– Учту, – кивнул Фредди.
Уверенность, с какой он говорил о парнях, не нравилась Джонатану, но он молчал. Да, всё сходилось на том, что это был Эндрю, воскрес, сделал и исчез. И ещё… двести тысяч в банковских упаковках. Судьбу денег проследить трудно, но возможно. По чьим карманам в полиции они разошлись, конечно, интересно, но главное – это бандероли, банковские ленты… а вот те исчезли бесследно. Ни в одном акте ни слова, даже у Кринкла нет информации, а с Бульдогом – тот их точно видел и никогда ничего не забывает – не поговоришь. Чёрт, и это знает только Эндрю.
– Деньги точно были в бандеролях, а не резинках? – вырвалось у него вслух.
– При встрече спрошу, – Фредди допил свой стакан и встал. – Парень глазастый, должен запомнить.
Джонатан кивнул. А что он ещё может тут сделать? Фредди не остановится, лишь бы не сорвался по дороге. Столько уже говорено и переговорено об этом.
– Ладно, ковбой, пора на боковую, если хотим всё успеть.
– Не гони, водопой не убежит, – так же по-ковбойски ответил Фредди, выходя из комнаты.
У себя он быстро разобрал постель, разделся и лёг, привычно сунув кольт под подушку.
Да, всё так, и он не отступит. Эндрю жив. Но живы и давшие деньги Найфу, и потому отступать нельзя. Если бы не эти пачки, то… плюнуть бы не плюнул, но оставил бы на случай, на повезёт – не повезёт, а так… двести тысяч – это не плата за сделанное, ни одно прежнее дело Найфа столько не стоило, а как задаток… задаток – пятьдесят процентов, меньше Найф не брал, ему меньше и не положено, значит, четыреста тысяч за голову… Чья голова может столько стоить? Моя или Джонни? Или за обе? Большие деньги, очень большие. Из кого Найф смог столько вынуть? Кто-то из Ансамбля? Тогда Джонни не понравился Рич. И Гаммен странно дёргался. Смылся, задолго до конца и засел у себя в Луизиане. Если они и в доле, то только в доле, ни один двести тысяч не мог выложить. Ладно, надо найти Эндрю. Значит, сделаем. А сколько на это уйдёт времени, денег и сил… чисто, быстро и успешно. Три не получится, от чего отказываемся? Успешно – раз, чисто – два, а быстро… обойдёмся. Спи, ковбой, да стадо не упусти.
Россия
Ижорский Пояс
Загорье
Страда не кончалась, но его это уже не касалось. Что всю работу не переделаешь, Эркин и раньше знал. Нет, если Колька попросит, он, конечно, не откажется, а так… ни школы, ни Алисиных занятий, и на заводе беготни и суеты стало намного меньше, летнее, говорят, затишье, отпуска у всех, и у них бывает, что с полсмены отпускают, чего лишнее толкаться. И теперь, если нет Медведева, за старшего командовал Саныч. Эркина такой вариант тоже устраивал. С Ряхой его в пару не ставили, а с остальными он сработался. А что бабы в окнах торчат, лупятся, и из бухгалтерии то к Медведеву, то к Санычу со всякими бумагами бегают, лишь бы у него спросить, где тут его бригадир, и не проводит ли он, да ещё и под локоть поддержит, а то на каблуках да по рабочему двору среди железяк, где они только находят их, чтобы споткнуться и за него ухватиться… Смех, да и только!
Возвращаясь из столовой, Женя пошла кружным путём. Работы всё равно мало: почти всё КБ в отпуске. Могли бы и её отправить, но… ладно, раньше она вообще без отпусков работала. А то и без выходных. Можно было бы пройти через двор, но Эркин увидит её, встревожится, не стоит его отвлекать.
На лестничной площадке она увидела Любу. Та стояла неподвижно, прижавшись лбом к оконному стеклу, и показалась Жене плачущей.
– Люба, – тихо подошла она к ней. – Случилось что?
– Ничего, – не оборачиваясь, глухо ответила она. – Смотрю… – и резко, с вызовом: – На твоего любуюсь. Он же… чем ты его держишь, Женька? Ты ж… обычная, пучок за пятачок, а он…
Женя сглотнула вставший в горле комок.
– Ничем я его не держу, ты что, ошалела совсем? Он муж мой, он… а если я обычная, а ты такая особенная и вся из себя, чего ж ты никого не удержала?
Люба вздохнула.
– Такое моё везенье. Ладно… Ты, Женька, не злись, сорвалась я, бывает. Ты не бойся, я не полезу, мне б только вот так, хоть из окошка посмотреть.
Женя пожала плечами.
– Смотри, мне-то что!
Что когда Эркин работает, от него глаз не отвести, Женя знала. Не слепая же она, и не дурочка, вот на беженских новосельях, ведь в какой комнате Эркин пол натирает, так туда все женщины и не по разу сбегают, просто постоять и посмотреть, она же сама тоже ходит на обед и с обеда по тем же лестницам, что на первый рабочий двор выходят, а на пляже как на Эркина все смотрели, ей же… нет, не ревнует она нисколько, не к кому ей ревновать, она же знает Эркина, какой он, а что смотрят, так пусть. Вон он, тащит очередную серую коробку контейнера.
Они так и стояли рядом и смотрели, как грузчики – кто в майках, кто рукава закатал, а кто и полуголый – катают серые блестящие на солнце коробки контейнеров, и среди них он, смуглый и черноволосый, с завораживающе красивой игрой мускулов под гладкой, блестящей от пота кожей.
Женя не заметила, когда ушла Люба. Эркин вдруг стал оглядываться, и Женя догадалась, что он почувствовал её взгляд. Покраснев, она отпрянула от окна и побежала к себе. И свою работу не сделала, и Эркину чуть не помешала.
Ещё раз обведя взглядом окна и, не найдя Жени, Эркин взялся за контейнер. Может, почудилось, а может, и впрямь Женя смотрела на него. Ладно, надо эту кучу разгрести. Санычу некогда, показал платформу, сказал, какие цифры выбирать, и побежал, а то там, на втором, заминка чего-то. Вот Саныча с Петрей и Антипом туда и дёрнули. А ему работать одному, и закатывать, и крепить. Миняй с Серёней сегодня на том конце с ящиками колупаются. Так, а этот сюда, тяж укоротить, зацепить, защёлкнуть и барашек завернуть, чтоб держало, смешное слово – барашек, а здесь тяжи отбросить, чтоб под колёса не попали, зачистить поддон, вот так, цифры на поддоне, а ещё КЛ, смешно, у него самого номер тоже с буквами, будто тоже… с конвейера. Он фыркнул и побежал за контейнером.
Страда есть страда. Артём уже знал, что это такое: прошлым летом попробовал, но сейчас – совсем другое. Своей земли у бабки не было: продала, пока вдовела да бобыльничала. Аренды весной не сделали: денег не было. Так что они с дедом теперь покосничали за сено: всё дешевле, чем покупать. А работа работой, там тоже страда, отпуска да отгулы никому не положены. Хорошо, что школа кончилась, а то бы совсем хреново пришлось. Сенокос ещё не отошёл, а уже жатва началась. Но тут на своём огороде надо управляться, а с зерном перекрутимся, да и…
– Всей работы не переделаешь, – бабка сама бухнула в чашку Артёма большую ложку мёда. – Нутро за раз сорвёшь, так всю жизнь в болезни будешь маяться.
Артём благодарно кивнул, глотая густой сладкий чай.
– На картошки-то тогда тоже исполу найматься будете? – дав им выпить по чашке, спросила бабка у деда.
Дед мотнул бородой.
– Школа уж пойдёт, чего их с учёбы срывать. А один я много не накопаю. Посмотрим.
Лилька и Санька уже улепетнули на улицу, Ларька само собой за ними, и они сидели втроём. Судили да рядили, как оно теперь будет. Сеновал уже забит, а ещё два стога их доли стоят, надо бы свезти, а то и за бесхозное посчитать могут. А куда класть? Навес поставить, так во дворе и вовсе не повернуться будет. А дрова тогда куда?
Обсуждали долго, снова и снова возвращаясь к одному и тому же. Наконец дед пришлёпнул стол ладонью.
– Ладно. Загад не бывает богат, а огород рук ждёт. Айда.
– Айда, – встал и Артём. – Завтра мне в первую, крыжовник обобрать надо.
– Готовь банки, бабка, – ухмыльнулся в бороду дед.
– И огурцы поспевают, – обернулся уже в дверях Артём.
– Не пропадут огурцы, – успокоил его дед. – Будет и им свой черёд.
Пятница – день стрельб. Из-за школы приходилось прибегать на полчаса, много час, но зато теперь… лафа и разлюли-малина! Можно и пострелять, и в тренажёрном зале поработать, и на ринге и ковре оттянуться от души, а если ещё и спарринг найдётся… Обязательно найдётся, его уже здесь знают. Тим невольно улыбнулся, прибавив шагу. Хотя опоздать невозможно: каждый приходит и уходит по своему режиму, когда кто хочет и может, ну, и конечно, когда кому положено…
…Как ему и сказали, он в понедельник с утра пришёл в милицию, чтобы зарегистрировать оружие и разрешение. И всё шло нормально, как положено. Не каждый день приезжают такие репатрианты: раб с полным русским именем, оружием и официальным разрешением от серьёзной конторы. Насколько серьёзна контора, куда случайно попал в поисках работы, он ещё в Алабаме понял, что не простой автобат, и солдаты совсем не простые. И что его сразу к начальнику отправили, и что у того в кабинете штатский сидел – всё понятно, он же не дворовой работяга, видал он таких… в штатском и с выправкой, да не армейской, а… специфической. Но разговаривали с ним вежливо, видя его затруднение с русским, перешли на английский. Проверили документы, осмотрели оружие, и наконец неизбежное:
– Итак, кем вы были раньше?
– Рабом-телохранителем, сэр.
– И что входило в ваши обязанности?
Он пожал плечами.
– Быть рядом с хозяином и выполнять его приказы, сэр.
– Любые приказы?
– За неповиновение смерть, – ответил он, помедлив с секунду.
Они переглянулись, и тот, что в штатском, кивнул: