Кровать любовницы

– А!.. – он в ужасе отпрянул назад.

На полу печи, прямо у двери, лежал, напоминая собой черно-кровавое месиво, труп Нелли Мутыхляевой, а вокруг стоял чудовищный сладковатый запах горелого мяса.

ГЛАВА 2

Секретарь-референт главного редактора журнала «Вечные ценности»

сплетничала с приятельницей и потому, бросив в телефонную трубку: «Слушаю!», ничего не поняла из того, что ей говорил чей-то запинающийся голос.

– Так что вы хотите? Мутыхляева на задании. Соединить вас с главным не могу. Занят.

Наконец она снизошла и попыталась вникнуть в то, что ей старались втолковать.

– Что-что?! Что-о?! Не может быть! – она резко подалась назад, словно кто-то отбросил ее на спинку кресла. – Но как?… А… вы… вы кто? Шестов?… Так она у вас?… Да-да! Сейчас, сейчас… соединяю.

– Что случилось? – нетерпеливо спросила приятельница.

– Нелли погибла.

– Мутыхляева? – у женщины приоткрылся рот, точно она хотела поймать новость не только ушами, но и языком, чтобы, не теряя ни секунды, разнести ее по редакции. – Но как?…

Секретарь-референт подняла плечи и с недоумением в голосе ответила:

– Сгорела…

– Как это сгорела?

– В печи…

– В какой печи? В микроволновке, что ли? – недоверчиво усмехнулась собеседница.

– В которой хлеб выпекают…

– Н-да?… Но как она туда попала?…

В приемную влетел главный редактор:

– Это какой-то ужас!

На четверть часа редакция полностью прекратила свою работу. Сотрудники бегали по этажам, группировались, курили, пили для успокоения нервов коньяк и водку. Первое потрясение прошло, когда кто-то бросил давным-давно затертую фразу, но применимо к данному случаю прозвучавшую невероятно точно:

«Сгорела на работе!» После секундного молчания кое-кто хихикнул, а кое-кто, сохраняя на лице скорбное выражение, сказал:

– Да, собачья работа. Куда только наш брат не вынужден забираться…

– Да-да. Долг журналиста! Всегда и везде…

Но один насмешливый голос не дал настроиться на серьезно-ханжеский лад, бросив:

– А сдобная была тетка…

Перед мысленным взором собравшихся предстала Нелли Мутыхляева: шумная, юркая, говорливая, с неустанно жестикулирующими руками; заносчивая; уверенная в своей непререкаемой правоте; смотрящая с чувством собственного превосходства на основную массу сотрудников; охотно рыдающая по ушедшим в вечность известным личностям; считающая себя за что-то жестоко наказанной судьбой, наверное, за грехи предков, но стойко выносящая за них все удары; ставящая свечи за умерших родственников, забывая при этом о живых, – мертвых любить удобнее.

«Вообще-то она была ничего, – подумал кое-кто, – иногда не отказывалась помочь, но зато потом сто раз напомнит о своей услуге и вытребует сторицей. Ну да, мир праху ее!»

Однако как-то надо было окончить затянувшуюся минуту скорби. Выручила дама из старых кадров. Она основательно вздохнула и сказала:

– Чудесный был человек! – все закивали, некоторые даже издали что-то похожее на всхлип. – Настоящий журналист. Она навсегда останется в наших сердцах.

Дама опустила веки, точно стараясь удержать невидимую слезу.

«Хорошо сказала», – отметили сослуживцы и молча стали расходиться по отделам.

– Сашу Аксаева к главному! – бросила в телефонную трубку секретарь-референт.

– Что? По поводу Нелли? – поинтересовался он, войдя в приемную.

– А хоть бы и по поводу, – в сердцах ответила та и окинула его оценивающим взглядом. – «Действительно, «красив, проклятый». Недаром Нелька…», – она вздохнула и процедила сквозь вставные зубы: – Ну, иди! Чего ждешь?

– Оттягиваю момент получения пренеприятного задания. Я не умею и не люблю писать хвалебно скорбные статьи.

– Ничего, главный научит.

Главный был явно не в духе. Он ходил по кабинету, заложив руки за спину, и повторял, видимо, отвечая своим мыслям:

– Надо… Надо…

? Понимаешь, – бегло глянув на Аксаева, сказал он, – надо написать о гибели Нелли ярко, а не панихидно, с долей радости, что такой журналист работал в нашем журнале.

– Валерий Павлович, – начал с тоской в голосе Аксаев, – я не умею про светлую память. Мое дело – то, что живое и двигается.

– Но ведь и Нелли жила и двигалась, – возразил главный и заметил, – тем более как она двигалась, ты знал не хуже других.

– Хуже! Лучше пусть пишут те, кто знал ее до меня. Представляю, какою она была.

– Женщина, чем старше, тем лучше двигается. Тебе досталось самое то, как сказала бы Нелли.

– Ну, Валерий Павлович… ну какое угодно задание…

– Это твой долг. Ты был ее последним… ? он запнулся и после паузы уточнил: – кого Нелли вывела в ведущие журналисты.

– Послушай, – не обращая внимания на кислую физиономию Аксаева, продолжал он, – а что если нам провести свое расследование? Полиция ведь все спишет на несчастный случай. Да и сам владелец пекарни Шестов мне сразу же заявил, что о халатности со стороны его работников не может быть и речи. Следовательно, Шестов сделает все, чтобы в гибели Нелли никто, кроме ее самой, не был виновен. – Он задумался. – Ладно! Хорошо! – согласовав с самим с собой вопрос, принял решение: – Статью о светлой памяти напишет Красевская. А тебе я поручаю расследовать это дело. Все-таки, это наш долг.

«Верно, Нелли когда-то «под» и «над» тобой так двигалась, что забыть не можешь, – думал, глядя на него Аксаев. – А вот я хотел бы забыть… Хотя… это же познание жизни. Был уверен, женщина в ее возрасте скромно промолчит о наших отношениях, а она растрезвонила по всей редакции. Чертова баба. И вот, чуть ли не учеником ее называют. Ну да, конечно, теперь я знаю, как теток, которым за полтинник, трахать надо ? так, чтобы пух и перья летели, чтобы с тебя пот градом, а они рюмочку опрокинут, полежат бездыханно минутку, – и давай по новой. Так и хотелось ей напомнить: «Перед смертью не натрахаешься».

* * *

Саша Аксаев прибыл в Москву как положено провинциалу ? с маленькой дорожной сумкой и большими надеждами. Окончив журналистский факультет ростовского университета, он три года проработал в местной газете и затосковал. Ему стало казаться, что в провинции его талант погибнет, потому что так, как пишет он, могут не многие. Значит, надо в столицу. К тому же, понуждали уехать еще и очень серьезные проблемы, неожиданно возникшие на личном фронте.