себе другую школу. Юля испытала облегчение, почти радость от этого сообщения. О портфолио сына давно уже не было и речи. Им надо было спасать его самого, буквально – спасать Ванину жизнь.

Сам Ваня тоже довольно спокойно отнёсся к новостям о том, что ему придется сменить школу. После перебора всех альтернатив, кому-то в семье пришла в голову счастливая идея, что Ване следует поступить в экстернат. Идея эта была преимущественно продиктована опасениями, что и в новой школе Ваня примется за старое. А экстернат предполагал, что сын будет максимальное количество времени находиться дома, а значит – нет-нет, да под присмотром кого-то из взрослых членов семьи. К тому же сама школа-экстернат находилась всего в пятнадцати минутах ходьбы от их дома, что устраняло давно наболевшую проблему Ваниных ежедневных перемещений из одного конца Москвы в другой.

Наступили летние каникулы. Ваня повзрослел, возмужал и как будто остепенился. Хотя решение о переходе в другую школу было уже принято, он по-прежнему проводил много времени с Пашей, своим лицейским однокашником. Мальчишки вместе гуляли или секретничали то у одного, то у другого дома. Юле и Алексею очень нравилась эта закадычная дружба. Оба они с большим уважением относилась к Пашиным родителям и всячески поощряли и поддерживали замечательные отношения между ребятами.

Летние каникулы уже подходили к концу, и ничто, казалось бы, не предвещало беды. Но беда пришла. В самом конце августа, чуть ли не 31-го, когда Юля была на работе, зазвонил её личный мобильный. Звонила Пашина мама Элла Александровна, которая в панике сообщила Юле, что Паша с Ваней чего-то накурились, и Паше сейчас очень плохо. У Юли все похолодело внутри. Она сорвалась с работы, уже по дороге позвонила Алексею, и через час оба почти одновременно влетели, запыхавшиеся, в собственную квартиру.

Ваня был дома. Сидел в своей комнате на подоконнике и апатично взирал за оконное стекло с их седьмого этажа. Не сразу обернулся на возгласы родителей, а когда обернулся, то Юля заметила такую знакомую ей бледность, проступающую сквозь его летний загар. Ванины глаза были красными.

Его сидение на подоконнике не понравилось Юле, и она сказала тихим, но твердым голосом:

– Ваня, собирайся. Мы сейчас все вместе поедем к Паше домой, – она просто-напросто боялась оставить сына дома одного.

Ваня не ответил, но послушно собрался, и они отправились. Ехали молча, Юля ничего не спрашивала у Вани. Она сейчас чувствовала такое горе и такое разочарование, что у неё не было сил на выяснение деталей случившегося. К тому же, ей было страшно, что Ваня вдруг начнет паясничать или врать.

Они подъехали к Пашиному дому, вышли из машины и позвонили в домофон. Дверь подъезда открылась. В прихожей их встретили родители Паши, Элла Александровна и Дмитрий Иванович. Пройти дальше в комнаты им не предложили.

Юля не знала, что нужно говорить, и наконец у неё вырвалось главное:

– Где Паша?

– Паша там, в своей комнате, – ответила Элла Александровна.

По всей видимости, Паша услышал разговор. Он вышел в прихожую и подошел к ним. Тоже бледный, он шёл неуверенно, качаясь и придерживаясь за стены, с видимым усилием удерживая равновесие. Словно передвигался не по твёрдому полу, а по проходу самолета, попавшего в зону сильной турбулентности.

Юля бросилась к нему:

– Пашенька, милый, что с тобой? Как ты себя чувствуешь?

Тот ответил:

– Юлия Владимировна, мне очень плохо. У меня кружится голова, тошнит. Мне кажется, я умираю.

Юля в растерянности оглянулась на Ваню. Тот стоял, опустив голову.

Она снова обратилась к Паше:

– Пашенька, ты знаешь, как мы тебя любим. Мы готовы всё сделать, чтобы помочь тебе. Все, что тебе будет нужно! – она не знала, что еще добавить, и смотрела то на Пашу, то на его родителей.

– Спасибо, вы уже помогли, – сухо произнесла Элла Александровна.

Юля запнулась, пытаясь проглотить этот выпад, впрочем – вполне ими заслуженный. В разговор вступил Алексей:

– Элла Александровна, мы действительно готовы всё сделать, чтобы как-то исправить ситуацию. Просто дайте нам знать. И ещё. Вот телефон психолога в наркодиспансере, на случай, если Паше понадобится его помощь. Это очень хороший психолог, он очень помогает нам с Ваней… – Теперь уже запнулся и сам Алексей. Да уж, прозвучало глупее некуда: если психолог «очень помогает», то как могло случиться то, что сегодня случилось?

Но Элла Александровна, похоже, думала сейчас совсем о другом. Услышав слово «наркодиспансер», она как-то вся подобралась, почти окаменела. Юля понимала её реакцию: точно так же она сама реагировала, в первый раз услышав это слово полгода назад применительно к Ваниной ситуации.

Как побитые собаки, вышли они из Пашиного дома. Юле и Алексею и в голову не приходило обвинять Пашиных родителей в недружелюбии и негостеприимности. Напротив, Юля винила во всем себя и чувствовала нависшую над их сыном катастрофу.

«Неужели все напрасно? – думала она. – Неужели же мы никогда не выберемся из этого ада?»

Когда они втроем сели в машину, она, наконец, спросила:

– Ваня, сынок, ну как же так? Как же всё это могло произойти?

Тот посмотрел на неё исподлобья и сказал неуверенно:

– Ну что… Мы решили отметить окончание каникул.