Кровать любовницы

Милая девушка, весело говорившая о свободных отношениях, вдруг захотела замуж, ввиду округлившегося живота. И никакие ссылки на ее же слова о преимуществе свободного союза, который основывается исключительно на чувствах, ее не вразумляли. Она до потери сознания захотела иметь свою квартирку, с кухней, набитой техникой, с детской, заваленной плюшевыми игрушками, и мужем с положением известного в местных кругах журналиста. А Саша лишь в страшном сне мог увидеть себя не только ее, а вообще чьим-то мужем. В душе он был конкистадором, но те в свои времена завоевали все Terra Nova (Новая земля), поэтому ему осталось завоевывать лишь… новых женщин, принимая во внимание, что каждая женщина подобна Terra incognita (Неизвестная земля) – так же полна неожиданностей.

Родители девушки, а были они не из последних людей в городе, рьяно взялись за Сашу. О свадьбе говорили как о деле решенном. Платье вот только свободного покроя придется шить да фату выбрать попышнее, чтобы завуалировать…

«Впрочем, что вуалировать? – однажды, когда Сашу хитростью заманили в дом, воскликнула продвинутая мама. – Это же ребенок, – произнесла она с благоговением. – Благословение божье. То есть Господь вас уже благословил. Так что скрывать его благодать нечего. Наденешь брюки и кружевную кофточку, в волосы цветы, – отнеслась уже к дочери. – Будешь лучше всех!»

Папин французский коньяк застрял у Саши в горле. «Ничего себе, все уже решили! А для начала неплохо было бы уточнить, так, для очистки совести, кого Господь благословил этим ребенком: меня или Костю Капустина? Он что-то резко в Сирию свалил. Сумел в неделю заделаться собственным корреспондентом. Это Костя Капустин, который дальше, чем по пояс, в реку не войдет. А тут чуть ли не под пули полез. Значит, как только меня окрутят, он сразу вернется. Он – свободный и веселый, а я весь в супермаркетах, памперсах, сухих попках, фрутонянях и клизмочках».

Саше вспомнился один парень, который стоял перед ним в небольшой очереди в аптеке. Однако после того как он подошел к окошку, очередь значительно увеличилась. Парень вытащил из кармана два листка и принялся читать. Причем, когда ему подавали заказываемое, начинал с дотошностью уточнять: те ли это палочки для чистки носов и ушей младенца, а может, надо другие? какая присыпка лучше?…

Саша проглотил коньяк, который обжег ему горло и вызвал кашель до слез на глазах.

Думать было некогда. Могли взять силой не сегодня – завтра. «Надо бежать! – мысленно воскликнул он. – Хоть в Сирию к Капустину, хоть в сектор Газа».

Два дня спустя Аксаев вышел из дому и больше не вернулся. Пропал. Мать лишь разводила руками, отвечая, что он уехал по заданию редакции. В редакции так же разводили руками и клялись, что никуда Аксаева не посылали. И верно, Саша сам послал себя, но не куда-нибудь, а в первопрестольную.

Родители невесты, хотя Аксаев свою бывшую подружку за таковую не почитал, попытались напасть на его след. Но он это предвидел, поэтому улетел в Минводы, а уже там сел на поезд и поехал в Москву. А что было делать?…

Пока ехал, вначале еще как-то одергивал свои порхающие мысли: «Да нет! Наивно так думать – прямо сразу на телевидение возьмут. Придется в газетенках поработать. Побегать… ? Он встал с полки, развел плечи и увидел себя в зеркале. – А вообще-то я просто создан для работы на телевидении. Внешность самая подходящая. Правильные черты лица. Говорю свободно, легко, не теряюсь в поисках слов, не делаю провальных пауз. Умею разговорить собеседника. Мои статьи, репортажи всегда отличались стремительностью изложения, иронией, точностью фактов. – И одинокая мудрая мысль: «Так не бывает!» ? тяжело вздыхала и, охая, исчезала под напором самодовольных мыслишек. – А вот всем врагам назло – бах! – и устроился на телевидение. Бах! – и года не прошло, а я уже автор и ведущий программы. Круто! А?! Да как бы там ни было – пробьюсь!»

Казанский вокзал равнодушно принял под крышу своего перрона очередную партию жаждущих жить и умереть в столице, ибо, как утверждал классик, все это делать гораздо лучше в Москве, чем в любом другом городе, даже Париже. Саша решил не тратить время на выяснение, прав ли был классик или заблуждался, а просто поверил ему на слово.

Устроившись в гостинице, Аксаев принялся обзванивать своих так называемых московских знакомых. Он часто принимал в Ростове столичных журналистов. Уезжая, те оставляли свои визитные карточки и, слегка покачиваясь на ногах, после прощального ужина на берегу Дона, клялись помочь ему в решении любых проблем и жаждали видеть его у себя. Наконец Саша доставил им такую радость.

На его «Алло!» отвечали приветливо. Не выслушав, уже обещали выбить себе командировку, чтобы вновь загудеть на левый берег Дона. Потом интересовались: «В чем дело, старик?» Узнав, что Саша в Москве, вмиг становились жутко занятыми и обещали на днях перезвонить…

Аксаев полагал, что был готов и к такому повороту событий, но, когда стал набирать номер, указанный на последней карточке, сердце его тревожно забилось. Причем начал он с самых преуспевающих и теперь звонил последнему в табеле о рангах. Он-то и откликнулся. Сказал, что прозондирует почву в собственной редакции и свяжется с кое-какими приятелями. «Перезвони денька через два», – бросил на прощание.

С тоскою в глазах журналист обвел свой номер, пробормотал: «Н-да» и пошел в кафе.

«Два денька» тянулись, словно вечность. Саша не выдержал: стал звонить на каналы центрального телевидения с предложением о сотрудничестве. Там удивились, что еще существуют в провинциях столь непосредственные умы. Чтобы отвязаться, посоветовали отправить резюме по электронной почте и ждать ответа.

Московский знакомый, который обещал посодействовать, громко расхохотался, когда Саша поведал ему о предпринятых им действиях.

– Ну, ты же сам журналист, – отпивая большими глотками из кружки пиво, сказал он. – Сам знаешь, откуда берутся эти историйки о чуде, произошедшем с талантливыми самородками. Не будут же они выкладывать всю подноготную подлости своего успеха. Когда ты на гребне – ври сколько пожелаешь. Тем более что люди хотят верить в некую справедливость. И чудесный случай в виде отзывчивого продюсера, редактора с умными глазами, как раз то, что нужно.

Саша вздохнул.

– Согласен. Ну, а мне, что делать?

– Для начала могу предложить место внештатника в моей редакции, и еще для одного моего приятеля можешь писать. Он, когда под твоим именем будет давать материал, когда, прости, брат, под своим. Деньги не велики, ? и вдруг вставил: ? может, вернешься обратно? ? взглянул на изумленного Аксаева и попытался втолковать ему: – У тебя ж там славное житье было. Первый журналист в городе. Квартира. Машина. Чего еще?

Саша объяснил ему причину, побудившую его искать приют в столице.

Приятель покивал, но ответил жёстко:

– Что ты мне впариваешь? Из Москвы бы тебя никто не вытурил. Бился бы за свою свободу. А тут в бега подался. Что ты ? алиментщик? Ты свободный гражданин своей страны.

– Ну, да! Да! Признаю. Эта неожиданная угроза женитьбы только подтолкнула меня. Я давно задумал. Понимаешь, простор, горизонты не те. Хочется ощутить полет. А в Ростове, что?

– Так бы сразу и сказал. А то начал юлить. Мне-то чего врать? По идее, я бы все равно должен был уговаривать тебя вернуться, но знаю, что бесполезно. Пока сам не попробуешь, каково провинциалу в столице, назад не поедешь. А когда нахлебаешься, опрометью помчишься на вокзал.

– Но ведь к кому-то приходит успех. Пусть со всеми составляющими его гнусностями. Пусть!

– Заметь, не все могут эти гнусности переварить, и главное, – не всем их предлагают. Ты еще покрутись, поунижайся, позаглядывай в глаза, чтобы тебе предложили вляпаться в какую-нибудь мерзость. Это надо заслужить! Короче, – он посмотрел на часы, – сегодня презентация книги какой-то молодой бабенки. Я приглашен, а точнее, куплен ее любовником, чтобы через прессу оповестить мир о шедевре, какого не бывало со времен Толстого. Что ж, без проблем. Сделаю, согласно выплаченному гонорару. Хочешь, пойдем со мной. Посмотришь, что и как у нас. В принципе, та же возня, что и в провинции, только помасшатбнее и погнуснее, потому что ставки больше. Кстати, если твоя судьба пожелает, то сможет облагодетельствовать в два счета. Там будет Плошкина. Попадись ей на глаза. Понравишься, она тебе обходной лист выдаст. Всех обойдешь, заимеешь кое-какое имя. Ты парень видный.

Саша взял кружку пива и, сосредоточенно размышляя, выпил, не отрываясь.

– А что, много их там в этом листе?

– Да не так, чтобы уж очень, но Плошкина из них еще самая молодая и симпатичная. Ты вообще когда-нибудь трахал старую бабу?

Саша ответил не сразу. Вопрос покоробил его своей прямотой.

– Нет.

– Ну, значит, попробуешь. Ничего. Только уж больно они приставучие и ненасытные. А так – и стол накроют, и нальют, – не пожалеют, – и простыни чистые…

– Слушай, а ты что ж?… – не удержался от вопроса Саша.

– Да. И я. Но беда со мной приключилась. Влюбился в девчонку, сил нет. Голова твердит иди к той, дело прежде всего, а бренное тело нежности хочет, свежего дыхания… Ну и сошел я с дистанции. Потом устроился, сам видишь, неблестяще, но жить можно. К тому же, я не из такой далекой провинции, как ты. Тульская область. Часто в Москву наезжал, сначала знакомствами обзавелся, кое-кому услужил, удружил, на работу устроился, квартиру снял, а уж потом и переехал окончательно и бесповоротно.

Градусов у пива не много, но отвага ударила в голову Аксаеву.

«Да всех, сколько надо. Лишь бы только пробиться!»

* * *

После того как Плошкина, известная тележурналистка, взяла интервью у новой звезды писательского бизнеса, ее окружили таким плотным кольцом, что Саше не удалось протиснуться вперед.

Обескураженный, он разыскал своего приятеля, весело болтающего со славной девчонкой. Отозвав того в сторону, поведал о своих затруднениях.

– А ты что хотел? Думаешь, Плошкина первому попавшемуся на шею бросится? Она сначала повыделывается, потыкает тебя мордой…

– Но как она это сделает, если даже не увидит меня?

– Конкуренция! Я же тебя предупреждал, если твоя судьба захочет. Значит, не захотела.

– Как же быть? – в растерянности проговорил Саша и вдруг вскинул голову и врезался с всепобеждающей наглостью в толпу, окружавшую Плошкину.

Он поймал ее взгляд и замер, поразившись толстому слою грима, под которым все равно угадывались далеко не юные черты.

Кто-то потянул Аксаева за руку, оказалось, его приятель.

– Слушай, – шепнул ему тот. – Голый номер. Я только что узнал, Плошкина сейчас вплотную занята каким-то Славиком. К тому же, через неделю она ложится на подтяжку. Так что не трать время.

Вернувшись в гостиницу, Аксаев думал, что повалится на кровать и заснет. Но не тут-то было. Он забывался на четверть часа и, вздрагивая, просыпался. Поворачивался на другой бок, но вновь дрожь пробегала по телу, и он открывал глаза.

«Да-да! Тысячу раз, да! Я сам знаю, что это глупо – надеяться на свои способности, чтобы пробиться в Москве. Но в каждом человеке, несмотря на искушенность в жизни, уживается вера в чудо с его же полным отрицанием. Это сродни вере в бессмертие души».