Горечь прошлого

– Ох, жаль, что я раньше не зашла. Так бы застала тебя в ванной, – курчавая брюнетка, игриво подмигнула Нику. – Госпожа велела передать, что сама навестит тебя.

– Погоди, она сама придет? Сюда? – Николас развел руками, удивленный новостью.

– Да я б и сама приходила к тебе с визитами, – хохотнула та. – Жди. Скоро придет.

Ник разнервничался. Одно дело, когда видеться приходилось у нее, а другое… Да и потом, когда она была у него в комнате он был больной и немощный. Да уж…

– Можно? – Арлет приоткрыв дверь, чуть улыбнулась.

– Да-да конечно, – Николас зачем-то поправил покрывало.

Она плавно вошла в комнату. Было бы настоящим преступлением не оценить ее вечерний наряд: легкая туника, словно бордовый дымок окутывала ее фигуру. Локоны волос в свободном падении шелком струились до пояса. Арлет прошла к окну, и Николаса обвеял нежный цветочный аромат.

– Не люблю безлунные ночи. Становится как-то тоскливо и хочется с кем-нибудь поделиться своими мыслями да хотя бы просто поговорить, – ее лицо стало грустным… усталым. Присев в кресло, Арлет прикрыла глаза и погрузилась в свои думы. Николас внимательно наблюдал за вампирессой. То, что она пришла поговорить о чем-то весьма значимом ясно как день в месяц Желтой Ольферии[6 - месяц Желтой Ольферии – июль (прим. автора.)] .

– Николас, расскажи о своем детстве, – неожиданно произнесла Арлет. Она взирала на парня из-под полуопущенных ресниц.

Эта просьба сковала Ника железными цепями. В груди образовался ком, не дающий вздохнуть. Воспоминания седыми призраками замелькали в голове…

– Что ж… Мой отец был мастером по – дереву. Его искусство резьбы высоко ценилось. Мама работала у тетки в трактире. Характер у тетки был прескверный, однако отказать родной сестре в работе она не могла. И поэтому мама заведовала кухней в трактире. Моей сестре Лилиан было лет восемь, когда в ночь семнадцатого дня месяца Снежной Совы появился я. Поначалу жизнь протекала весело и беззаботно… А потом по истечению восьми лет я начал познавать все тяготы жизни. Мама тяжело заболела, а отец был казнен как участник мятежа против короля… Когда Лилиан исполнилось семнадцать лет ей неожиданно сделал предложение один молодой граф. Он заприметил ее в трактире тетки, куда часто захаживал перекинуться картишками. В своем намерении жениться молодой человек был весьма настойчив. Обещал золотые горы, прими сестра его предложение. Я девятилетний работал подмастерьем в кузнице. Тяжело приходилось, но я не жаловался. Мама с каждым днем угасала, а денег на лекарство у нас не хватало… Лилиан, уже собиралась ослушаться мать и принять предложение богатого жениха, однако мама всеми силами отговаривала сестру. Она говорила, что сам граф и его благость прокляты. До сих пор не могу понять, почему она так говорила… У нас был шанс спасти ее…Одиннадцатого дня месяца Желтой Ольферии она покинула нас навсегда… Новые восстания принесли эпидемию. Люди спасались, уезжая из города. Смерть собирала добрый урожай, как в центре, так и на окраинах. Весь период жаркого лета эпидемия бушевала, пока на порог не взошла осень. В свои одиннадцать лет я чувствовал себя стариком. Но судьбе было угодно еще раз проверит меня на прочность. В месяц Огненной Лисицы[7 - месяц Огненной Лисицы – октябрь (прим. автора.)] Лилиан подкосила болезнь… Все же как мы не старались уберечься от эпидемии, а Смерть знает свое дело лучше. В тот момент у меня оборвалась последняя нить жизни. Я не хотел верить в то, что могу потерять единственного родного человека…

Лекарство, что прописал лекарь, помогало лишь притупить боль. Милая Лилиан… Каждую свободную минутку я думал о ней, спешил после тяжелой работы домой… Сестра, не смотря на болезнь, не унывала и даже пыталась делать что-нибудь по хозяйству. Поначалу я запрещал ей, но она говорила, слабо улыбаясь, что лежа приближает свою смерть…

Одним вечером, вернувшись с работы, я застал Лилиан лежащей на полу маленькой кухни. Рядом был разбит горшочек, в котором она варила еду. Лилиан ждала меня… Я, подняв ее, прижал к себе что было сил. Захлестнувшая истерика затмила белый свет. Мне стало в одночасье ненавистно все окружение. Хотелось умереть… Я остался абсолютно один. Родная тетка съехала из города еще до смерти матери, и потому мне пришлось все делать самому. Представь каково это, сколотить гроб для сестры… Похоронить ее мне помог мой мастер кузнец, который и сам уже дышал через раз…Лилиан погрузилась во тьму, оставив меня на этой грешной земле одного.

Николас тяжело уронил голову на руки. Зажмурив глаза, он вновь пережил ту боль и отчаянье одиннадцатилетнего мальчика. Вздохнув, он продолжил:

– Вдруг меня посетило ощущение, что некая невидимая рука указывает мне путь в сторону Торгового Тракта. И тогда я твердо дал обещание своим родным, что выживу, во что бы то ни стало. Буду жить, храня их любовь в своем сердце. Мне везло на протяжении всего человеческого пути. Попав по Тракту в Дейланвур, меня заприметил сын друга моего отца. Он держал мастерскую, куда меня и взяли. А потом я познакомился с мадам Розмарией. Ну, а остальное ты сама знаешь.

Парень устало посмотрел в окно. После разговора не чувствовалось ни облегчения ни тяжести. Одна сплошная пустота. Арлет протянув к нему руку, коснулась его пальцев и, посмотрев куда-то мимо плеча парня тихо сказала:

– Я расскажу тебе о своих призраках прошлого. О том, что наши слабости делают последующую жизнь невыносимой.

Откровенность на откровенность. Ник настолько сосредоточился, что даже не понимал, дышит ли в данный момент. Сейчас он услышит, возможно, то, что ни кто из приближенных Арлет никогда не знал. Значит ли это, что Ник ближе остальных к ней?..

– У меня не было отца, вернее я его не знала, – немного погодя, начала хозяйка дома. – Моя… мать, герцогиня Милэссия Аликтанская была до безумия избалованной аристократкой. Она с самых пленок не знала слово «нет». Милэссия делала все, что хотела и ее любой каприз удовлетворялся. А далее балы и восхищение кавалеров – вот что стояло у нее на первом плане. Мне было семь лет, когда после очередных веселий у нее от какого-то барона сердцееда появилась на свет Катерина…

После рождения ребенка, Милэссия изменилась до неузнаваемости! Стала более любящей, заботливой, нежной. Подарки получали почти ежечасно… Но ничего не может исправить закоренелые привычки даже такое чудо как розовощекий малыш с золотистыми волосами и медовыми глазами…

Шли годы… На меня все чаще обращали взоры частые гости. Мне на это было глубоко плевать. Я боялась за мою сестренку. Уже в десять лет она была восхитительно красива…

Милэссия всячески старалась повыгоднее выдать меня замуж, но ее усилия приводили к полнейшим провалам. Я не могла оставить сестру с этой куклой… Для Катерины я была не только сестрой я почти заменила ей мать. В день совершеннолетия Катерины, Милессия решила организовать в поместье роскошный бал. Сама идея меня насторожила, ведь среди гостей бо?льшую часть занимал мужской пол. Я очень боялась за сестру…

По приказу матери ее одели весьма несоответствующие возрасту: пышное платье золотой парчи с весьма глубоким декольте. Открытые нежные плечи, тонкая талия утянута корсетом. Волосы высоко подобраны и украшены жемчугом. Она походила на куклу в сувенирной лавке… Ее личико выражало покорность, но на самом деле она чуть не плача, шла вслед за матерью. Печаль Катерины терзала мое сердце. Конечно, можно было взбунтоваться, ослушаться, но ей всего шестнадцать.

Единственной ее надеждой была я, но и у меня были руки связаны. Мать всеми силами старалась не допустить моей помощи. В тот вечер я не спускала глаз с Катерины и, как оказалось, не я одна. Молодой герцог на протяжении всего пиршества следил за ней. Вскоре я узнала его. Это был свежий роман Милэссии. Когда он провозглашал тост, в котором подчеркивал всю прелесть Катерины, он не учел того, как на это среагирует хозяйка дома. Все же с возрастом женщины, к сожалению, не молодеют, а мужчины, ты уж извини, всегда падки на красивое молодое тело.

По окончанию бала я хотела побыть наедине с сестрой, но не нашла ее ни в зале, ни среди уходящих гостей. Узнав у служанки, что Катерину забрала Милэссия я сломя голову кинулась к ее спальне. Но меня не пускали. Тогда я с бешено бьющимся сердцем ринулась в сторону сада, ведь окна спальни выходили как раз в садовую глушь. Изорвав платье о кусты, я, наконец, добралась, но звуки, доносившиеся из спальни, остановили меня на ходу.

Крики Катерины смешивались с руганью матери… В тот момент меня захлестнула волна ярости и единственное о чем я мечтала… нет жаждала, так это убить эту женщину! Все мои попытки проникнуть в спальню сестры окончились тем, что меня попросту оглушили, и я уже очнулась на следующее утро. Как только очнулась, сразу поспешила к Катерине и мне снова помешали, сказав, что в своем кабинете меня ожидает Милэссия. Когда пришла я сперва узнала о сестре, однако мой вопрос решили игнорировать. Мать, указав на гостя, представила его как специалиста области каких-то там мировоззрений. Мне, по правде говоря, мне было глубоко плевать на него и на все, что с ним связано. Но кто бы мог подумать, что именно его появление изменит мою жизнь…

Его звали Альвэр. Просто и без лишних предисловий. Когда он, представившись, посмотрел на меня, признаюсь, мороз по коже пробежал. Не смотря на весьма добродушную улыбку, глаза пронзительно изучали меня. Скорей мою душу. Милэссия сказала, что пригласила этого специалиста для меня, якобы бедная девочка искаженно воспринимает реальность. Мне тогда понравился ответ Альвэра на это: «А Вы, мадам, никогда не задумывались, что все, что Вас окружает, есть чистая иллюзия. И если ее разрушить, то Вы сойдете с ума в настоящей реальности».

Поначалу я относилась к нему с опаской, но со временем мы начали неплохо ладить. Мать все то время свято верила, что Альвэр проводит со мной какие-то замудренные психологические занятия, на самом же деле мы общались на разные темы, и так вышло, что между слов он высказал мою боль… Меня это задело, и я сразу же замкнулась в себе. Какое он имеет право лезть в мою душу?! Кто он вообще такой? Постепенно из глубины выползала ненависть.

– Арлет, прошу, прости мне мое поведение, – говорил он, с сожалением в глазах. – Я не хотел сделать тебе больно. Я лишь хочу помочь…

– Чем Вы мне можете помочь? – вспылив я резко поднялась. – Откуда Вы вообще появились? Да что Вы можете знать обо мне, что решили помочь…

И он рассказал мне все без лживых теней. Как оказалось, Альвэр занимался изучением человеческой психологии. Посещая разные места, или же бывая, на каких-то званых вечерах, он выбирал себе экземпляр, а после изучал его. После трех занятий меня наконец-то допустили к сестре. Я на тот раз отказалась от помощи.

Катерина кинулась в мои объятья и слезы лились безудержным потоком. Я хотела обнять ее, но лишь прикоснулась к спине, она вздрогнула и тихо застонав, сжалась в комок. Мысль незамедлительно пронзила мою голову. Я осторожно сняла с нее рубашку. Затянувшиеся рубцы покрывали хрупкую спину моей сестренки… Катерина призналась, что в ту ночь, мать исполосовала ее плетью и знахарка, предварительно ждавшая в спальне, смазала раны какой-то мазью чтоб на не лежала бревном несколько дней… Это была последняя капля и я в тот же день согласилась на помощь Альвэра.

Он не спрашивал меня уверена или все идет от эмоций, лишь предупредил о боли. Мне было все равно на какую-то боль, мной овладела месть… Альвэр обратил меня, смешав свою кровь в моих жилах. Я умирала… Чувствовала как последнее дыхание жизни покидает мое тело. Судорожно я завершила свой земной путь. А после Альвэр был моей связующей нитью с миром живых.

Я убила свою мать и ее кровь была для меня первой пищей. Милэссию хоронили в закрытом гробу. Можешь себе представить, что я с ней сделала… Альвэр помог нам с Катериной переехать в его особняк, а сам вернулся в Фандаро?с. Я боялась остаться без него. После обращения он был рядом и помогал справляться с голодом, помогал контролировать себя… Я была привязана к нему словно ребенок. Но он уехал, сказав, что вполне уверен в моих силах. Однако он жестко ошибся… Я не смогла уберечь дорогого мне человека… Катерина покинула меня, не успело все у нас в жизни наладится. Ее как и твою сестру забрала болезнь… А я так и не решилась обречь ее душу на вечность, лишенную человеческих радостей. С тех пор я живу в этом доме, храня в своем ледяном сердце огонек любви Катерины, и каждый день, проклиная себя за слабость…

Арлет подошла к окну, за пределами которого растекался рассвет.

– Спасибо за откровенный разговор. Как-то легче стало.

Николас в ответ слегка сжал ее пальцы. Он заметил, как Арлет изменилась за время разговора: лицо осунулось, спина немного сутулилась, да и под глазами залегли мрачные тени. Хозяйка дома заметила его сочувственный взгляд, и еще раз поблагодарив за вечер, поспешила удалиться.

Ник долго размышлял над историей Арлет. Она доверила ему свои прошлые печали и страдания. Но что-то она явно намеренно упустила, вот прямо, чувствовалось Николасу. Однако это ее личное право. Да и парень спрятал некоторые фрагменты своего прошлого.

Не успело утреннее солнце приласкать сонную природу, как набежавшие с севера тучи, поглотили вмиг ясное око небосвода. Убийство на территории монастыря охватило Дэйланвур видимым страхом. Горожане изредка появлялись на улицах, а самые смелые торговцы с надеждой смотрели на редких прохожих. Городская стража прочесывала улицы вдоль и поперек, и отовсюду слышались стальные шаги и конское ржание.

В облачении Золотых Грифонов, Николас и Джозеф, позвякивая при ходьбе звеньями кольчуги, с важным видом шествовали в сторону монастыря. Их никто из стражников не смел, задерживать, ибо капитан Грифонов представил охотников как членов спецотряда Золотых Когтей. Даже горожане с опаской поглядывали на двух мужчин. Николас все было отдал лишь бы иметь возможность посмотреть на них со стороны. Это же интересно, с какими физиономиями они идут, что даже стражники стараются не встречаться с ними взглядом. Парня разбирал смех и, сдерживаясь, он еще больше хмурился. Лишь когда они, оказавшись на мосту Святых и убедившись, что двое конных стражников скрылись за углом собора, Николас расхохотался.

– Неужто мы настолько устрашающие?

– Да ты бы видел себя, – усмехнулся Джозеф. – Шел с таким видом, будто тебя приняли в гильдию, да и не в какую-нибудь, а в саму Черную Розу.

Николас сделал вид, что весьма наслышан об этой гильдии, а сам взял на заметку позже расспросить о ней. У ворот монастыря охотников встретили двое стражников с не менее важным видом. Ник немного напрягся, но когда старший страж Золотых Грифонов обратился к ним, напряжение улетучилось:

– Мужики, если вы на счет расследования, то гиблое дело. Мы, было, пошли с вопросами, однако там какой-то обет молчания. При виде нас испугались не на шутку, а старшая из них вообще приказала нам покинуть святое место. Нет, вы представляете? Какая-то баба монастырская указала нам на дверь.

– Сейчас у них служба за упокой душ погибших, так что предлагаю подождать малость, – другой стражник, немногим моложе был куда сдержаннее своего напарника.

Покуда время шло в ожидании, Николас успел изучить территорию. Высокие стены, скрывающие бо?льшую часть монастыря. Создавалось впечатление какой-то неприступной крепости. Да и сама архитектура здания больше походила на крепость: узкие окошки-бойницы, редко где заменены более широкими стрельчатыми витражными окнами. Толщина стен вряд ли пропускала звуки внешнего мира. Да и внутренние тайны не покидали монастырь. Сколько Ник не старался вслушиваться практически ничего не мог различить да еще этот ветер со своим завыванием, где-то на крыше. Высокий забор щетинился хребтом железных пик. «Да это больше на тюрьму похоже…» – Николас провел пальцем по подбородку, изучая отдельное помещение, с зарешетчатыми окнами.

– Что скажешь? – Джозеф кивком указал на окна.

– По крайне мере через окна, наш «знакомый» не мог проникнуть внутрь. Нас не допустят в монастырь. И узнать все можно лишь внедрив, кого-нибудь из наших девочек. Как ни крути, обитель-то женская…

– Согласен. Девочки узнают куда больше, да и, пребывая внутри смогут, все видеть и слышать.

Вернувшись в город, охотники переговорили с капитаном Золотых Грифонов о рекомендательном письме для главной сестры настоятельницы монастыря. Теперь оставалось дело за малым дать девушкам выбор кто из них отправится на расследование в монастырь.