Ине же неосознанно хотелось видеть в ней деревенского прокурора Одарку, способную поставить на место любого. Сначала мама жила за папиной спиной, как за стеной, а когда стена стала рушиться, то она оказалась беззащитной вдвойне. Ина, уже будучи подростком, это интуитивно чувствовала и страдала. Ей невольно хотелось маму защитить, только поэтому где-то внутри неё уже начала формироваться собственная «маленькая Одарка».
Мама не забыла парикмахерское мастерство, поэтому стригла родню мужского пола. Ещё она умела вя- зять вещи спицами и крючком, кроить и шить одежду. Сначала она стеснялась брать заказы, потом осмелела, и у неё появились свои клиенты. Ину она обшивала с малых лет, а восьмом классе научила и её мастерству швеи.
Часто для выбора фасона для клиентки затевался показ маминых шикарных платьев из невиданных тканей. А сколько было обуви! Туфли, босоножки на высоченных каблуках, из кожи лакированной, даже змеиной, ботики на меху, резиновые сапожки с каблучками, в которые для устойчивости вставлялись туфли. Ине больше всего нравилось примерять модную шляпку с вуалью…
После таких примерок на глаз мамы набегали слёзы, потому что вся эта роскошь пропадала пропадом в глухой деревне, куда её привёз отец. Здесь эта роскошь вызывала только глухую зависть, а после того, как отец стал простым колхозником, – злорадство.
Самым большим удовольствием для мамы было чтение книг, благо в центральной сельской библиотеке на полках стояли книги классиков не только русской и советской литературы, но и собрания сочинений Бальзака, Дюма, Гюго, Мериме, Мопассана и десятки менее известных писателей. Мама уходила в выдуманный мир и жила им. Этот удивительный мир литературы она подарит Ине с самых ранних лет.
Зимой темнеет рано. Сделаны все дела по хозяйству, последней подоена корова, молоко процежено, разлито по кувшинам. Дня через два сверху появятся сливки, а из них – сметана, благодаря которой и выживала Ина. Только с ней она ела картошку отварную и жареную, оладьи и блины, а весной первые пёрышки лука. После ужина папа сразу засыпал на кровати, мама устраивалась на тёплой печке с книгой, а маленькая Ина ложилась рядышком с ней и просила:
– Мам, читай вслух!
– Но это взрослая книга…
– Пожалуйста!
И мама начинала читать, иногда рассказывая сюжет. Ина помнит длинные описания природы, чувств, ещё много чего непонятного, но мамин голос звучал флейтой, потом становился все тише и тише, мамины глаза закрывались, но она бдила:
– Мама! Читай!
Мама вздрагивала, потом вздыхая спрашивала: «Когда ты заснёшь?» Зря надеялась – слушать чтение книг Ина могла бесконечно. Иногда мама прерывала чтение, хотя и не засыпала. «Мама!» – напоминала Ина о себе. «Это только для взрослых!» – отвечала она. И приходилось ждать, пока опять можно будет слушать про скучное или, что бывало редко, весёлое описание событий.
В восемь лет Ина уже самостоятельно перечитает свои детские книжки и возьмётся за взрослые, прошедшие папин отбор. Но слушать мамин голос, пригревшись у неё под бочком, оставалось ещё долго наивысшей радостью.
Ина всегда восхищалась мамой, когда та наряжалась и превращалась в сказочную королеву. Вздыхали, глядя на неё, деревенские подруги, папа самодовольно посмеивался, приглашая обмыть сей спектакль. И садились за стол, и пели песни, деревенские или новомодные мамины, привезённые из городской жизни, из кинофильмов. Мама становилась Любовью Орловой или Клавдией Шульженко, ей вторил голос папы, потом подключались остальные. В такие моменты Ину переполняла гордость за самых-самых необыкновенных родителей, рядом с которыми она была маленькой принцессой. Став взрослой, она поймёт, как тяжело и безропотно они вписывались в деревенскую простоту. Но, вопреки всему, они подарили ей счастливое детство.
Счастливое детство – генератор хороших человеческих качеств, прочтёт она много позже в умной книге. Не обязательно. Есть мнение, чем детство хуже, тем морально продуктивнее становится последующая жизнь. Уже очень скоро Ине придётся хлебнуть и худшего, так что хорошим и закалённым человеком она обязана была стать. Без вариантов.
Лера и Влад
Играй гормон…
(Народный юмор)
Ине шесть лет. Их семья переехала в свой дом. Непосредственные соседи жили совершенно замкнуто, как и следующие, чьей семьёй руководила самовластная бабушка Бирючиха. Их крепкий дом скрывался за высоким забором, двор охраняла злая собака. Во дворе росла совсем даже не трава, а необыкновенной красоты редкие цветы и три дерева чёрной шелковицы, единственные в деревне. Ягоды на них рано поспевали и сладким покрывалом усыпали землю.
Сын и невестка пропадали на работе, один – в поле, другая – на свиноферме. Они и в своём хозяйстве держали свиноматку, приносившую к весне много поросят, которых очень выгодно продавали. Их сад антоновских яблонь был самым большим в деревне, не считая колхозный. Яблоки они тоже продавали, что было не легко, особенно найти ящики и нанять машину для перевозки. Бирюковым всё это удавалось.
Неожиданно Бирючиха приветила Марию Михайловну и попросила запросто заходить в гости. Запросто не получалось: собака у калитки, в сад не докричишься. Но от судьбы не уйдёшь. У Ины на глазу вскочил ячмень, а заговорить его могла только она. Пришлось Марии Михайловне вести дочь к ней. Бирючиха ячмень заговорила и попросила за эту услугу сшить им с невесткой по платью на их же машинке. Так Ина познакомилась с её внуками: Лерой, на год младше её, и Владом – на год старше.
И вот мама Ины шьёт платья в доме, а они, дети, играют во дворе. Подошли ещё два соседских мальчика. Со двора всей оравой перебрались в тёмные сени, где мальчишки придумали новую игру. Их, девочек, посадили под большое покрывало и приказали молчать. Ина молчала, пока к ней в трусики не полезла рука мальчика. Она закричала, мама вышла, спасла её от непонятной игры и страха темноты, потом расспросила, а дома обо всём рассказала папе.
Ина никогда не видела его таким взбешённым. Он так яростно возмущался их гадкими играми, что довёл её до истерики. Ина рыдала от несправедливой обиды, не понимая, почему отец кричит на неё, а не на мальчишек, которые эту игру затеяли.
Отец был неправ, но он выразил свой протест, как мог. Таким образом доступ мальчиков к её трусикам был запрещён им, как казалось, навсегда. Все взрослые категорически против любой инфантильной сексуальности, хотя каждый прошёл в этот период через свой тайный грех.
Отец запретил Ине общаться с соседскими детьми, что после его психической атаки для неё было уже лишним. Где-то через год Лера пришла к ним с полной банкой спелых ягод шелковицы: от бабушки для Ины. Ина смотрела на отца и чувствовала, что ему стало как-то не по себе, но он поблагодарил Леру и сказал: «Играйте». И вот играют они с ней в «имена» уже в доме Леры, Ина проигрывает и называет вместо имени кличку, а Лера торжествующе протестует. Ина не сдаётся и выдвигает как неоспоримый аргумент книгу, в которой чёрным по белому… Лера призывает на помощь отца, потом маму и бабушку, и они единым фронтом выступают против Ины, что кажется ей жутко несправедливым, прямо-таки до слёз. Её папа и мама никогда бы так не сделали, даже если бы она была права. И в этот момент ей невыносимо захотелось, чтобы они вставали на её защиту в любом случае и всегда! Так, как это делают эти чёртовы Бирюки!
Пройдёт ещё немного времени, и Лера поделиться с ней сокровенными знаниями «об этом», а Влад не замедлит продемонстрировать ей своё отличие от девчонок. Это случилось где-то в четвёртом классе, и Ина сама перестала ходить к ним в гости, хотя шелковица была у них сладкая-пресладкая. Ей так хотелось черных ягодок, что они даже снились, но теперь ими её уже не подкупить!
Вскоре Леру отправят жить к родственникам, кажется, в Грозный, она пришлёт Ине письмо и фотографию с высокой пышной причёской, которая поразила её в самое сердце. После этой причёски противно было смотреть в зеркало на свою, которую и причёской нельзя было назвать. Где волосы? Все зализаны и заплетены сзади в косу. Самое обидное было в том, что коса Ины была толще Лериной чуть ли не в три раза, но такую причёску можно было сделать только из её шелковистых и чуть вьющихся волос. Такая вот подлость. Как-то Ина сходила к ним в баню и узнала, что они моют голову не мылом, а щёлоком: водой, настоянной на золе. Оказывается, что в старину щёлоком стирали бельё и мыли посуду, что стало для неё настоящим открытием. Теперь и они с мамой мыли голову только им. Правда, виться её волосы так и не стали, зато очень легко расчёсывались.
Лера, Влад, игры гормонов… Каждый играл, кто во что горазд. Как давно это было! Ина любила бегать… Вот она несётся по деревенской дороге к сестрёнке Вере и катит рядом с собой обод колеса от велосипеда, подталкивая его палкой. Колесо не падает, потому что она очень ловкая! Вот она снова бежит – с подпрыгом, с подскоком с вертушкой в руке. Иногда ей казалось, что можно даже взлететь.
Дима плюс Зина
Дима и Зина – два полюса, два мира.
(Вальен Т.)
Дима Понаревский, чей род происходил из Речи Посполитой, был в деревне очень примечательной личностью: лесник всех окружающих лесов, похожий на Чапаева. Он носил белый полушубок и ездил на вороном коне с седлом! Однажды его послали на курсы в саму Москву, и он привёз оттуда симпатичную маленькую и фигуристую жену по имени Зина. Мгновенная любовь настигла их при случайной встрече и тут же завершилась браком.
Зина была моложе мамы, но они подружились сразу. Мамина постоянная подруга Нина жутко ревновала, но потом сама попала под неподражаемое обаяние москвички. Несколько лет подружки были неразлучны. У Зины родилась дочка Лида, а через два года она захотела вернуться в столицу, поставив Диму перед выбором: деревня или я и Москва! Дима никак не ожидал. Кем он будет в Москве? Рабочим на заводе. А он любил себя, красавца, на коне и эту глушь, где был первым.
Мама уговаривала его: – Дима, жить в Москве – мечта любого нормального человека. Колхозникам не положены пенсии и путёвки в санатории, их дают только председателю колхоза и инвалидам, здесь мы даже паспортов не имеем, а у тебя появится шанс всё это иметь. Такой лихой парень, как ты, многого добьётся и в столице.
Дима поддался на уговоры и уехал с женой в Москву, но вскоре вернулся: то работа его не устраивала, то он её. Зина осталась, чтобы всё-таки найти подходящую работу, да ещё с предоставлением жилья.
Дом Димы был зажиточным. Его мать сначала гордилась московской невесткой, но потом вдруг потребовала разделения плошек и ложек. Зина прибегала жаловаться маме.
– Мария, где и на что я куплю серебряные ложки и вилки? Ковры? Она думает, если москвичка, то богатая. На тебя кивает, а у нас в семье пять ртов, в коммуналке живём. В Москве одни жируют, а другие еле концы с концами сводят, только поэтому я и решилась жить в деревне. Смотри, как здесь отъелась! Мария, поговори с ней, к тебе она прислушается.
Мама, вздохнув, пошла на переговоры, а вернувшись сказала:
– Зина, оказывается дело не в ложках, просто ты её мамой так и не называешь, а здесь так не принято.
Потом случилось чудо. Вышла Зина на двор по малой нужде, а бычок, гулявший по нему, попёр прямо на неё, и рожки у него были уже не малые.
– Мама-а! – заголосила Зина на всю округу.
Свекровь была очень довольна.
К концу лета Зина нашла в Москве работу для мужа с предоставлением комнаты и помчалась с радостной вестью в деревню. Поезд прибыл в Климово вечером, автобус уже не ходил, но она так торопилась сообщить прекрасную новость мужу, что проехала часть дороги на попутках, а остальные прошла пешком. Дома уже все спали, а мужа не было. Зина выскочила на улицу в полной растерянности. В этот момент соседка из дома напротив выглянула в окно и сообщила, что Дима пошёл в сторону телятника.
Поздний вечер… Какой телятник? Зина из последних сил добрела до него, распахнула дверь и увидела на сеновале мужа с полуодетой молодухой. Этого она ему простить не смогла. Основательно потрепав соперницу, Зина ушла жить к подруге Марии.
Мама теперь ходила на работу в поле, и Ина, ещё очень привязанная к её юбке, часто бегала к ней. Зине было скучно… И вот перед взором полевой женской сборной предстаёт видение: Зина едет навестить подругу на лошади, сидя почти на хвосте, ибо там самое мягкое место. Смеяться над ней бабы поостереглись. «Еврейка, она и есть еврейка», – прошептал кто-то, но с некоторым уважением к её бойцовским качествам.
Не дождавшись от мужа искреннего покаяния, Зина подала на развод и уехала в Москву, а он сделал последнюю попытку для примирения, оставив дочь у себя. Он надеялся, что к дочери мать обязательно вернётся. Так мама осталась без задушевной и очень умной подруги. Дружба с Ниной была совсем иной.
Ина тоже скучала по тёте Зине, которая удивительным образом могла говорить на равных даже с детьми. Наступила зима, все с нетерпением ждали её приезда. Дима страдал и часто приходил к ним в гости с дочкой. Как-то ужинают они все вместе, маленькая Лида топает ножками по ковру, Дима вслух гадает, когда нагрянет Зинуля, а мама предлагает:
– А давайте спросим у детей, они предчувствуют. Ина, когда приедет тётя Зина?
– Пусть Лида скажет!
– Лидуша, когда мама приедет?