Русская сага. Выбор. Книга первая

Потом молодёжь шла на самое сухое место деревни: в небольшой лесок Гай на песчаном холме. Вокруг шумел паводок, а на холме, прикрытом со всех сторон лесом и кустарником, была настоящая весна. Здесь можно было бегать босиком и даже снять телогрейки. Здесь начиналась большая игра в лапту. Набирались две команды, остальные сидели вокруг поля и наблюдали. Было счастьем бегать за далеко улетевшим мячиком или вдруг заменить тех, кто уходил домой.

Раз в неделю привозили в клуб кино. Индийские фильмы запомнились больше всех: слезы лились из глаз героев, у женщин и детей в зале, даже у мужиков. Старенький клуб трещал по швам. Дети воровали яйца прямо из-под кур и бежали в лавку сдавать. Два яйца стоили десять копеек, которых хватало на две серии. После начала сеанса дети, у которых не было и этой мелочи, лезли в окно, выходящее на сцену и закрытое занавесом, предварительно вынув стекло в форточке. К середине сеанса весь пол был заполнен подростками.

На Красную горку начинался сезон свадеб, и дети бегали посмотреть на них даже в другие деревни. Ритуал был длинным. Невеста в белом платье, в венке из бумажных цветов и множеством ниспадающих с него атласных ленточек должна была обязательно плакать, и они плакали, иногда очень горько. Так было на свадьбе дяди Миши, когда они, племянницы, впервые находились рядом с невестой.

Троица, самый оригинальный праздник, потому что внутри дома все стены украшались ветками берёзы, калины, а пол устилался явором-аиром, росшим вдоль реки тропическими зарослями. Впервые открывались окна, потому что от пряного аромата внутри дома кружилась голова. Дворы, ворота, скамейки возле домов украшались срубленными берёзками.

К этому времени уже подсыхала вся весенняя грязь, и по дорожкам можно было ходить в туфлях. Чаще всего это были страшненькие дерматиновые полуботинки, но даже их берегли только для школы, а с самой ранней весны детвора предпочитала бегать босиком. На праздники все выходили в обуви, девочки ещё и в белых носочках.

Чаще всего застолье на праздник собиралось у них. Заходили кумовья, братья с жёнами или друзья. Это происходило обычно к обеду. Раздвигали и накрывали праздничной скатертью стол, на него ставилась посуда из сервиза, но стопки для вина были уже деревенские. Первые тосты, тихий говор, и уже после третьей рюмки кто-нибудь предлагал спеть.

– Михаил, запевай!

– Какую? – спрашивал дядя Миша.

– Давай «Бродягу», она у тебя хорошо получается.

– Пусть тогда поможет Михайловна, – просил дядя и начинал сначала тихо, как бы пробуя голос, запевать: «По диким степям Закавказья, где золото моют в горах, бродяга, судьбу проклиная, тащится с сумой на плечах…» Потом его баритон набирал мощь, который поддерживал более высокий голос кумы. Запев заканчивался и – «Бродяга, судьбу проклиная…» – взрывался в повторе хор.

Ина пела вместе со всеми, и душа её скорбела по бродяге, по замёрзшему ямщику или радостно мчалась с казаком на горячем коне к своей возлюбленной. Что ни песня, то история и чаще жалобная.

Какими бы ни были эти застольные песни, но они преображали лица поющих гостей: глаза оживали, щеки покрывались румянцем, спины распрямлялись: – Эх, полным полна коробушка!

Если совсем расходились, то начинались пляски с выходом, добавляя, с выходом из-за печки, – пространства для плясок не хватало. Тут уж перепляс сопровождался частушками, иногда такими залихватскими, только уши затыкай.

К вечеру все шли в клуб, где гармонист уже вырывал из инструмента развесёлые плясовые. Как узнать здесь тех замотанных в серые платки баб? Все – молодухи! В своих цветастых шалях они кружатся в танцах, и, кажется, что если они ещё поддадут жару, то улетят.

Для Ины праздники, их ожидание, подготовка к ним, потом пиршество и веселье, остались навсегда в том далёком деревенском детстве. Больше никогда в последующей жизни они не приносили столько радости и счастья.

Деревня и её обитатели

За горами, за морями, за дремучими лесами…

    (Русские сказки)

В Брянской области недалеко от районного центра Новозыбков берёт своё начало река Снов и течёт на юг через село Истопки, далее её русло проходит по болотистому лугу между деревней Шамовка и селом Чернооково, далее – через село Брахлов и уж совсем далеко на Украине впадает в реку Десна.

Вопреки заболоченной пойме, дно реки оставалось песчаным. За деревней Шамовка Снов наполняется водами реки Солова, которая течёт через торфяные болота, вся в зарослях камыша, аира, с тихими заводями, украшенными жёлтыми кувшинками и белыми лилиями.

Деревенька Шамовка расположилась главной своей улицей вдоль реки Снов, на возвышенности, которая южнее деревни переходила уже в торфяную пойму речушки Солова.

Дом Ивана Ильича Макаренко находился в конце главной улицы в левом переулке в три дома, за которыми, после огородов и лесочка, начинались торфяные карьеры в пойме Соловы.

От середины деревни, ближе к реке Снов шла старая улица, дома которой смотрели сверху на реку. Она своей параллелью доходила почти до самой поймы Соловы и заканчивалась хвойным лесочком Гаем, с которого было видно слияние двух рек. Лесочку было лет десять, самый прекрасный пушистый возраст для сосен.

Возвышенность вдоль торфяной поймы реки Соловы – сплошной песок. Сначала на этом песке колхоз сеял люпин, картошку, но урожай никуда не годился. Решили засадить поле соснами и елями, которые росли вместе с Иной. В восьмом классе они были с неё ростом, а уже в десятом – намного её переросли.

Со стороны Истопок главная улица под прямым углом разветвлялась направо к кладбищу, налево – к хозяйственному двору с конюшней, овчарней, коровником, свинарником – и шла дальше. В конце её в семидесятых годах построили новую дорогу до Истопок, возвышающуюся над полями. Её прозвали БАМ.

На этой улице находился дом Василия и Григория Макаренко, только первый – в начале её, а второй – в самом конце. Ина обычно забегала в гости к двоюродной сестре Вале, а потом – к Вере.

Шамовская начальная школа стояла в самом начале идущей вдоль реки улицы. Школа даст название главному пляжу – «Школьный». Вскоре построят новый магазинчик спиной к школьному садику, окнами на главную улицу, прямо напротив дома подружки Нины. Это место станет самым людным в деревне, как и скамейка у дома.

В двух километрах на другом берегу реки Снов устроилась деревня Брахлов, одним своим краем почти срастаясь с деревенькой Полхов (на холмах), сразу за которым начиналось село Чернооково, славившееся чистейшей криницей с удивительно красивой мельницей. В это село вышла замуж тётя Шура, и Ина часто бегала к ней в гости мимо уже заброшенной мельницы, и её завораживало огромное замшелое деревянное колесо с лопастями, как из волшебных сказок.

Жители деревни Шамовка состояли из семейных кланов, поскольку до середины пятидесятых годов прошлого века большинство молодёжи оставалось в деревне, женилось и плодилось дальше.

В деревне все семьи имели прозвища. Были даже такие, как Князи и Графы-Грахи. Ина сначала думала, что эти прозвища остались ещё от крепостнических времён, хотя о знаменитых родовых дворянских гнёздах их края мало кто знал, особенно из молодёжи.

Ина вспомнила казус, случившийся с ней много лет спустя. После смерти бабушки Ольги их семье досталась старинная икона на почерневшей от времени доске. Она тогда жила в Подмосковье и, пытаясь оценить наследство, привезла её в Москву.

Оценщик рассмеялся: «Это самоделка написана даже не маслом, дорогая. Из какого края? Граница трёх республик Украины, Белоруссии и России? Там сроду не было ничего ценного». Но она до сих пор хранит эту икону, намоленную родом Ильи и Ольги, в чём и была её главная ценность.

Чтобы лучше разобраться в происхождения таких оригинальных прозвищ, Ина обратилась за помощью к историку Александру Лепшееву, который знал родную деревню Шамовка гораздо лучше неё. После окончания института он жил в Петербурге и преподавал историю студентам института. Он рассказал ей много чего интересного и смешного.

Оказалось, что своё «звание» Грах (ф) дед многочисленного семейства получил за то, что до революции семнадцатого года служил лакеем у киевского графа. А с прозвищем Князь и того проще: по поговорке «из грязи в князи». Долго не мыл, не чесал свою шевелюру ещё-не-князь, да так долго, что в ней проросло зёрнышко овса! Посмеялся над ним народ и обозвал Князем.

Каких только прозвищ не было! Балабаны, Питюки, Прусы (ещё с гражданской войны знал немецкий язык), Коршуны, Солохины, Вушкуны. Род Макаренко считался на деревне пришлым, его обозвали Вушкунами от слова ушкуйники. Ушкуйник – вольный человек, входивший в вооружённую дружину, снаряжавшуюся новгородскими купцами и боярами, разъезжавшую на ушкуях (лодках с вёслами) и занимавшуюся торговым промыслом и набегами на Волге и Каме. Может быть, её прадед пришёл в деревню оттуда, может ходил туда на промысел, как и многие крестьяне их края ходили на заработки в Ригу, Петербург, Киев и Одессу. Откуда корни её рода, Ина так и не узнала.

Прапрадед умер, а его жена Фёкла жила в семье сына Ильи, который взял в жёны Ольгу из дальнего села Плавна из семьи якобы колдуна. Они родили семеро детей и жили очень бедно. Жители деревни помнят, как Фёкла даже ходила попрошайничать по богатым домам. Значит, были и такие…

Были, подтвердит Александр, были кулаки и зажиточные крестьяне, некоторые из них вошли в колхоз только после войны. Один из них до последнего считал праздник Октябрьской революции бандитским и в этот день работал.

О каждом семейном клане деревни можно было написать много интересного. Александр знал историю чуть ли не каждой семьи, и очень удивлялся, что Ина не помнит многих или забыла:

– Как?! Ты не помнишь Ковеньку и её сына Спутника? А Андреевых, у них было восемь детей, одного сына прозвали Король, а последний три года ходил в первый класс?

О деревне и её жителях он мог говорить часами, переходя от смешных к горьким историям.

– Саша, напиши книгу! Кому, как не тебе…

– Не люблю писать! А ты напиши ещё про этих…

И начинал рассказывать о них, начиная со времён царя Гороха, до тех пор, пока у Ины не поднималось давление. Уникальный человек и историк!

Из всей деревни лично ей запомнился невысокий, но юркий и весёлый Вася Рыжий, который лихо водил колёсный трактор «Беларусь», не пропускал ни одной юбки, учил вождению трактора даже их, малолеток, лихо плясал на свадьбах, пытался это делать и на похоронах. Именно дети Василия утащат её брата после армии в Киев, где первыми устроятся рабочими на завод.

Главный шутник деревни Кучко-Шаряй имел пять детей. Именно в их породе из поколения в поколение передавался ген остроумия. Оно легко выплёскивалось из них при любом разговоре. Очень жаль, что Ина не записывала эти перлы. В последний раз, уезжая на автобусе к поезду, она была свидетелем такой картины: в автобус зашёл уже старый Николай Шаряй, и смех не смолкал до конца пути. Таких смачных шуток она больше нигде и никогда не услышит. Сколько бы Ина не напрягала память, но не может вспомнить ни темы простого разговора, ни подковырок и приколов, вызвавших у всех пассажиров гомерический хохот.

Невестку семейства Князей прозвали Княгиней. Мужа убили на войне, так она в неполных тридцать лет осталась одна с двумя сыновьями, потом уже родила дочь… кто-то зашёл и пригрел вдовушку.

Старая приречная улица тянулась от Гайка до школы, на ней жила баба Ольга, потом рядом с ней построил свой дом сын Михаил. На этой улице жили Коршуновы, Белодед, Балабаны, Гашины и Шаряй, это те, кого она помнит. Второй пляж назывался «Белодедовка», потому что огород Белодеда спускался почти к самой реке. Зимой в пургу дома, смотревшие прямо на реку, заносило снегом по самые крыши. Какие же снежные и морозные зимы были в те времена! И вьюги выли в печной трубе… После окончания пурги дети бежали смотреть, как хозяева ходят от дома до сарая по глубоким снежным тоннелям, а потом начинали кататься с образовавшейся горки на санках.

В самом конце улицы, у лесочка Гай, жила Нина Кучко с мужем, первая подруга мамы. У неё была толстая коса до пояса, которую мама расплетала и расчёсывала, не уставая любоваться густыми длинными волосами. А Нина жаловалась на трудности ухода за ними и просила маму подрезать их хоть наполовину. Как давно это было, и как цепка детская память! Судьба Нины – сплошная трагедия…

Однажды, спустя четверть века, когда отца и мать одновременно положат в больницу, Ина приедет в деревню почти на месяц, чтобы следить за уже не большим, но хозяйством. К ней в гости зайдёт совсем опустившаяся женщина, в которой она с трудом узнает тётю Нину, бывшую красавицу с чудной косой.

Интересна была семья Коршуновых. Старшая их дочь вырвется в Киев, удачно выйдет замуж и будет приезжать в гости на «Победе» с мужем-карапузом и двумя детками. К ней уедет средняя дочь Нина. Кто-то из них под конец жизни осядет аж в Греции. Самая младшая дочь Люба была необычайно простодушной и доступной для любовных утех, поэтому патриархальная деревня присвоила ей заслуженное звание первой древней профессии. О Любе особый рассказ. Две дочери её очень серьёзного брата Егора после школы уедут в Киев.