Сгинувшее Время. Рождение Смерти

Все было правильно, и Время не спешил возвращаться на Земли Богов. Тем более теперь, когда и сам золотой дракон познал искреннюю привязанность к хрупкой человеческой девушке Льерре. Конечно, Саларей, будучи творцом всего сущего, смотрел на чувства немного иначе. Любовь виделась ему загадкой сложной и интригующей. Пробудилось неподдельное любопытство. Каково это: вовсе не иметь силы Бога? Жить без обращений в дракона, стареть рядом с той, кого выбрало сердце?

Льерра была очень привязана к дому и родным. Она не желала покидать Цжиок даже ради попытки пройти Тропу Избранных и обрести силу дракона, ей нравилась простая жизнь, а Саларею нравилась Льерра…

Не раз в будущем, когда все полетит в бездну, укорит себя золотой дракон за слабость, за тот странный, не поддающийся логике порыв, глупый детский каприз, желание нащупать свой предел. Но так и не получит ответа на вопрос: почему вместо того, чтобы найти способ сделать бессмертной Льерру, несмотря на то, что она создание Пустоты, он запечатал свою силу и решил стать настоящим человеком?

Но факт остается фактом. Шестнадцать лет назад Саларей отправился к Отражениям и сказал, что за Скрытый мир в ближайшие десятилетия полностью отвечают они, а он пока побудет смертным, будет жить и стареть рядом с любимой. Блажь золотого дракона пришлась не по душе остальным Богам, но спорить с творцом всего сущего никто не посмел. Лишь Смерть тогда смотрела на него долго и испытующе, стоило им остаться наедине.

– Ты пожалеешь, Саларей, – сказала черная драконица. – Я уже слышу.

– Что слышишь? – удивился Время.

– Крики тех, кому суждено умереть. – Зверюга вытянула шею, склонила голову к собеседнику, пребывающему в человеческом обличье, и тот ощутил жар ее дыхания на своем лице. – Истинный слуга Пустоты недавно родился. Я чую.

– Да таких слуг в Землях Неверных у Пустоты навалом. Ты, как всегда, видишь врагов там, где их нет, – отрезал Саларей. – Перестань быть такой мнительной, Тана. Судьбу человечества предсказать никому не по силам. Все это плод твоего разыгравшегося воображения. Тебе стоит чаще бывать среди живых, и тогда стенания мертвых не будут тебе докучать.

– Воля твоя, мой повелитель, – учтиво поклонилась драконица. – Но знай, вместе со слугой родилась и моя преемница. И впервые у нее нет пары. Жизнь ни с кем не ощутил связи. Тебе не кажется это странным?

– Преемника не может не быть. Ты же знаешь. Значит, он родится позже, – раздраженно отмахнулся Время. – Ступай и избавь меня от своих вечных сомнений и предостережений.

Тот разговор со Смертью состоялся каких-то шестнадцать лет назад, а казалось, прошла целая вечность. Саларей не вспоминал о нем до сегодняшнего дня. Но пока он, теперь уже в облике мужчины за сорок, сидел и любовался закатом, короткая беседа сама всплыла в голове. Золотой дракон ощутил тревогу.

Почему слова Смерти ожили в памяти именно сейчас? Саларей все эти годы не общался с Отражениями, они даже примерно не знали, где он поселился.

Мужчина непроизвольно коснулся кулона, висящего на шее на короткой серебряной цепочке, – темно-синего, почти черного камня в филигранной серебряной оправе, внутри которого словно был заточен кусочек звездного неба, – его сила, сила создателя. Впервые с тех пор, как золотой дракон отказался от нее ради Льерры, ему захотелось снять с кулона заклинание и вновь стать Богом. Он крепко сжал украшение в ладони.

– Душа моя, вот ты где!

Радостный возглас жены вывел Саларея из задумчивости. Он обернулся. Льерра спешила к нему через пляж, слегка приподняв подол длинного хлопкового платья на тонких бретелях почти того же цвета, что и песок под ее ногами в сандалиях, кожаные ремешки которых были обмотаны вокруг изящных голеней. На запястьях позвякивало множество браслетов, а на шее пестрели нити разноцветных бус. Черные кудрявые волосы женщина всегда заплетала в косу и укладывала ее короной вокруг головы. Теперь в них блестела седина. Льерра старела, и Саларей вместе с ней. Все чаще Время размышлял о том, каково ему будет без нее? Он не мог даровать ей бессмертие – не он ее создал. Он не мог вынудить ее стать драконом, чтобы продлить ей жизнь, – она того не хотела.

Даже ребенка у них не было, потому что человеку оказалось не по силам выносить божественное дитя. Льерра беременела трижды, и трижды беременность обрывалась раньше срока. В последний раз женщина едва выжила. Больше Время решил не рисковать, да и сама Льерра смирилась с тем, что матерью ей не стать.

Саларей тяжело вздохнул и тепло улыбнулся жене, которая даже с возрастом не растеряла своего очарования в его глазах. Если любовь такова, то лишь ради нее стоило создать Скрытый мир. Мужчина поднялся, забыв про кулон, и, отряхнувшись, распахнул объятия. Льерра налетела на него, чуть не сбив с ног. Она всегда была такой: озорной и неусидчивой. Если говорила о своих чувствах, то все вокруг замирали, вдохновленные ее речами, если трудилась, то делала это с таким искренним рвением, что заражала своим примером других. Если ласкала Саларея, то в ее объятиях он забывал собственное имя.

– Ужин готов, – сказала Льерра, целуя мужа и обнимая за шею.

– Отлично, я жутко голоден, – пробормотал Саларей, почти не отрываясь от ее губ. – Но могу поесть и позже. – Он схватил ее за ягодицы и сильнее прижал к себе.

– Вот уж нет. – Льерра уперлась ладонями ему в грудь, отстраняясь. – Ты весь день охотился. И это на такой-то жаре! Тебе нужно как следует подкрепиться, чтобы восстановить силы.

Саларей усмехнулся, чмокнув жену в кончик носа. Знал, что спорить с ней бесполезно. Взявшись за руки, они пошли к дому. Когда Саларей забрел в эту деревню и решил остаться, он построил его своими руками из сырцового кирпича. Жилище получилось скромным, но добротным. Льерра наполнила его всякими мелочами, создающими уют, и разбила вокруг небольшой сад. Имелся рядом и сарайчик, где обитали куры и две козы, а чуть поодаль под деревом примостилась будка, где пряталась от жары Рыбка – небольшая рыже-бурая собачонка, получившая свою кличку благодаря круглым, выпученным будто у рыбы глазкам.

Когда супруги заходили в дом, между ног шмыгнула серая кошка Тучка. Клички животным придумывала Льерра, и Саларея они искренне забавляли. В жилище было всего две комнаты, разделенные между собой занавеской из плотной ткани, как того требовали обычаи деревушки. Народ тут до сих пор оставался столь дремуч, что верил, будто двери и ставни на окнах, напоминающих скорее крошечные бойницы, не дают потокам божественных энергий, пронизывающих Скрытый мир, проникать в дом. А если человек намеренно закрывается от Богов, то лишается их покровительства. Знали бы эти люди, с кем живут бок о бок вот уже почти два десятка лет…

В первой комнате имелся очаг для приготовления пищи, несколько полок для кухонной утвари, два небольших стола, четыре табурета и лавка. В углу стоял деревянный сундук с одеждой, который Саларей смастерил сам. Впрочем, все в этом доме было сделано его руками. Мужчина любил работать с деревом и глиной. У них с Льеррой у единственных в деревне имелась кровать, стоящая в соседней комнате, и некое подобие дивана. Последний больше напоминал золотому дракону садовую скамью и притулился рядом с сундуком. По местным меркам жилище Льерры и Саларея считалось едва ли не роскошным, хотя к роскоши Время никогда не стремился. По его мнению, она расхолаживала, ослабляла дух, отдаляла от простого люда и понимания их нужд.

Саларей уселся за стол и стал наблюдать, как жена хлопочет над ужином. В какой-то момент показалось, что движения ее и без того всегда суетливые, сегодня видятся нервными. Льерра привычно улыбалась и напевала себе под нос, но было что-то еще. Мужчина напрягся и глубоко вдохнул. Пахнуло гнилью…

– Вот. – Льерра поставила перед ним глиняную кружку, наполненную виноградной настойкой рубинового цвета, которую так любили местные. – Ходила сегодня к отцу, пока ты был на охоте. Он угостил.

– Я не люблю настойки, радость моя. Ты же знаешь. Они дурманят разум, – ответил Саларей ласково, но насторожился еще больше и снова принюхался.

Гнилостный запах исчез. Померещилось? Может, перегрелся на солнце, вот и чудится всякое? С этими хрупкими человеческими телами и не такое бывает.

– Так она не крепленая. Отец специально для тебя делал в качестве подарка к годовщине нашей свадьбы. Сказал, намучился с ней. Но в итоге добился своего – настойка вышла разве что чуть забористей простого сока. – Льерра обезоруживающе улыбнулась, стоя у стола и внимательно наблюдая за мужем.

Сегодня и правда была годовщина их свадьбы, но стремление жены заставить выпить настойку все равно выглядело странно. Саларей крайне редко пил что-то крепче воды или чая, тем более в такую жару.

– Мы же вроде решили перенести празднование на другой день, когда зной немного спадет? Тогда и попробую. Вместе с твоим отцом. Одному как-то не хочется. А сегодня я бы предпочел травяной чай.

Время снова непроизвольно коснулся пальцами кулона на шее. Сила, заточенная в нем, отозвалась приятным теплом и покалыванием.

– Всего глоточек, и я отстану. Ты же знаешь моего старика. Завтра непременно начнет расспрашивать, понравилось ли тебе. Он расстроится, если скажу, что ты к подарку даже не притронулся. – Льерра сложила руки в молящем жесте и состроила милую гримаску.

– Один глоток, – сдался Саларей, но едва поднеся кружку к губам, замер.

Тихо. Слишком тихо. Все дело в жаре? Так ведь вечер. Наоборот, народ должен был оживиться с приближением сумерек. Мужчина бросил взгляд на Тучку, сидящую на сундуке. Кошка пристально смотрела на вход, занавешенный пологом, сшитым из шкур антилоп. В голове отчего-то снова всплыли слова Смерти: «Ты пожалеешь, Саларей».

– Льерра, тебе не кажется… – начал было мужчина, но жена быстро его перебила.

– Ты сегодня так рано ушел, что я не успела вручить тебе подарок.

Она подошла к полкам и, привстав на цыпочки, достала с самой верхней что-то, завернутое в кусочек ткани.

– Брось, это ни к чему.

– Ты же подарил мне новое платье. Я не могла оставить тебя без сюрприза.

Льерра села на соседний табурет и развернула ткань. Внутри оказалось украшение: шнур из черной кожи, на который через равные промежутки были нанизаны и закреплены с помощью аккуратных узлов голубые бусины в тон глазам Саларея.

– Я знаю, ты не жалуешь никаких украшений, помимо твоего излюбленного кулона. Но когда на рынке в городе я увидела эти бусы, то сразу подумала о тебе. Быть может, ты мог бы носить их изредка. Меня бы это очень порадовало. Ведь ты много лет здесь, а до сих пор так и не признал всех наших традиций. Драконы-Отражения обожают все яркое и блестящее и благоволят тем, кто разделяет их пристрастия. Ну же, Рей, прошу. Порадуй меня и Богов. – Льерра крепко стиснула руку мужа, глядя в глаза с искренней мольбой.

Саларей старался никогда не расстраивать любимую, но обвешиваться побрякушками отказывался из раза в раз: они его жутко раздражали. С чего люди вообще решили, будто Боги помешаны на золоте и прочих драгоценностях? Они блестят, звякают, мешаются при движении. Но эти бусы вроде не выглядели громоздко и вызывающе, а бусин мало, и они не сильно бросаются в глаза.

– Ладно, – кивнул Саларей. – Но каждый день носить не стану. Только по праздникам.

Льерра взвизгнула, точно маленькая девчушка, и поспешила надеть подарок на шею мужу.

– За тебя, моя любовь. – Золотой дракон поднял кружку с настойкой и сделал глоток, запоздало вновь уловив запах гнили, пробивающийся сквозь фруктовый аромат напитка.

Нахлынула боль. Резкая, невыносимая. Такая, что судорогой свело все тело, в глазах потемнело. Кружка выпала из рук и раскололась вдребезги. Саларей попытался вдохнуть, но горло сдавило спазмом. Хотел встать, покачнулся, ухватился за край стола. Удержать равновесие не вышло, и мужчина рухнул на пол. Шею жгло огнем, будто ее обвил раскаленный металлический прут. Теперь воняло паленой плотью.

«Бусы», – мелькнуло в затуманенном неистовой болью разуме.

Попытался их сорвать, но тщетно: украшения на шее больше не было.

– Нет… – прохрипел Саларей, сумев наконец сделать рваный вдох. – Оделл… Тана…

Осознание происходящего подступало медленно, по крупицам просачивалось сквозь тщетные, отчаянные попытки вернуть контроль над скорченным в страшных мучениях телом.