Власть меча

Штоффель подчеркивал недавно обретенное важное положение постоянными ругательствами и богохульствами.

– Идем, Шаса, я тебе покажу точки смазки. Все их нужно смазывать из специального шприца в начале каждой смены.

Он прополз под краем гремящего конвейера, крича Шасе прямо в ухо, чтобы тот мог его расслышать:

– В прошлом месяце один из помощников умудрился сунуть свою поганую руку в подшипники! Они ее оторвали, как крылышко цыпленка, приятель! До сих пор кровь видно!

Он с отвращением показал на темные пятна засохшей крови на бетонном полу и оцинкованных стенках.

– Говорю тебе, приятель, кровь из него хлестала, как из садового шланга!

Потом Штоффель ловко, как обезьяна, взобрался на узкий стальной мостик, и они посмотрели вниз, на конвейер измельчителя.

– Один из этих черномазых овамбо свалился отсюда прямо в емкость с рудой, а мы потом в конце линии не смогли найти даже кусочка кости крупнее твоего пальца. Да, приятель, это чертовски опасная работа, – с гордостью сообщил он Шасе. – Тут приходится постоянно оставаться начеку.

Когда сирена рудника возвестила перерыв на обед, Штоффель повел Шасу вокруг строений дробилки на тенистую сторону, и они удобно устроились на трубе вытяжки. Они могли общаться открыто, поскольку их сейчас объединяла работа, и Шаса чувствовал себя взрослым и важным в своем синем рабочем комбинезоне, когда открывал коробку с ланчем, присланным ему из бунгало шеф-поваром.

– Цыпленок и сэндвичи с языком и пудинг с вареньем, – осмотрел он содержимое. – Хочешь чего-нибудь, Штоффель?

– Нет, приятель. Вон моя сестра, несет мне обед.

И Шаса тут же потерял интерес к еде.

Аннализа ехала по дороге на черном велосипеде «радж-уитворт», и на руле висело несколько жестяных коробок. Шаса впервые увидел ее после их встречи у насосной, хотя и высматривал ее с тех пор каждый день. Она заправила юбку в шаровары, чтобы не испачкать подол цепью. Стоя на педалях, она ритмично работала ногами, проезжая в ворота дробилки, а ветер прижимал к ее телу тонкую ткань платья. Грудь Аннализы была непропорционально большой по сравнению со стройными загорелыми конечностями.

Шаса зачарованно наблюдал за ней. А она, заметив, что Шаса сидит рядом с ее братом, сменила позу. Она опустилась на седло, расправила плечи и оторвала одну руку от руля в попытке пригладить растрепанные ветром волосы. Притормозив, она спрыгнула на землю и поставила велосипед у кожуха вентиляционной трубы.

– Что на обед, Лиза? – спросил Штоффель Бота.

– Колбаса и пюре. – Она протянула ему коробки. – Как всегда.

Рукава ее платья были закатаны, и, когда она подняла руки, Шаса увидел светлые волосы у нее под мышками, спутанные и влажные от пота, и поспешил скрестить ноги.

– Черт, сестренка! – Штоффель не скрывал неудовольствия. – Вечно одно и то же!

– В следующий раз попрошу маму приготовить тебе бифштекс с грибами.

Она опустила руку, и Шаса осознал, что таращится на нее, но не мог совладать с собой. Аннализа застегнула верх блузки, и Шаса заметил, как слегка покраснела на шее ее загорелая кожа, но она все еще ни разу не посмотрела прямо на него.

– Ладно, и на том спасибо. – Штоффель жестом отпустил сестру, но та не спешила уходить.

– Можешь у меня взять что-нибудь, – предложил Шаса.

– Можем поменяться, – щедро предложил Штоффель.

Шаса, заглянув в жестянку, увидел комковатое картофельное пюре, залитое жирным соусом.

– Я не голоден. – И Шаса наконец обратился к девушке: – Хочешь сэндвич, Аннализа?

Она расправила юбку на бедрах и посмотрела на него в упор. Глаза у нее были раскосыми, как у дикой кошки. Она лукаво усмехнулась:

– Когда я захочу что-нибудь взять у тебя, Шаса Кортни, я свистну – вот так.

Она соблазнительно сложила губы в бутон и свистнула, как заклинатель змей, одновременно медленно поднимая указательный палец в откровенно непристойном жесте.

Штоффель грубо расхохотался и хлопнул Шасу по руке:

– Приятель, да она на тебя запала!

Пока Шаса, заливаясь краской, потрясенно сидел, не в силах произнести ни слова, Аннализа подчеркнуто отвернулась и подняла велосипед. Она выехала за ворота, стоя на педалях и поворачивая велосипед из стороны в сторону, так что ее тугие ягодицы раскачивались при каждом движении.

В тот вечер, поворачивая Престер-Джона к водоводу, Шаса задыхался от предвкушения; а приблизившись к насосной, он придержал пони, боясь разочарования, не спеша поворачивать за угол здания.

И все же он оказался не готов к потрясению, когда увидел девушку. Она стояла, расслабленно прислонившись к одной из опор трубы, и Шаса утратил дар речи, когда она медленно выпрямилась и неторопливо направилась к голове пони, не глядя на всадника.

Взявшись за недоуздок, она нежно сказала лошадке:

– Какой симпатичный мальчик!

Пони резко выдохнул сквозь ноздри и переступил с ноги на ногу.

– Какой милый мягкий носик!

Она плавным движением погладила морду животного.

– Хочешь, я тебя поцелую, мой красавчик?

Она слегка сжала губы, розовые, мягкие и влажные, и посмотрела на Шасу, прежде чем наклониться вперед и демонстративно поцеловать морду пони, одновременно поглаживая его шею. Она задержала поцелуй на несколько секунд, а потом прижалась щекой к щеке пони. И начала раскачивать бедрами, что-то тихо напевая горлом, а затему снова взглянула на Шасу своими хитрыми раскосыми глазами.

Шаса пытался найти какие-то слова, ошеломленный бурей охвативших его чувств, а она не спеша передвинулась к боку пони и погладила шкуру.

– Такой сильный…

Ее рука слегка задела ногу Шасы, почти непреднамеренно, но тут же вернулась к его бедру, уже более целенаправленно, и теперь Аннализа не смотрела в лицо Шасе. А он ничего не мог поделать, не мог скрыть свою яростную реакцию на ее прикосновение, и она вдруг визгливо расхохоталась и отступила назад, уперев руки в бедра.

– Собираешься разбить тут лагерь, Шаса Кортни? – спросила она.

Шаса смутился, не понимая ее. И просто покачал головой в ответ.

– Тогда для чего ты поставил палатку?

Аннализа снова громко захохотала, бесстыдно показывая на бриджи Шасы, и он неловко согнулся в седле.

А девушка, чьи смены настроения сбивали с толку, похоже, пожалела его и вернулась к голове пони, чтобы повести животное по дороге, давая Шасе возможность прийти в себя.

– Что тебе говорил обо мне мой брат? – спросила она, не оборачиваясь.

– Ничего, – заверил ее Шаса.