Действительность. Том 1

В своих собственных ощущениях человек живёт вечно. Ибо его ощущения связаны только с бытием, с действительностью, только с его жизнью. И потому он, как вечно находится в царствие смерти, так и вечно находится в царствие жизни. И только лишь в этом ключе, в этом смысле, я представляю себе вечность жизни и смерти. Жизни и смерти, как так же не существующих отдельно, как лишь по отношению друг к другу, монад бытия. Уходящий, – всегда возвращается. Иначе и быть не может. Ибо уходящий раз и навсегда, своим уходом прекратил бы всякое существование, и исключил бы тем самым пребывание теперь, как таковое.

Кто глубоко осознает эту истину, для того смерть перестанет быть чем-то конечным раз и навсегда. Она станет концом и началом одновременно. Ибо в противном случае мы не существовали бы здесь и сейчас. Наивно полагать, что существование в бесконечности, могло бы быть – без возвращения. И если существует сама бесконечность, и мы – существует здесь и сейчас, (а в этом сомневаться не приходиться), то необходимо существует – постоянное возвращение.

Лирическое отступление. Наверное, каждый из нас когда-то чувствовал следующее: Находясь вдалеке от родных мест несколько лет, и затем, возвращаясь, он чувствует некую дискрецию, нечто схожее с «дежавю». Ему кажется, что он уехал отсюда вчера. Что если бы не память, то время, проведённое вдали от дома, для него явилось бы мигом. А всё, что происходило здесь в твоё отсутствие, просто – не существовало.

Мы не верим в нечто большое в себе. Мы наделили время самостоятельностью, как привыкли наделять самостоятельностью многие вещи, например, искусство, или понятия этики и морали. Мы смотрим на всё так, как нам удобно, нисколько не задумываясь об истине. Человеческий рассудок в отличии, например, от животного, чувствует время гораздо шире. За счёт внутреннего усложнения, упорядочивания и гармонизации в процессе эволюции. Он расширил собственное чувствование времени от одного мига в обе стороны, – в прошлое и в будущее. За счёт развития, существующих одновременно в его разуме; – «Ганглий фантазии», «ганглий идеального», и «ганглий рационального», он расширил свой мир во все мыслимые стороны пространства. Его ощущение времени и бытия отличается объёмностью. Наш разум, вырастив в себе эти дополнительные «ганглии разумения», эти дополнительные возможности, превратил свой мир в объёмное зрелище, как в смыслах пространственного качества, так и временного. И выстроил целокупный синтетический образ действительности. Подобно тому, как выстраивает и расширяет свои возможности простой глаз, (его объёмному восприятию мира служит теперь не только второй глаз, и не только его развитая сетчатка, но и рассудок). Наш теперешний разум подобно развитому глазу, смотрит в одну точку, а видит периферии и перспективы. Он, в своём восприятии времени имеет схожую с оптическим созерцанием природу восприятия. Но в несколько иной, модифицированной форме. Он озирает прилегающие к мигу области, периферии воспринимаемого времени, как глаз озирает периферийные пространства, прилегающие к точке зенита и фокуса. И всё это благодаря развитости «ганглий рассудка», а также «ганглий рационального и идеального мышления», и главное «ганглий фантазии». Его развитая память, без которой мир так и оставался бы в рамках мига, позволяет ему существовать одномоментно в расширенном поле пространственно-временного бытия, – его континуум раздвинул рамки настолько, что позволяет занимать более широкое поле времени и пространства. Благодаря постоянному возникновению и развитию новых «ганглий» наш разум идентифицирует и осмысливает гораздо шире изначальной точки собственного зенита, как в сферах пространства, так и в сферах времени.

Анализируя наше отношение к течению времени и проникая силой воображения в разные уголки мироздания, я не однократно приходил к выводу о не существующем едином для всего сущего, времени. Все больше я убеждался в отсутствии, как такового главенствующего и определяющего все движения, извне диктующего, постоянного для всего и вся, течения времени. Как я уже отмечал выше, оно рождается изнутри, мы чувствуем его неумолимое движение, его ход из движения нашей крови, – «крови», в самом широком смысле слова. Из нашего сакрального метаболизма, как непосредственно физического, так и опосредованно трансцендентального. И благодаря синтезу восприятий разных «ганглий» нашего разума, и благодаря свойствам и способности его оставлять отпечатки внешних воздействий и впечатлений на «линейке» этого метаболизма, (память), мы воспринимаем действительность так, как воспринимаем. И время для нас существует таким, каким мы его рождаем. Для других же субъектов, оно будет чем-то совершенно иным. К примеру, организм, чей век ограничен одними сутками, проживает его вполне полноценно за эти сутки. Ведь его «алгоритмическая линейка» метаболизма, – совершенно иная. Иная сакрально, по всем своим параметрам. Ведь сами параметры, не существуют в природе сами по себе, как только по отношению и в связи с наблюдателем, и каждая чёрточка на этой «линейке», имеет свой шаг только в сравнении, только как условность и никак иначе. Муха, для которой наша минута, без всякого сомнения, является большим промежутком времени, проживает эту минуту так, как (условно говоря) мы, наверное, проживаем целый день. Для организма под названием человечество, или организма биосферы, своё течение времени и своя жизнь. А ведь существуют и более отдалённые от нас «организмы», к которым я, с лёгкой руки, причисляю и всю, так называемую «неживую» природу. И у каждого, свой «метаболизм», а значит и своё время. В каждом объекте природы свои и только свои часы. Да и можно ли вообще представить существование независимой от субъектов, какой-то постоянной субстанциональной параболы, со своей, не зависимой ни от кого величиной. Нечто самостоятельное, а тем более бесконечное, что текло бы в пространстве, диктуя всему, и вся свою волю. Такое бесконечное движение времени, представляло бы абсурд по всем статьям.

Я полагаю, что такая мифологема, как текущее само по себе время, есть одна из тех многочисленных иллюзий, позволяющих нам жить. Подобное существование некоей монады, в теистической направленности разумения, имело бы конкретное определение: Оно есть – Бог. И как человеку крайне сложно представить себе отсутствие Бога, так и отсутствие времени самого по себе, крайне сложно вообразить. Ибо человек постоянно чувствует и осознаёт его непреодолимую власть над самим собой. Я полагаю, что одной из причин рождения в нашем разуме теизма, явилось именно это, по сути, не доступное нашему осмыслению течение, называемое нами временем.

«Словно течёт там древней речки время… прорастает вечно в этой речке семя…»

Точка трансформации

Как я отмечал выше в главе «Мобилизация», теперь всякому обывателю известно, что наш организм – это не что иное, как конгломерат, синтезированная совокупность триллионов отдельных клеток, существующих сообществом. Клеток, обменивающихся друг с другом на химическом, биологическом, электрическом, и других порядках. Упрощенно говоря, в своей синтетической совокупности они образуют так называемую биологическую единицу, которая в свою очередь, также стремиться к объединению с подобными единицами, чтобы образовать на следующем уровне более объёмную единицу, – единицу иного уровня. Но каждая так называемая единица, наряду со стремлением к объединению, набирая силу, стремиться к обособленности, к очерчиванию собственных границ, чтобы не слиться в единую массу, и не вернуться в хаос. Этот порядок вещей, вытекает из общего для всего сущего порядка, в котором сакральной основой действительности является противостояние хаоса и упорядоченности, как неких основных противоречий космологической конструкции мироздания. Но материнской основой всего этого, служит свойственное всему сущему внутреннее противостояние стихий гравитации и антигравитации, баланс которых определяет «горизонт событий» и наличие чего бы, то ни было в этой действительности. И потому это положение равно относиться как условно к «живым», так и «неживым» материальным субстанциям. Я бы назвал этот основополагающий закон всего Сущего, «Законом синтетического противоречия природы», или «Законом баланса сил». И хотя он родственен диалектическому «закону единства противоречий», но в корне отличается от последнего. Ибо определяет не последствие природы, не наличие в ней отдельных явлений, определяемых этим законом, но её полную существенность.

Как я уже говорил выше, этим законом обеспечивается наличие вообще, материальных объектов и субстанций. И даже существование пространства и времени, как таковых, определяется наличием этого повсеместного и вездесущего закона. Ведь по большому счёту не существуй этого главногопротиворечия, как основы для всего и вся, и всё сущее не имело бы возможности для своего существования, а значит не было бы ни времени, ни пространства. Ведь в отсутствии одного из составляющих стихий противостояния, имеющих свои проявления в вечных монадах абсолютного баланса и необходимого нарушения, воплощающихся в нашей действительности в силы гравитации и антигравитации, силы центробежные и силы центростремительные, а, в конечном счете, силы материализации и дематериализации, невозможно и наличие второго. Ибо в отсутствии напряжения, всё и вся тут же превращалось бы в пустоту.

Теперь по порядку. Анализ «живого» и «неживого» в природе, можно было бы начать со следующего: Как вообще, мы оцениваем внешний мир явлений, и когда, и с чего началось разделение мира на «живой» и «неживой»? Из каких основных аспектов складывается наше представление об этом, и как мы критизируем и конкретизируем, выводя свои вердикты и постулаты относительно мира, и относительно собственных мнений?

По неоспоримым доводам учёных, наш мир, мир, который мы наблюдаем вокруг себя, (в относительно широком поле, и глобальном масштабе восприятия) как-то; Планеты и звёзды, образовались из хаотически блуждающей пыли, в результате соотношения стихий гравитации и антигравитации, а также баланса центростремительных и центробежных сил. Впоследствии, образовав единицы на следующем уровне, как-то; Солнечную, и другие системы. Затем эти системы, образовали галактики, галактики образовали скопления галактик, и так далее. Конечно же, всё это утрированно, ибо, ни о какой последовательности, нарисованной здесь, речи быть не может. Последовательность, это свойство нашего разума, оно существует только в нём, и не имеет к природе в себе, никакого отношения. В природе все процессы происходят одновременно. Мы же, раскладываем всё по полочкам, для того, чтобы иметь возможность для осмысления нашим «рефлексивно – рациональным разумом», который не существует вне векторности пространственно-временного континуума, вне всякой последовательности. Наш «рациональный разум», способен переварить только то, что превращено его же «ферментами», в некую действительную последовательную и соразмерную конструкцию. В некую субстанцию доступную для его «переваривания» и «усвоения». В ином контексте, ином алгоритме он мыслить не в состоянии. Ведь иной пищи, чем та, которую он в состоянии разложить своими ферментами, для него, просто – не существует. Поэтому, хотим мы того, или нет, но размышлять мы будем в последовательной векторности осмысления, в алгоритме присущем нашему разумению, его архиметаболистической природе.

Далее. Условием для образования живой ткани, а затем и простейшей живой клетки на нашей планете, по общему согласию ученых, послужило огромное стечение обстоятельств. Как-то; определенная температура, определённое количество света, влаги, сочетания химических элементов, и так далее. Сочетание нескольких факторов в одном месте привело к тому, что возникла «синтезированная единица», в которой все обмены и взаимодействия стали происходить, условно говоря, медленнее, чем в ядерных реакциях, (присущих отцу нашему, Солнцу), но быстрее чем в холодном камне, (присущих матери нашей, Земле). Повторяю, условно говоря, для метафорического образа осмысления. Возник, некий «синтетический баланс», биосистема, в которой главными противостоящими стихиями стали стихии холода и жара, стихии воды и огня. (Как некие метафорические воплощения Солнца и земли). И в силу определённой стабильности и сохранения, присущих всякой сбалансированной системе, а также невероятной стабильности внешних условий, эта «единица», сохраняя в себе свойства общего «закона противоречия», начала своё победоносное шествие, усложняя и все более упорядочивая себя, а вслед за этим, усложняя и упорядочивая мир вокруг себя. Распространяясь в благоприятной среде, принимая всё новые и новые формы утончённого балансирования.

По большому счёту, с точки зрения современной биофизики, мы с вами являемся той же клеткой, пусть усложнённой до невероятности, но всё же клеткой, в которой происходят всё те же обмены на многочисленных уровнях. И форма, и скорость этих обменов, определяют наше отношение ко всему происходящему как в нас самих, так и в окружающем мире. Наше тело и наш разум оценивает всё происходящее вокруг, как бы сравнивая, на глубоко подсознательном уровне, внешние движения, со своими внутренними. Из целого ряда сенсорных, рассудочных и умозрительных данных, складывается субъективное восприятие. А оно, – единственно существующее восприятие в этом мире. Только субъективно, мы можем оценивать всё вокруг. Других оценок не бывает. Так называемое «объективное восприятие», или «объективное суждение», есть не что иное, как трансцендентальное, условно принятое отношение большинства субъектов к выбранному объекту, образующих некий «синтез субъективных суждений». Внешний мир со всеми его объектами, по большому счёту, есть синтетическое пространственно-временное, условно субъективное воззрение, которое само в себе, не несёт ничего объективного, в академическом смысле слова.

Наше осмысление вещей в мире, основывается на способности нашего организма реагировать на внешние объекты, в сочетании опыта, скорости всех движений, их совокупности, и ещё большого количества условностей. Все процессы, происходящие в нашем организме, их целокупность, диктует нам отношение ко вне существующим объектам. И деление нами природы на «живую» и «неживую», определяется нашим восприятием и сравнением тех процессов, которые происходят как внутри нас, так и во внешних объектах, в их взаимоотношениях и соразмерностях. Условно упрощённо говоря, все те объекты, в которых внутренние процессы близки нам по своим механизмам, по скоростям и формам, мы объявляем – «живыми». Все же остальные объекты, чуждые нам по своим механизмам и формам, мы обозначаем, – как «не живые». Конечно же, осознанность всего этого, происходит на бессознательном уровне, почти вне рефлексии.

Но посмотрите непредвзято, насколько это возможно, на то, как на самом деле неопределённы и размыты границы между «живой» и «неживой» материей. Опять же упрощённо образно, почти метафорически: Взгляните на моллюска с его мягкой тканью, плавно проникающей в панцирь раковину, которая является для нас, как бы неживой. Но в тоже время раковина растёт, а значит, – живёт. Только её жизнь, все процессы, протекающие в ней, отличаются от тех, что протекают в мягкой ткани. В ней нет нервных волокон, нет быстрых реакций. Но сколько обозначаемых нами «живыми», субстанций не имеют нервных волокон и быстрых реакций? Моллюск, – это метафора физиологии жизни. И при всей примитивности примера, он наиболее наглядно показывает всю условность нашего определения живого и неживого, как чего-то абсолютно противоположного. И даёт начало для совершенно нового взгляда на мир. Взгляда, который я попытаюсь развернуть настолько, насколько это позволит глубина моего воззрения, и ширина образования.

Ещё с древнейших времён люди пытаются проникнуть в глубины мироздания и в сущность явлений. На интуитивном уровне, подсознательно, они всегда чувствовали всю условность определений – живой и неживой. Во многих древних религиях, и не только в религиях, мы находим проявления этого подсознательного. Люди, всегда награждали качествами живых существ, неодушевлённые предметы. Особенно в таких древне-культурных странах, как Китай, Индия и Япония. Где люди, испокон веков заглядывали больше в себя, а значит, проникали глубже в суть явлений мира.

Главный мотив нашего желания разделять мир на живые и неживые субстанции, лежит в той особенности нашего мышления, которая, во-первых, всегда стремится разделить и сравнить; во-вторых, всегда стремиться возвысится и индивидуализироваться; в-третьих, всегда и во всём стремится к власти. Из этих особенностей нашего мышления собственно, и родились наши высшие аналитические и синтетические суждения. Превратившиеся со временем в отдельные науки как-то; логика, диалектика, эклектика, и т. д. Но, как известно, у любой медали существует оборотная сторона.

Всякую неживую субстанцию, которую мы способны ощутить с помощью наших органов чувств, мы можем рассмотреть с совершенно иного угла зрения. Попытаться посмотреть взглядом наблюдателя с иным, так сказать, противоположным миро-зрением.

На самом деле, мы живём в мире, где, (осторожно говоря), разнообразие живой природы намного шире, чем это принято полагать. Некоторые субстанции, которые мы привыкли относить к неживым, являются на самом деле, живыми. Только все обмены и трансформации в них, происходят на совершенно ином уровне, по своим законам и в своих временных отрезках. Они имеют свою систему бытия, со своими параметрами. Параметрами, в которых по нашему разумению, жизнь не возможна.

Сразу хочу оговориться. Тот произвол нашей воли, который мы ощущаем в себе и который является для нас неопровержимым никакими доводами, та божественная искра, которая горит в нас негаснущим огнём и, в сущности, благодаря которой мы убеждены в принципиальном отличии живого от не живого, является – иллюзией. Свободная душа живого, свободная в сути своей, есть наша главная иллюзия, иллюзия нашего разума. Она убеждает нас в собственной обособленности, собственной божественной природе, изолированности, индивидуальном произволе, и собственной свободе. И выступает главным лейтмотивом для нашей убеждённости в сверх материальность нашего существа, и бастионом нашей веры в собственную феноменальность, как и в феноменальную наличность самого живого. Этого вопроса, я подробнее коснусь чуть позже.

Сегодня, уже мало кто сомневается в том, что наша земля, это живой организм. И это естественно. Ибо, если посмотреть чуть дальше своего носа, то становиться очевидным, что если бы земля не была живым организмом, то каким образом на ней могли бы появиться живые твари? Как, вообще, могло бы появиться живое – из неживого? Если даже предположить, что это возможно и это так, то тогда возникает вопрос; Как они могли ещё абстрагироваться и изолироваться друг от друга, и отчертив границы, противопоставиться, кроме как в зеркале нашего разума, с его архаической природой дуалистического объективно-субъективного воззрения и осмысления? Каким образом неживая ткань, может трансформироваться в живую? В какой критический и роковой момент, происходит это превращение? Где находиться та точка трансформации неживой ткани, – в живую? Я думаю, что на этот вопрос не ответит не один естествоиспытатель. И не только потому, что этот вопрос провокационен по своей сути, не только потому, что он затрагивает самые глубинные уголки мироздания, но и потому, что человеческий разум, на самом деле, не в состоянии найти эту точку, и не может определить той границы достаточно достоверно, но лишь как нечто субъективно-эмпирическое. Ибо, на самом деле, мир – неделим, он целокупен. Каждая вещь в нём, включает в себя всю возможную палитру бесконечного мега-объёма. Как молекула воды неотделима от мирового океана, так всякая субатомная частица, включает в себя весь космос. Нет в мире, и никогда не будет единицы, которая родилась бы и развивалась самостоятельно, которая была бы полностью изолированной и свободной. И в сути своей, представляла бы нечто отличное от окружающего её, мира.

Да, в эмпирически-перспективном поле нашего воззрения и осмысления, на определённых «полюсах», отличия для нас, – бесспорны. Но мы никогда не найдём чёткой границы между неживой и живой тканью в дали от этих «полюсов», в сближении обозначаемых нами противоположностей, где необходимо и обязательно происходит диффузия представленных противоположностей. Ибо диффузия живого и не живого такова, что чем дальше ты заглядываешь, ища эту границу, тем сильнее срастаются противоположности. Мы разделили мир на две части, но это деление в высшей степени субъектативно, и абсолютно условно. Это деление существует только в нашем разуме, и не существует в природе. И даже в нашем разуме, – только как аподиктическая противоположность, основанная сугубо на трансцендентальных транскрипциях сравнения формальных признаков бытия. И термин «сравнение» здесь, является краеугольным.

Теперь сосредоточьтесь. Как вся наша биосфера относительно неживой природы, вообще, так и мы в ней и относительно неё, в частности, по сути своей, представляем некое утончение относительно грубой материи, «утончение повсеместного и вездесущего баланса». В каком-то смысле, мы – есть воплощённая гармонизация «грубого» и «тонкого» в себе, некая сверх организация в области баланса вообще. Мы воплощаем собой некую упорядоченную гармонизацию амплитуд колебаний в противостоящих стихиях мирового макрокинеза. Нечто относительно более тонкое и хрупкое в своей сбалансированности, в сфере порядка и на ступенях градационной лестницы мирового макрокинеза. Ведь амплитуда колебаний нашей среды, с её бесконечно возможными параметрами и критериями, в самом широком смысле слова, так узка, а сущностная основа нашей жизненности так тонка, что в сравнении с «грубыми», повсеместно окружающими нас субстанциями, вызывает чувство совершенной божественности, изолированности и абстрагированности. И мы обозначаем это утончённое состояние баланса, – «Живой биосферой земли». Но ведь это утончение совершенно необходимо, при стечении всех условий и обстоятельств. И невероятная мистичность всего живого, на самом деле, имеет своим паллиативом невероятное стечение условий и обстоятельств, и зиждется на успокоенности природы, почти до штиля, позволившей так утончится всеобщему грубому балансу, и породить субстанции тонкого внутреннего взаимодействия стихий, субстанции тонкого сверх организованного мира бытия. Балансу, который является фундаментальной основой всего живого и неживого. Мы – говоря метафорически, представляем собой некий «сбалансированный растянутый во времени, взрыв». И если посмотреть на всё это обобщённо метафизически, то все механические особенности нашего пребывания, в точности повторяют динамику всякого взрыва. То есть, мы, в сути своей, являемся неким воплощением солнца на земле, и несём собой воплощение его сбалансированного коллапса.

Сегодня утром, я вдруг ясно осознал всё глобальное единение живого и неживого. Глобальное единение мира! Описать это очень трудно, почти невозможно. Это чувство, сродни некоему трансу. Когда ты чувствуешь полное слияние себя, со всем окружающим миром. Когда ты чувствуешь мир целиком. Когда для тебя не остаётся ни одного уголка, ни одной крупинки, ни одной капли, вне этого мира. Не остаётся ничего тёмного, и ничего изолированного. Я чертил параллели, и в моём разуме всплывали грандиозные картины. Где ясно виделась вся схожесть макрокосмоса, и микрокосмоса. Идентичность в своей сути, всех процессов. Где отличия были лишь в объёмах и скоростях, существующих лишь в наших воззрениях, в наших головах. Где всё живое и неживое, всплывало в моём воображении, как простое архистатическое деление бытия. И я вдруг осознал со всей ясностью, что живое и не живое, точно такая же относительность, как верх и низ в пространстве, как прошлое и будущее во времени, только лишь по отношению к конкретному субъекту, к конкретному ноумену, и никогда, и нигде – вообще.

«Живость», градацию этой живости, её относительную степень, мы можем идентифицировать и распознать в наших характерах, уловить в тонких оттенках наших темпераментов. Мы можем ощутить эту градацию в наиболее полной мере в наших сношениях с разными людьми. Мы очень чётко чувствуем и определяем эту степень, общаясь волей случая с разнообразными личностями, выявляя почти безошибочно все их тонкие отличия. На мой метафоричный взгляд, одни личности имеют характер более живого свойства, другие менее живого. Мы даже стали классифицировать характеры, совершенно не задумываясь, откуда собственно, растут эти ноги. Мы классифицируем различные психотипы исходя из обозначенных нами и запечатлённых темпераментов. Но на самом деле, исходя из «живости», то есть степени этой «живости» соответствующей данному типу темперамента.

Всё это я к тому, что даже в рамках психофизики, в пределах неоспоримо живого душевного агрегатива, сама «живость» имеет градационные степени. И в первую очередь именно в рамках этой психофизики. Ведь на самом деле эти темпераменты, есть тонкая проекция, некое лекало взаимоотношения «живого» и «неживого» во всём остальном феноменальном мире. Некая воплощённая субстанциональная матричная относительность всего того, что мы, так или иначе, определяем, как относительность «живого» и «неживого» в мире грубого феномена. Наши темпераменты отражают собой градационную относительность всех субстанций и вещей в мире. «Степень живости» во всём внешнем мире, так же относительна, как и в наших темпераментах.

И с точки зрения простой физики мы, люди, как некие сложные организации, являемся лишь одной из ступенек на бесконечной градационной лестнице утончения и огрубения материальных форм действительности. И обозначаем эти степени, исходя из собственного положения на этой лестнице, смотря будто бы вниз, и поднимая голову будто бы вверх, смотря как будто бы налево, и как будто бы направо. Весь окружающий нас Мир, превращается в нашем воззрении в отдаляющиеся от нас, уходящие во все стороны перспективы.

И эта виртуальная лестница, на которой мы будто бы стоим, как бы посредине, существует только в наших головах, и сама середина, словно центр мира определяется только нашим ноуменом. И стоя на этой лестнице, смотря вниз и вверх, видя уходящие в зенит ступени, смотря влево и вправо и видя уходящие за горизонт перспективы, мы вдруг осознаём, что на этой лестнице нет и быть не может никакой середины, как и никакого истинного деления, как только относительного, в пределах нашего собственного созерцания и воззрения. Что только наше условное положение на её ступенях, определяет, что грубо, а что тонко, что живо, а что не очень. Ведь если бы эта лестница существовала на самом деле, то, как вниз уходила бы в бесконечность, так и вверх не имела бы конца. И всякие перспективы не имели бы своего завершения. Ибо если представить себе на минуту существование самой по себе такой градационной лестницы, и гипотетическую возможность проследовать по ней, то, как в «грубое», этот путь был бы бесконечен, так и в «тонкое» – не имел бы конца.

Но в том то и дело, что такой лестницы самой по себе – не существует. Она существует лишь в наших головах, и выстраивается исходя их наших собственных состояний, и соответствующих этим состояниям критериев и оценок. И та определяемая нами «живость», и «не живость» объектов познания, субстанций и организаций существует лишь по отношению как к нам, к нашей собственной вегетативной организации, так и всех объектов, субстанций и организаций друг к другу, в наших относительных оценках. Ибо всё, и вся есть лишь суть наше созерцание и воззрение. Лишь оно – всё определяет и классифицирует. Превращая открытый пред ним инертный и глубоко нейтральный мир с его уходящими за горизонт перспективами, в «грубое» и «тонкое», – в два противоположных полюса действительности. Полюса, уходящего своими перспективами за границы этой действительности.

Храм стужи и огня

Что для реалиста могло бы являться основой того, что мы называем Божественной искрой? Что, с точки зрения «образного физика», может быть зерном, неким началом того движения и того баланса противостояния, которое проявляется в нас как стремление, и которое воплощается в нашем разумении в понятие – воля, и является неким «генератором» для всего мирского. Что, в конце концов, в своей сути есть то, что мы определяем, как основа жизненности?

Я включаю свою фантазию и в моём неутолимом разуме, образы начинают всплывать чередой. Метафизика, вперемешку с метафорой и запредельной физиофилософией рисует картины бытия в символах и образах идеального воззрения. Эти картины заоблачны, но так ясны моему умозрению. Солнечная энергия, сталкиваясь в нас с энергией воды, образует некий синтез разно-полярных энергий. Где противостояние обеих стихий, как будто уравновешено и синтетически целокупно. Что создаёт некое стабильное внутреннее напряжение, которое и вызывает в нас ощущение относительно стабильного течения внешней жизни, его времени. Именно в соразмерности нашего внутреннего течения, с течениями внешними, возникает то сакральное чувство стабильного времени. Существование же самой продолжительности, на самом деле почти не имеет к этому отношения. Ведь продолжительность во времени есть лишь способность нашего разума создавать отрезки, сопоставлять и выкладывать из них последовательности. То есть строить из этих отрезков нечто объективное. Точно так же, как и в пространственном, свойством нашего разума является создание окаймлённых границами отчерченных объектов. Сочетание их, выкладывание в последовательности и выстраивание в сложные формы. То есть, есть лишь свойство нашего разума, как во временном поле, так и в пространственном, выстраивать из предоставляемого материала линейные и объёмные конструкции, на полях собственной памяти и собственного воображения.

И так. Попросту говоря, наша сущность есть столкновение огня и воды, (как неких сакральных олицетворений солнца и земли). Вот что продуцирует и формирует всё то, что мы относим к так называемому «живому». Вот где зарождается наше ощущение собственной воли. Вот, что является основоположением и предикатом всякого движения и всякого стремления в нашей действительности, вообще, и основой сбалансированной упорядоченной на определённый лад динамики в сложных системах «живого», в частности. Жизнь в своей сути является как метафизическим явлением, так и чисто физическим. ОГОНЬ И ВОДА – вот наши родители. Они, эти сакральные невозможные для нашего окончательного осмысления и понимания субстанции, в своём противостоянии породили всё, что мы называем «живым». Их сбалансированное взаимодействие, их синтетическая коллапсирующая целокупность, – есть фундамент всего «живого» на земле. Столкновение огня и воды, превращение их в модифицированные материализованные субстанциональности, образующие в своём синтезе конгломераты действительного упорядоченного на определённый лад, мира. Конгломераты, в которых происходит постоянная безостановочная реакция. И как следствие, возникает стремление и торможение, провоцирующие на своих фронтах эмиссию определённого электромагнитного поля с определённой частотой, плотностью и упорядоченностью, как некоей производной от этих столкновений, с необходимой экспансией вовне. Последующее усиление этого поля в первую очередь за счёт усиления слаженности и гармоничности собственного физического относительно грубого тела, и последующее воздействие этого поля, в силу его сверх мобильности и агрессивности на свою основу – грубую субстанциональность этого тела. Формирование структурных физических субстанций, обеспечивающих стабильные внутренние реакции и течения. Так, с моей точки зрения, в моём глубоко метафорическом воображении, возникают и строятся «живые системы». Системы относительно грубой субстанциональности, в которых со временем образуется упорядоченное на определённый лад электромагнитное поле, и происходит утончённая и упорядоченная трансляция вовне электрических полей, цепей и импульсов, называемых нами мыслями. Ведь электрические цепи, это и есть то, что является физической основой для трансцендентального тела мысли.

Огонь, (метафора солнца). Вода, (метафора земли). Электромагнитное поле, (метафора Вселенной). Вот «три кита» от физики мира, на которых основывается то, что мы называем ощущаемой жизнью. Вот то, что является основой всего «живого». Вот то, что в определённом сбалансированном состоянии, даёт нам ощущение собственного существования, ощущение продолжительности этого существования, а значит ощущения самой жизни. Не существуй вселенского электромагнетизма, – не существовало бы формы. Не существуй огня, – и всё застыло бы в вечном анабиозе. Не существуй воды, – никогда не возник бы тот баланс энергий, который мы называем жизнью. И на самом деле неважно углерод или кремний служит здесь фундаментом, важно, что является основанием самого движения.

Форму и упорядочивание всех процессов, нам обеспечивает сбалансированный синтез этих стихий. Как огня, так и воды, и в равной с ними степени, то невидимое и не осязаемое почти метафизическое электромагнитное поле, которое образуется в результате столкновения глубинных стихий существенного. Это поле, являясь самой утончённой и агрессивной формой материи, контролирует всякий синтез, выстраивая на полях феноменального, всевозможные формы бытия. Хотя не в меньшей степени огонь и вода, в своей сакральной сути являются такими же почти метафизическими стихиями, как и электромагнитное поле.

«Храм стужи и огня» – так я называю жизнь. В каждом из нас, по сути, живёт огонь и стужа, – синтезированные и воплощённые в нечто созерцаемое, в нечто мыслимое. Огонь и стужа – определяющие все факторы разгона и торможения, в сбалансированных системах пребывания. И благодаря столкновению холода и тепла, благодаря их единению в некий «синтез противостояний» без всякой возможности слиться в нечто единое, образуется всё, так называемое «живое», как, собственно, и всё объективное.

Самый простой и наглядный пример этого сакрального явления в феноменальном мире природы, это тот синтез тепла и холода, образующий из, казалось бы, ничего, – некий «живой организм», со своим телом и своей непонятной нам волей. Я имею в виду Циклон, тайфун, ураган или Смерч. Где столкновение стихий тепла и холода образуют некий «организм», который живёт своим присущим только ему, образом. Он олицетворяет собой всю архитектонику динамических процессов, свойственным всяким «живым структурам», и всяким так называемым системам, – разнообразным конгломеративным субстанциям.

Материя

Камень, вода, огонь, свет, электромагнитное поле, – в сущности своей, одна и та же материя, только в разных формах пребывания, с различными модификационными характерами. Это знает теперь всякий. Разделение общей природы на материю, и силы природы, которые якобы заставляют двигаться эту материю, в умах старых философов исходило из относительно недостаточной осведомлённости в отношении самой материальной субстанциональности, её эквивалентной амбивалентной основательности. Осведомлённости, которую имеет теперешняя наука. Здесь, как и всюду срабатывал тот же механизм нашего дуалистического осмысления внешнего мира, который всегда являлся причиной деления мира на всевозможные парадигмы, и в частности на «живое» и «неживое». То есть на самом деле, по моему глубокому убеждению, вся материальность изначально была грубой. Но «утончаясь», (образно говоря), усложняясь и дифференцируясь, она становиться более мобильной, более агрессивной, и начинает необходимо оказывать воздействие на более инертную, более стабильную материю, на свою основу, что вызывает чувство доминирования, и генеративного воздействия. И вот уже есть «погонщик», и есть «верблюды». Но появились бы эти «погонщики» и «верблюды», не будь утончения материи, и как следствия появления агрессивной доминанты, в которой сила стала определяться не грубой инертностью, но прежде всего упорядоченной динамичностью, слаженной гармонией, – то, что мы с лёгкой руки называем волей, совершенно не вдумываясь и не понимая сути этого явления.

Так и в контексте «живого» и «неживого». Так называемое «неживое», – утончаясь и форматируясь, паритетно согласовываясь в себе, тем самым становясь упорядоченной на определённый ладсистемой, то есть, приобретая преимущества пред хаосом внешнего мира, превращалась в нечто доминирующее, нечто повелевающее, нечто устанавливающее свою власть. И при определённой упорядоченности агрегата собственной субстанциональности, продуцирующей субъективно-объективную парадигму воли, тем самым образует собственный алгоритм совершенствования, абстрагируется и определяет себя живым.

«Живое» и «неживое», – это две плоскости нашего воззрения, две плоскости амбивалентного восприятия одного и того же природного явления, с одним и тем же модальным проблематическим механизмом, в котором антиномия «живого» выступает лишь как осознаваемая функциональная упорядоченная организованность, против относительного хаоса и инертности «неживого». Точно также как силы природы и материя, имеющие в нашем представление различные основания, на самом деле есть одно и тоже. Но в силу доминанты более «агрессивной субстанциональности» одной и той же материи, одна из них идентифицируется и воплощается в некий авангард, и определяет себя как генератор и причина всех движений второй.

Кто более агрессивен, – тот «погонщик». Кто более инертен, тот «стадо». Кто наиболее упорядочен и организован тот доминанта, кто менее организован и упорядочен тот – угнетаемый. Кто мыслит, – тот обозначает и определяет всё вокруг. Ибо мысль есть самое тонкое, упорядоченное и самое агрессивное состояние материи. И как в первом воззрении то, что одно состояние материи оказывает воздействие на другое, на самом деле вопрос лишь тонкости и грубости, а значит, вопрос лишь активности и пассивности, так во втором, – способность оценивать внешний мир и определять, вопрос лишь собственной относительной упорядоченности и соответствующей агрессивности сложившегося ноумена, и его доминанты, и вытекающей из этого – воли к власти, с её обязательными атрибутами оценки.

Энергия (материя) находясь в более «тонком», а главное упорядоченном в своей динамике состоянии, а значит, более активном бытии, естественным образом сталкиваясь с более «грубой» формой, относительно менее упорядоченно-организованной, оказывает воздействие на её пассивность, и стремится только к одному = упорядочить и организовать её на свой собственный лад. Всякая сила в первую очередь, есть вопрос организованной упорядоченности, вопрос гармоничной слаженности и хаоса, и уже потом массивности и агрессивности.

И отношения эти, составляют основу всего сущего, всех взаимоотношений в мире, всех коллизий и перипетий, всех мелких и крупных глобальных взаимоотношений. Столкновение и отторжение, слияние и поглощение, взрыв, синтез, и т.д. – всё определяется пассивностью и активностью одной и той же энергии (материи), форм её сцепления, и характера высвобождения в уже сформированном агрегате или органоиде. И наша «сакральная живость», на самом деле есть лишь тот же алгоритм взаимоотношение пассивности и активности, взаимоотношение внутренних скоростей, и их целокупного отношения к формам внешних движений. А главное, вопрос оценки общей упорядоченности как в отношении друг друга наблюдаемых объектов, так и этих объектов по отношению к себе.

Конечно же в обобщённом доминировании, в противостоянии различных субстанций, активность и пассивность это некое «временн`ое составляющее» их жизнедеятельности. И, конечно же, в этом процессе играет не маловажную роль «пространственная составляющая», воплощением которой служит массивность противостоящих друг другу стихий. Особенно локально, – непосредственно в отдельных системах. Массивность, – как противовес агрессивности. А в сути своей метафора противостояния сил времени, и сил пространства, в глобальном «Макрокинезе существенного».

«Макрокинез» – Всеобщий синтезированный процесс динамик и трансформаций, воплощённый в единую целокупную систему мира, со всеми известными нам феноменально-эмпирическими, и неизвестными, но лишь потенциально-подозреваемыми, латентно-скрытыми формами преобразований, трансформаций, и движений бытия.

Сочетание же массивности и агрессивности в одном объекте, позволяет ему доминировать как во времени, так и в пространстве, то есть доминировать – вообще. Самый наглядный пример это Солнце по отношению к своим планетам, и ко всему, что входит в его систему. Но всё же в нашем мире главной доминантой служит порядок. Упорядоченная на определённый лад система, способна противостоять любому натиску хаоса, она – есть доминанта действительного мира.

Тайна материи – в её непостижимой субстанциональности, порождающей как формы инертного камня, так и формы мысли. Материи, не имеющей в себе определённости, и никакой возможности остановится, пока существует нарушение, – сбой абсолютной гармонии бытия! Материи, постоянно строящей и разрушающей «замки действительности», моделирующей и растворяющей все формы, и в тоже время совершенно недвижимой в своей сакральной субстанциональности. Материи, не имеющей ни начала, ни конца, как в прогрессе, так и в регрессе осмысления своего бытия. Не имеющей основательной в себе существенности, и в тоже время являющаяся основанием для всего и вся, несущей в себе абсолютную монаду мироздания. Материи, не имеющей для себя глобальной цели, но постоянно стремящейся, как к собственному коллапсу, так и к собственному кризису, – к полюсам собственной действительности, как единственно возможным целям, после достижения которых, наступает пустота, либо начинается всё заново.

Мне иногда кажется, что мы очень близко подобрались к пониманию сущности мира. Казалось бы, протяни руку и схватишь суть, – ядро, что скрывает в себе тайну мироздания! Но как бы мы не подбирались близко к этой тайне, она всегда будет недосягаемой. Нам суждено вечно бежать за ней, словно за миражом. Мы всегда будем воплощениями «Буриданова осла», вечно бегущего за своей морковкой. Истина всегда будет в локте от нас. И в то же время всегда будет оставаться чем-то вроде «философского камня», – лишь гипотетической возможностью.