Сгинувшее Время. Возрождение Жизни

Спустя мгновение Рэнла ощутила холодок за спиной и обернулась. Перед ней парил дух Арлетты Лотт. Герцогиня грустно улыбалась, поглаживая дочь по плечу. Рэн потратила немало сил, чтобы отыскать душу матери среди сотен тысяч погибших за последние годы, и еще больше магии потребовалось на то, чтобы не дать Арлетте стать злобной неупокоенной. Рэнла сотворила заклинание и создала для матери некое жалкое подобие загробного мира здесь, на этом пыльном чердаке. Ни Даризу, ни Логану, ни Тории она об этом не сказала, велев Арлетте исчезать при их появлении. Боялась, что Тория попросит отыскать душу Алгода, а видеть его Рэнла не желала даже мертвым. Боялась, что Дариз потребует упокоить еще и отца. Удерживать на чердаке нескольких призраков постоянно Смерть в нынешнем состоянии не потянула бы.

Рэн не могла позволить себе дать матери тело, потому Арлетта не говорила, да и в целом не была разумна, по сути являясь лишь некой потусторонней субстанцией, принявшей человеческий облик, благодаря божественной магии. Но, очевидно, и в посмертии она сохранила любовь к дочери, потому жалела ту неосознанно, инстинктивно улавливая ее настроение. Рэнла же была рада и этим ледяным прикосновениям вкупе с застывшей улыбкой.

– Не волнуйся, мама. – Она вытерла слезы. – Я не сдамся, как бы мне этого не хотелось. Не брошу Логана, Дариза и Торию. Да что уж там, никого не брошу. Я – Смерть, мама. Мой долг – нести покой, и я его исполню.

Выражение лица призрака не изменилось.

– Ладно. Пора начинать, не то Пустота решит, что я, наконец, сгинула.

Рэнла подошла к перилам. Окинула взглядом спящий Плерфаст, окруженный кольцом стены, на которой уже вовсю полыхали костры. Треск горящего дерева перемежался с завыванием ветра и шумом волн в отдалении.

Вопреки принятой в Тихих землях традиции и в угоду капризам прежних владельцев, Крайний замок, у подножия которого раскинулся город, построили не у самой воды, а слегка отнесли вглубь континента. Благодаря чему Плерфаст стал едва ли не единственным прибрежным поселением, избежавшим жутких разрушений в результате неистовых штормов, прокатившихся по всем морям в первые месяцы после гибели Отражений, а Сонная бухта защитила большую часть пришвартованных в ней судов.

И все же свою былую красоту и величие утратил и он. Пусть Плерфаст и не был огромен, как, к примеру, столица Пагрэи Аглург, даже его обнести стеной оказалось непросто. Людям пришлось сильно потесниться. Чтобы сэкономить на материалах и ускорить процесс возведения защитного сооружения, его пристроили прямо к стене Крайнего замка. Теперь временные домишки, а точнее, наспех сколоченные лачуги, жались вплотную ко рву, окружающему жилище наместника. Ров тот давно пересох. Лишь крошечный ручеек, мутная вода в котором не внушала доверия и пахла тухлятиной, лениво тек по его дну.

За стеной же насколько хватало глаз тянулись заброшенные поля, перемежающиеся скоплениями пней в местах, где ранее были перелески, и зарастающих сорной травой дорог. Путешествовать без сопровождения Падальщиков нынче было опасно, а позволить себе нанять их мог далеко не каждый, вот дороги постепенно и приходили в негодность. Купеческие караваны из других городов теперь пребывали в Плерфаст от силы раз в пару-тройку месяцев, да и те не могли похвастаться разнообразием привезенного товара. В умирающем мире людей больше не интересовали диковинные вещицы, качественные одежды, украшения, специи или редкое оружие – в цене были лишь еда и древесина, но и их в последние годы недоставало даже богачам.

Отчаяние каждый раз накатывало на Рэн с новой силой, стоило ей всмотреться в узкие, захламленные и пропахшие нечистотами улочки Плерфаста, которые в безветренные дни накрывало еще и удушливым смрадом гниющей плоти. Милях в десяти от города в глубоком ущелье разлагались заживо сотни одержимых, которых Рэн и Логан собственноручно лишили конечностей и бросили туда. Убить их было нельзя, иначе вселившиеся в эти тела души вновь их покинут и найдут себе новое пристанище, а иного способа обезвредить монстров не нашлось. Искалеченные одержимые стенали и копошились на дне ущелья мерзкой окровавленной массой. Пытаясь унять неутихающую потребность убивать, они грызли друг друга, до неузнаваемости уродуя из без того изувеченные тела. Подойдя к краю обрыва и прислушавшись, можно было уловить мерзкое чавканье, с которым монстры пережевывали отгрызенные от своих же сородичей куски плоти.

Таких вот оврагов с одержимыми в Скрытом мире теперь было множество, и постепенно они превратились в большую проблему, став настоящим рассадником инфекций и причиной загрязнения близлежащих водоемов. Одержимых пробовали жечь, топить, закапывать – все без толку. Духи просто вновь становились неупокоенными и отправлялись на поиски очередного тела, и чем чаще они переселялись, тем злее и сильнее делались. Уже встречались такие, с которыми Падальщики едва справлялись.

Рэн искренне не понимала, почему Пустота не признает поражение и не отпустит Саларея? Почему не желает просить о помощи Смерть? Почему продолжает удерживать в плену души Земли, Ветра, Воды и Огня? Что привлекательного в правлении миром, обреченном на гибель, где подданные тебя ненавидят и презирают, и лишь страх держит их в узде? На что она в итоге рассчитывает?

– Гордыня, – сказала Рэн, оглянувшись на мать. – И ничему-то бессмертные не учатся. Гордыня погубила Отражений и привела к падению Время. Отчего же Пустота повторяет их ошибки?

Арлетта ожидаемо промолчала. Тогда Рэнла вновь устремила взор вдаль. Голубая радужка ее глаз сменила цвет на ярко-желтую, зрачок вытянулся. Из-за туч как раз выглянула полная луна.

– Хорошая ночь для молитвы, не правда ли? – обратилась Смерть к небесному светилу, но и оно не удостоило ее ответом.

Зато откликнулся ветер. Легким порывом скользнул на балкон, тронул букет, разнося вокруг цветочный аромат, поиграл локонами Рэн. Следом прислушалось к Смерти пламя на стенах. Костры вспыхнули ярче, выплюнув в ночное небо снопы искр. Едва ощутимой дрожью отозвалась земля, напугав нескольких припозднившихся горожан, не успевших добраться до дома до захода солнца. С моря к Плерфасту пополз густой туман, когда поприветствовать Смерть поспешила вода.

С губ Рэн слетели первые слова. Едва слышный, неразборчивый шепот для живых, но громкая песнь для мертвых, чарующий зов повелительницы загробного мира, сулящий вечный покой.

Смерть пела, а перед внутренним взором ее мелькали воспоминания, переданные Таной. Ненавязчивые, нежные образы, рассказывающие о былых временах. Не четкие видения, но наполненные безграничным восторгом обрывки прошлого, когда Жизнь и Смерть были едины. Рэн черной драконицей парила над Скрытым миром, ощущая присутствие белого дракона на расстоянии вытянутого крыла, окутанная пьянящим чувством счастья от того, что он рядом. Ее пара, ее продолжение, ее судьба. Он укрывал ее своей тенью от палящих солнечных лучей, а она защищала его от холода ночи. Ныряя в воспоминания Таны и ее предшественниц, Рэн тонула во всепоглощающей любви к белому дракону, и от нахлынувших эмоций раз за разом перехватывало дыхание.

Но потом юная Смерть заставила себя вернуться в реальность, где белому дракону разодрали глотку, где вместо чистой и вечной любви она познала предательство, где солнце сожрали набрякшие тучи, а воздух пропитался запахом тлена.

Рэн отдавала песни всю себя, без сожаления расходуя скудный запас магии, который восстановится теперь не скоро. Став Богиней, она всем существом ощущала потребность заботиться о людях, оберегать их от невзгод. Рэнла и раньше никогда не оставалась равнодушной к чужим бедам, без раздумий бросалась на помощь каждому, независимо от его происхождения, обожала животных, легко ладила с детьми. Сейчас ее сердце обливалось кровью, а душа корчилась в мучениях, вторя несчастным духам, взывающим к спасению. Пусть на одну ночь, но она могла им его дать, а значит, щадить себя не станет.

Глава 3. Темная госпожа

Наблюдательные люди давно заметили, что примерно раз в месяц окружающий мир меняется, будто становится прежним ненадолго. Затихают мертвые, отступает холод, и воздух вновь полнится ароматами трав и цветов. Жрецы Времени, вот уже много лет запертые на острове Молчания в монастыре Авривайн, верили: так Боги дают понять человечеству, что уцелели и однажды вернутся.

Но то, о чем люди могли лишь догадываться, Пустота знала наверняка: сучка Смерть выжила и припрятала где-то дух Жизни. Эта стерва взяла за правило изводить ее своими песнями, от которых трещала голова. Откуда мерзкая тварь черпала силы, понять Пустоте так и не удалось. Алгод сдох, а раз новый белый дракон не объявился, значит, маленькая дрянь творит свою магию без истинной пары. Это и пугало больше всего. Тана была сильна, но Рэнла Лотт ее переплюнула.

– Где? Где, мать вашу, она прячется?! – орала Пустота не своим голосом, мечась в бешенстве по тронному залу Белого замка в Элхеоне. – Какого черта ее до сих пор не нашли?! Я велю всех вас казнить, недоноски, раз от вас нет проку!

Костеря подданных, она отвратительно выпучивала белые глаза с черными зрачками без радужки и кривила бледные, тонкие губы в каком-то зверином оскале. А белые волосы будто жили отдельной жизнью, извиваясь под самыми немыслимыми углами, как если бы их владелица находилась под водой. Узкое длинное платье из полупрозрачной черной ткани, на которую были нанесены древние защитные руны, мерцающие зеленым, обтягивало угловатую высокую фигуру подобно второй коже. Лишь на груди и в области бедер наряд был несколько плотнее и прикрывал сокровенное.

Утрилх слушал отповедь госпожи с должным смирением и почтением, на всякий случай загородив собой Морая. Пустота до сих пор не простила колдуну предательства и наказывала при любом удобном случае. За одиннадцать лет ее бесконечные нападки превратили его из веселого, добродушного и симпатичного парня в угрюмого тридцатиоднолетнего мужчину, чью спину «украшали» безобразные шрамы от плетей. Морай всегда ходил, опустив голову, и старался не появляться на людях без Утрилха. Только благодаря покровительству и грубой, своеобразной заботе Верховного жреца он все еще держался и уповал на лучшее.

Как и остальные колдуны, которых на службе Пустоты теперь было в разы больше, чем при Хьелле, Морай пения Смерти не слышал и не осознавал в полной мере, отчего так беснуется госпожа. Утрилх же, наоборот, с каждым годом все отчетливее различал в завывании ветра за окном и плеске морских волн манящий голос. Надежда на скорое избавление Скрытого мира от Пустоты крепла в его сердце. Тревожил лишь тот факт, что Смерть так и не нашла Алгода. Пират Дерек Озрун, которому Утрилх велел приглядывать за принцем, неизменно докладывал о том, что никто, помимо работорговцев, конечно, Алгодом не интересовался. Оставалось только ждать.

– Приведите Время! – громко рявкнула Пустота, и по одному из окон разбежалась паутина трещин, а с потолка посыпалась штукатурка, покрыв головы и плечи собравшихся белой пылью.

Морай дернулся, непроизвольно вцепившись в запястье Утрилха. Тот лишь покачал головой, давая понять, что сегодня они Саларею не помощники. Когда Пустота слышала Смерть, наилучшим решением было тихо стоять в сторонке, проглатывать любые оскорбления и безропотно принимать наказания. Иначе риск расстаться с жизнью резко возрастал. Утрилх же помирать не спешил. Он и без того много делал для Саларея, по мере своих возможностей облегчая его страдания. Морай понимающе кивнул, поправив рабский ошейник, который всегда теребил, когда сильно нервничал или боялся. Даже привыкнуть называть Утрилха хозяином было куда проще, чем смириться с беспрестанным ношением этой штуки. Тем не менее статус личного раба Верховного жреца сохранил ему жизнь, потому Морай не роптал, слушался господина и помогал тому всем, чем мог, без конца напоминая себе, что ненавистному Алгоду приходится в Исушде в разы тяжелее. Мысли о страданиях принца по-настоящему грели душу.

Вскоре в тронный зал притащили Саларея, а точнее то, что некогда было им. Взору присутствующих предстал не человек – скелет, обтянутый тонкой пергаментной кожей, через которую просвечивались сосуды и вены. Волосы, ресницы и брови его давно выпали, а некогда потрясающей красоты голубые глаза поблекли и ввалились. Кандалы и ошейник на Саларее болтались, стертая кожа под ними не заживала, была воспаленной, из ран сочилась сукровица. Все тело пленника покрывали шрамы: застарелые и свежие. Ногти на руках и ногах давно выдрали по приказу Пустоты, а новые так и не отросли. Из одежды на нем были лишь грязные, изношенные штаны длиной до середины щиколотки.

Два стражника поставили Саларея на колени перед ступенями, ведущими на возвышение с троном, некогда принадлежавшим Эйрогасу Ансоуту. На него-то и уселась Пустота. За спиной ее грудились обломки величественной статуи дракона, в былые времена нависающей над тронами королевской четы Элхеона.

Пустота щелкнула пальцами. И из тени у боковой стены тут же отделились две фигуры – Пейврад и Фридэсс с голыми торсами и в широких льняных штанах. Длинные серые волосы их свободно спадали на спину. Один нес поднос с кувшином вина и золотым кубком, второй – блюдо с фруктами. Как и Морай, оба носили железные ошейники, правда, чуть более изящные, чем у колдуна. Принцы успели пройти Тропу Избранных и получить благословение незадолго до начала войны с Пагрэей и падения Богов, и теперь их глаза светились желтым. Отчего Мораю вечно казалось, что на него смотрит Алгод, – сходство между братьями воистину поражало. Разве что Пейвраду и Фридэссу не была свойственна жестокость и решимость, присущая их брату. Морай с огромным трудом мог вообразить Алгода, покорно сидящего на поводке и согревающего постель ненавистной госпожи по указке. Он бы уже давно нашел способ вырвать Пустоте сердце и скормить его дворовым псам. Отчасти бездействие Пейврада и Фридэсса оправдывало то, что Пустота держала в плену Эйрогаса и Селию, но Морай сильно сомневался, что подобная мелочь помешала бы Алгоду свершить возмездие.

Ни сам колдун, ни Утрилх никогда не говорили с пленными Ансоутами об Алгоде и Тории, но до Эйрогаса, Селии и принцев все же дошли слухи об их судьбе. Бывшие король и королева, как и все остальные, верили, будто брат с сестрой погибли. Утрилх с Мораем не видели причин их разубеждать, это вряд ли что-то изменит, а вот риск быть пойманными Пустотой на лжи резко возрастет, если пленные сболтнут лишнего.

То ли дело Саларей – этот был несгибаем. Пустота истязала Время практически ежедневно. В основном ради развлечения, но иногда пыталась вынудить сплести заклинание для призыва Смерти, однако год за годом терпела неудачи. Морай, как мог, залечивал раны Саларея, благо Утрилх тайком добывал ему редкие ингредиенты для отваров и зелий, которые Пустота ни за что бы не позволила тратить на пленника. И судя по перекошенному от гнева лицу темной госпожи, ныне именующей себя Императрицей Скрытого мира, сегодня эти редкие эликсиры пригодятся как никогда.

– Песнь Смерти звучит намного громче обычного, – прошептал Утрилх, склонившись к Мораю, пока Пустота отвлеклась на вино, фрукты и своих любимых питомцев в лице принцев. – Боюсь, как бы этот день не стал последним в жизни Рея, если он вновь откажется сотворить заклинание.

– Что мы можем сделать? – Морай скривился, когда Пустота, приняв кубок из рук Пейврада, шлепнула его по заднице, сладострастно осклабившись. Принц в свою очередь заставил себя выдавить вымученную улыбку.

Утрилх обвел взглядом тронный зал, где, помимо него, Морая, Пустоты, принцев и Саларея, стояли еще семеро жрецов, больше трех десятков молодых колдунов, пятнадцать стражников и пято?к обычных слуг у задней двери за троном. Из всех присутствующих Утрилх доверял лишь Мораю, Саларею и жрецам. Колдуны мечтали выслужиться перед госпожой и против нее никогда бы не пошли, как и воины. В личную охрану Пустота отбирала только самых ярых фанатиков, для которых весь смысл существования заключался в служении ей. Про Пейврада и Фридэсса и говорить было нечего, запуганные жестокими наказаниями, что не раз испытали на собственной шкуре, вынужденные думать о благополучии родителей и окончательно сломленные, они лишний раз даже моргнуть боялись без разрешения.

Пока Утрилх пытался сообразить, чем бы отвлечь Пустоту от пения Смерти и Саларея, она опустошила кубок с вином, съела пару ягод и велела принести пыточные инструменты. Императрица никогда не спускалась в подземелья, чтобы измываться над своими жертвами, она любила делать это здесь, в сердце Белого замка, на публике.

Саларей отреагировал на новость о грядущих мучениях привычным безразличием, лишь облизал потрескавшиеся губы и сомкнул на миг подрагивающие веки.

Когда вернулся слуга с деревянным, отполированным до блеска небольшим сундуком, Морай вдруг пошатнулся, нелепо взмахнув руками, попытался удержать равновесие, но запнулся ногой о ногу и шмякнулся на пол, распластавшись лицом вниз между Утрилхом и ступенями, ведущими к трону, чем привлек к себе всеобщее внимание.

– Как ты посмел показаться мне на глаза, мерзкий червь? – рыкнула Пустота, вскакивая с места.

– Я… Я… – Морая трясло от страха, он понятия не имел, что сказать. Не признаваться же, что сделал это намеренно, отвлекая ее от Салараея.

Морая, в отличие от Времени, госпожа не запытает до полусмерти. Пустоте нужен был Утрилх и тот непререкаемый авторитет, которым он пользовался среди Неверных, а Утрилх ценил Морая и его способности. Как бы Пустота ни презирала колдуна, убить, не испортив отношений со своим Верховным жрецом, не могла. На то Морай и рассчитывал, когда в порыве глупого благородства, подставился под удар.

– Что ты там мямлишь, слизняк? – Императрица раздраженно взмахнула рукой.

Морая резко оторвало от пола и подкинуло вверх. Ошейник до боли сжал горло, не давая сделать вдох. Колдун висел в воздухе, дергая ногами и пытаясь подцепить пальцами железный обруч. Лицо его быстро начало синеть, капилляры в глазах лопались от натуги. Мысленно Морай уже прощался с жизнью, но тут вперед вышел Утрилх. Его зычный голос зазвучал подобно громовому раскату, эхом отражаясь от стен и потолка:

– При всем уважении, моя повелительница, но с каких пор за недомогание колдунов приговаривают к казни?

– Он помешал начать пытки пленного! Посмел осквернить мой взор своим появлением! – Тусклые, белые волосы Пустоты взметнулись вверх, точно на нее налетел внезапный мощный порыв ветра.

Морай же слабел на глазах, сопротивление его становилось все более вялым.

– Мой раб, – не дрогнув, продолжил Утрилх, – сегодня весь день исцелял воинов моего клана, которых ранее я отправил за стены Одэлума, чтобы отогнать одержимых. Вернулась, кстати, лишь половина отряда. Да и вторая скончалась бы от ран в стенах замка, если бы не дар врачевания Морая. Он ослаб, истратив силы на спасение воинов, едва стоял на ногах, но все же явился сюда по вашему приказу. И что получил в награду за самоотверженную службу? Это? – На последних словах Верховный жрец указал на задыхающегося Морая, но смотрел уже не на Пустоту, а на ее новоявленных колдунов, внимающих ему с неподдельным интересом. Утрилх практически в открытую заявлял, что в благодарность за верность они получат лишь мучения и смерть.

Пустота стиснула зубы в беззвучной злобе. Захват Скрытого мира прошел далеко не так гладко, как планировалось. Мечтая заполучить в свои руки детище Саларея, она и не предполагала, что Смерть решится разрушить загробный мир. Пустота была уверена: Боги никогда не посмеют навредить человечеству. Кто ж знал, что Рэнла Лотт наплюет на правила и обречет тысячи людей на гибель от рук мертвых, лишь бы не дать Пустоте победить. Это основательно пошатнуло веру Неверных в свою госпожу, сделало ее уязвимой в их глазах, дало понять, что она не всесильна, как внушала им годами Хьелла. Дикари куда больше доверяли Утрилху, и, как ни крути, с Верховным жрецом приходилось считаться, отчего он становился все наглее с каждым годом.