Власть меча

Аннализа прислонилась к его боку, и она была мягкой и теплой, а ее тело пахло свежим сладким молодым потом.

Шаса наклонился вперед и коснулся белого костяного лба черепа, и ощущение тепла и покоя усилилось. Шаса осознавал доброе ощущение любви, слишком сильное, чтобы выразить его в словах, да, любви, словно за ним присматривал некто или нечто, глубоко заботившийся о нем.

– Я желаю, – произнес он тихо, почти как во сне, – я желаю огромной власти.

Ему показалось, будто что-то укололо кончики его пальцев, касавшиеся черепа, вроде электрического разряда, и он резко отдернул руку.

Аннализа разочарованно вскрикнула и одновременно отодвинулась от Шасы.

– Глупое желание. – Она явно была задета, но Шаса не понимал почему. – Ты глупый мальчишка, и ведьма не исполнит такое глупое желание.

Она вскочила на ноги и закрыла нишу веткой.

– Поздно уже. Нужно возвращаться.

Шасе не хотелось покидать это место, он медлил.

Аннализа окликнула его уже со склона:

– Идем, через час станет темно.

Когда он снова вышел на тропу, она сидела, прислонившись к скале, лицом к нему.

– Я оцарапалась!

Она произнесла это как обвинение. Они оба раскраснелись и тяжело дышали после подъема.

– Мне жаль, – выдохнул Шаса. – Как случилось, что ты поранилась?..

Аннализа подняла подол своей юбки до середины бедра. Одна из колючих ветвей зацепилась за нее, оставив длинную красную царапину на гладкой светлой коже внутренней стороны бедра. Царапина получилась неглубокой, но на ней выступила цепочка капелек крови, подобно ожерелью из крошечных ярких рубинов. Шаса уставился на них как зачарованный, а девушка снова прислонилась к скале, приподняла колени и раздвинула бедра, смяв юбку между ними.

– Промой ее слюной! – велела она.

Шаса послушно опустился на колени между ее ногами и намочил слюной указательный палец.

– У тебя грязный палец! – предостерегла его девушка.

– Что же мне тогда делать? – Шаса растерялся.

– Облизни… смажь ее языком!

Он наклонился вперед и коснулся царапины кончиком языка. Ее кровь имела странный металлически-соленый вкус.

Аннализа положила одну руку ему на затылок и погладила темные вьющиеся волосы.

– Да, вот так, очисти ее, – пробормотала она.

Ее пальцы погрузились в его волосы, она удерживала голову Шасы, прижимая его лицо к своей коже, а потом направила его выше, медленно отодвигая юбку свободной рукой, по мере того как его губы продвигались вверх.

А потом, заглянув между ее разведенных ног, Шаса увидел, что она сидит на собственном белье, белой ткани с рисунком из розочек. И тут до него дошло, что за те несколько минут, что Аннализа оставалась одна, она, должно быть, сняла трусики и подстелила их под себя как подушку на мягкой, покрытой мхом земле. Под юбкой на ней ничего не было.

Шаса резко проснулся, не понимая, где находится. Спиной он ощущал твердую землю, в плечо впился какой-то камешек, на грудь что-то давило, мешая дышать. Он замерз, вокруг стояла тьма. Престер-Джон топтался и фыркал где-то рядом, и Шаса увидел голову пони, силуэтом обрисовавшуюся на фоне звезд.

Внезапно он вспомнил. Нога Аннализы была перекинута через его ногу, а ее лицо уткнулось ему в шею; она наполовину лежала на его груди. Он оттолкнул ее с такой силой, что она с криком проснулась.

– Уже темно! – глупо воскликнул он. – Нас уже ищут!

Он попытался встать, но его бриджи оказались спущены до колен. Шаса ярко вспомнил, как девушка опытной рукой расстегивала их и спускала ниже бедер. Он резко натянул штаны и стал неловко застегивать ширинку.

– Нужно возвращаться. Моя мать…

Аннализа уже стояла рядом с ним, прыгая на одной босой ноге и пытаясь второй попасть в трусики. Шаса посмотрел на звезды. На горизонте сиял Орион.

– Уже больше девяти часов! – мрачно бросил Шаса.

– Не надо было засыпать, – уныло возразила девушка и схватилась за его плечо, чтобы не упасть. – Мой папа меня выпорет. Он говорил, что в следующий раз убьет меня.

Шаса оттолкнул ее руку. Ему хотелось поскорее убраться подальше от нее, но он знал, что не может.

– Это ты виноват! – Она наклонилась, подхватила у лодыжек трусики и натянула их до талии, а потом расправила юбку. – Я так и скажу папе, что это ты виноват. Он на этот раз хлыстом меня изобьет! Ох! Да он просто шкуру с меня спустит!

Шаса отвязал пони, руки у него дрожали. Он не мог думать отчетливо, оставаясь еще полусонным.

– Я ему не позволю. – Его голос прозвучал нерешительно, и галантность вышла неубедительной. – Я не позволю ему причинить тебе боль.

Похоже, это лишь разозлило девушку.

– Да что ты можешь сделать? Ты же просто ребенок! – Это слово, похоже, вызвало что-то еще в ее сознании. – А что произойдет, если ты сделал мне ребенка, а? Он же будет бастардом; ты подумал об этом, когда совал в меня свою штуку? – раздраженно бросила она.

Шаса обожгло несправедливостью ее обвинения.

– Ты сама показала мне, как это сделать! Я бы ничего и не сумел без тебя!

– Ни шиша хорошего теперь не будет! – Аннализа уже плакала. – Лучше бы нам просто сбежать!

Эта идея нашла отклик в душе Шасы, но он с неохотой отказался от нее.

– Пошли, – сказал он и подсадил девушку на спину Престер-Джона, а затем забрался позади нее.

Они увидели факелы поисковых групп на равнине под собой, когда обогнули выступ горы. На дороге тоже горели огни – фары машин, ехавших медленно, явно шарили по обочинам, и до них донеслись крики поисковиков, когда пони добрался до леса далеко внизу.

– Мой папа точно убьет меня на этот раз. Он узнает, чем мы занимались, – хныкала Аннализа, и ее жалость к самой себе раздражала Шасу.

Он уже отказался от попыток ее успокоить.

– Да как он узнает? – огрызнулся он. – Его там не было.

– Ты же не думаешь, что ты был первым, с кем я это делала, – резко произнесла Аннализа, желая ранить Шасу. – Я этим со многими занималась, и папа дважды меня поймал. О, он все равно узнает!