Скосил глазами и показал ему в сторону отхода. Двигаться туда, откуда пришли. Тот сочувственно покачал головой, выругался на нерадивое командование и сделал пару шагов в обратном направлении.
– А вы давно пришли? Вночи? Добро, стрелять по вам не начали, а потом бачу, балаклавы вроде наши! Могли бы по рации предупредить. Рацiя у вас е?
– У командира роты.
Ого, да их тут целая рота! Как же их разведка с дронов проглядела?!
– А вiн де?
– Вон там, метров через двести дальше. Проводить?
Говорят на русском. Чистом, литературном. Парадокс всей этой войны двух братских народов. Понимаем друг друга. Говорим на одном языке. Думаем одинаково. Старшее поколение вообще на тех же книжках и фильмах выросло с нами. А вот молодежь уже попадается с другими идеями. Иногда и откровенно нацистскими. Эти вот, двадцатилетние, выросли уже в новых реалиях. Национализм – благодатная почва для молодых неокрепших умов. Нас за братьев уже не считают. Вот и получается, говорим на одном языке, а мотивы у каждого уже свои.
– Не, не треба. Мы тогда назад повертаемося. Надо доложить командиру, что тут наши. А то артой накроют, подумают, русские тут.
– Может, перекусите с нами?
– Не, спасибо! Смачного! – о, еще одно слово вспомнил. – Пойдем уже. Аккуратней тут.
Выдвинулись группой в обратном направлении. Назад шли в полный рост. Молча и уверенно, открыв спину противнику. Отдалившись на безопасное расстояние, нырнули в посадку. Уф! Вроде пронесло.
– Ноги! Вон к тем деревьям через поле! – команда была уже лишней. Старый и Пенза и так знали, что надо бежать и куда. Припустили со всех ног. От быстрого бега дыхание рвало легкие, амуниция гулко била по бедрам и спине. Скорей! Скорей! К спасительным деревьям на другом конце поля. За ними – ложбина, и нас уже из стрелковки не достанут. Благо бежать надо было под уклон, и мы преодолели расстояние за пару минут.
Упали на спины в высокую траву. Неужели ушли?! Не верилось! Сердце бешено колотилось от избытка адреналина в крови. Не сговариваясь, все нервно и громко засмеялись. Считай, родились в рубашке! Раздались выстрелы, и высоко над нашими головами засвистели пули. Очухались, гады!
Старый не выдержал и громко, во всю силу, чтобы там, в лесопосадке, тоже услышали, прокричал что-то ну очень неприличное. В ответ прозвучали еще несколько коротких очередей. Но, как и предыдущие, пули прошли выше нашего укрытия.
Спустя еще минут двадцать на месте нашего внезапного рандеву с шумом пошли приходы артиллерии. Это Пенза передал координаты укропов по рации. Разрывы снарядов мы уже слушали на значительном удалении. Группа возвращалась домой…
А в это время. За тысячи километров от Украины, где-то в Новосибирске. На плацу НВВКУ начальник факультета, подполковник Ануфриенко разносил перед ротой курсантов подчиненного. За очередной залет в увольнении. Под его зычным голосом виновный стоял ссутулившись, вжав голову в плечи. А рота курсантов улыбалась украинским словечкам полковника, которые тот смачно вставлял в свою обвинительно-отеческую речь вперемежку с русским матом…
АЙДЫС
Сначала было очень больно. Несмотря на первоначальный шок, осколки сразу заявили о серьезной проблеме, которую они нарисовали своим внезапным появлением в правой ноге.
Протяжный вой мы услышали секунды за две до прихода. И даже успели согнуться и спрятаться на дне траншеи, закрыв руками головы. Не помогло. Украинская мина легла прямо в окоп. Метрах в четырех от нас. Серега погиб мгновенно. Принял на себя весь ее смертоносный шквал, по сути, закрыв меня своим телом. Но несколько осколков все же достали и меня, превратив берц и штанину камуфляжа в лохмотья с кусками кровоточащей рваной плоти. Моей плоти. Ошалевший и слегка контуженный взрывом, я кричал от боли минуты три, пока мозг не включился и не начал цепляться за жизнь. Это позволило трезво, если в таком положении это возможно в принципе, реагировать на сложившуюся ситуацию.
Ожидать помощи было неоткуда. Мы были на этой позиции вдвоем. Вели разведку с дрона. Серая зона. Взводный опорник, устроенный в лесопосадке. Неоднократно переходивший от одной стороны к другой. Видимо, противник рассчитывал, что кто-то рано или поздно появится на этом месте, и заранее пристрелял все точки. До наших несколько километров. В таком состоянии, без транспорта на эвакуацию, добраться нереально.
Откинул каску и стянул с себя тяжелый бронежилет. Отстегнул пояс с подсумками и достал аптечку. Постарался вспомнить, чему учили на подготовке.
Для начала перетянул турникетом бедро чуть выше колена. Получилось далеко не сразу. Непослушный вороток постоянно выскальзывал из окровавленных слабеющих пальцев. Сделал себе инъекцию нефопама. Укол немного притупил остроту болевого синдрома, и стало чуть легче. Перевязку раны сделать в таком положении было нереально. Поэтому просто разорвал зубами пакетик с гемостатиком и посыпал на рану. На первое время должно хватить. А сколько у меня того времени? Кто его знает…
Подполз к неподвижному телу Сереги. Попробовал повернуть его лицом вверх, но даже на это не хватило сил. Молодой красивый парень – косая сажень в плечах. Приехал на СВО добровольцем. Откуда-то из-под Сызрани. Дома жена с дочкой. Дроновод просто от бога. М-да… Судьба…
Нашел у него рацию, по которой должны были корректировать нашу разведку с воздуха. Корпус был сильно поврежден взрывом. Связи нет. Вот тут к боли и добавился СТРАХ. Сначала маленьким зернышком сомнений поселился в голове. Но чем дольше утекало время, тем мощнее он рос и становился всепоглощающим. Так глупо умереть от потери крови. В двадцать четыре года. В забытом богом окопе. Вдали от своих и с погибшим товарищем в обнимку. Шансы добраться самостоятельно даже не рассматривались – ползти долго я не смогу.
Горько завыл, закусив нижнюю губу до крови. От боли и безысходности своего положения. Ногу уже практически не чувствовал…
Сколько пролежал в забытьи, не знаю, но вдруг услышал шорох из соседнего ответвления траншеи. Укропы?! Ранение совсем отключило от реальности – война никуда не делась. Врагу ничего не мешало зайти на позиции в любое время. Серая зона на то и серая. Тут постоянно рыскала наша и вражеская разведки. Прятались снайперы и корректировщики огня, бродили группы с беспилотниками, как наша с Серегой. Беспечность могла дорого обойтись. Автомат валялся в полутора метрах, но быстро дотянуться до него уже не успею. Умирать не хотелось, но и продать свою жизнь за просто так не планировал. Подтянулся ближе к погибшему напарнику и снял с его пояса гранату. Сил на удаление чеки не хватило. То ли страх неминуемой смерти парализовал, то ли тело, потеряв достаточно крови, уже отказывалось слушаться. С отчаянием обреченного поднял гранату над собой и закричал что было мочи. Вместо крика из горла вырвалось какое-то свирепое мычание. Из-за поворота окопа, прячась, выглянул ствол автомата, за ним показалась темная фигура. Ну вот и все! Я мысленно попрощался с жизнью. Это был конец…
– Эй, брат! – раздался вдруг голос. – Брат, сейчас тебе помогу, гранату дай сюда!
Не сразу понял, что прощаться с жизнью еще не время, и продолжал держать гранату в поднятой руке. Мой неожиданный гость проворно проскользнул ко мне и перехватил поднятую кисть.
– Брат, дай гранату! Свой я, свой! Русский! Руку разожми!
Ловко вытащил гранату из моих цепляющихся пальцев. Засмеялся:
– Да ты даже чеку не вытащил. Пить будешь?
И, не дожидаясь ответа, приложил открытую флягу к моим пересохшим губам. Пока жадно глотал воду, смог разглядеть его лучше. Около тридцати-тридцати пяти. Коренастый и крепкий. Открытое дружелюбное лицо с явно азиатскими нотами. Черный ежик волос над пыльным загорелым лбом.
– Чего молчишь, говорить можешь? Куда тебя?
Кивнул в ответ и попробовал приподняться.
– Нога, правая. Но может, и еще что задело. Не могу сам посмотреть.
– Лежи, лежи. Сейчас посмотрю.
Разрезал ножницами пропитанную кровью штанину. Осмотрел рану. Покачал головой, выругался матом и на незнакомом мне языке. Затем очень проворно и профессионально наложил повязку. Перезатянул турникет на бедре. Я только изредка мычал от боли.
– Терпи, брат, терпи! Все будет хорошо! Еще немного! Вытащим тебя! Еще на свадьбе твоей станцуем. Ты женат? Дети есть?
– Нет, не успел еще…
– Тогда точно станцуем. Не забудь позвать.
– Тебя как зовут? Ты из пятьдесят пятой?
Пятьдесят пятая мотострелковая (горная) бригада смежников стояла южнее наших позиций. Бригада базировалась в Кызыле и в основном была укомплектована тувинцами. Парни там служили отчаянные. Про них много историй разных ходило. Тувинцы в принципе считаются достаточно воинственным народом. Так уж сложилось исторически – суровые условия и не самые дружелюбные соседи были у этого народа. Вот и тут, на Украине, их подвиги на слуху. Говорят, это у них в крови. Хотя, как по мне, героизм и смелость не зависят от крови. Здесь, на фронте, я встречал парней разных национальностей. Армяне, татары, буряты, русские, украинцы, чеченцы и миллион других. И каждый был достойным сыном своего народа.
Многонациональность нашей Родины доставляла врагу достаточно сложностей еще и многообразием языков. Когда в эфир наши бойцы выходили на своем родном языке, враг не мог ничего предпринять. Так как перехваченный разговор просто нельзя было понять. Это позволяло получить фактически зашифрованный радиообмен по открытым каналам.
– Айдыс. Да, из 55-й. Я тут недалеко от ваших окопов разведку вел. Метров пятьсот. Вон у того дерева, – показал он куда-то влево. – Вас двоих тоже видел, как пришли. И как мина к вам прилетела – тоже. Вот и пришел помочь. Правда, другу твоему уже не поможешь, – вздохнул он. – А тебя как зовут?
– Алексей, можно Леха. Спасибо тебе…
– Айдыс, – еще раз напомнил он. – Ну, спасибо еще рано говорить, нам еще надо отсюда с тобой выбраться.
В этот момент пошли очередные приходы с той стороны. Серия из четырех мин. На этот раз все легли на большом отдалении от нас. Айдыс поднял голову и минут пять пытался найти вражеский коптер. Но не смог ничего разглядеть на фоне неба. Судя по всему, противник просто ведет беспокоящий огонь по серой посадке. Упреждая попытки ее занять нашими силами.
– До наших по прямой километра четыре. Связи нет, и эвакуацию не вызвать. Посадка и поле за ней простреливаются, так что пойдем, как стемнеет. Солнце сядет уже через час.
– Куда пойдем? Я двигаться не могу. Нога же!
– Понесу тебя на себе. Товарища твоего тут пока оставим, потом заберем.