Граф Карбури – шевалье. Приключения авантюриста

Императрица, молча, несколько раз обошла Большую модель кругом. Вгляделась внимательно в лицо Петра, вздохнула, смахнув платочком невидимую слезу. Повернулась к Фальконету и сказала вполне искренне.

– И как Вы можете полагаться на мой вкус? Я и рисовать-то не умею… Ваша статуя, быть может, первая хорошая, которую я в жизни видела…

Едва она опустилась в подставленное кресло, из своего чулана выскочила Дарья Дмитриевна и бросилась прямо в ноги государыне. Екатерина вздрогнула от неожиданности, но мгновенно овладев собой, гневно поморщилась.

– Что такое? Кто позволил?!

Все растерянно молчали. Фон-Визин сразу девушку и не признал, а, признав, растерялся от неожиданности. Он был поражён её смелостью и страшно испугался за неё. Мадемуазель Колло, слабо вскрикнув, зажала рот рукой.

– Встань, девушка, встань! – Махнула рукой императрица. – Не гоже барышне по грязному полу елозить!

Дарья Дмитриевна не подняла головы, сказала дрожащим голосом.

– Не смею, Ваше Величество…

Екатерина повернулась к Фон-Визину, стоявшему ближе других.

– Подними-ка её, Денис Иваныч… – Сказала она строго.– Чего остолбенел?

Фон-Визин подал Дарье Дмитриевне руку. Под взглядом императрицы он не смел произнести ни одного слова.

Императрица была рассержена, но и заинтригована.

– Ну-ка, взгляни на меня… – Дарья Дмитриевна подняла голову и прямо посмотрела в лицо государыне. – А… Я тебя знаю – ты Петра Иваныча Мелиссино племянница… Что-то в голове у меня вертится… Это не про тебя ли шум по городу идёт, что ты в актёрки собралась?

– Про меня, Ваше Величество… О том и прошение моё…

В полном отчаянии Дарья Дмитриевна протянула императрице свою бумагу.

Государыня бумаги не взяла, а тон её не обещал ничего хорошего.

– А знаешь ли, сударыня, что я запретила народу своими руками мне прошения подавать?

– Знаю, Ваше Величество… – Покорно ответила Дарья Дмитриевна.

– Для этих прошений у меня канцелярия имеется… – Императрица помолчала, потом продолжила медленно и грозно.

– А знаешь ли ты о том, что я велела жестоко наказывать тех, кто посмеет нарушить сей запрет? Вот Денис Иваныч собственноручно указ этот переписывал, когда ещё у Елагина служил… Как там, Денис Иваныч? «… челобитчики будут наказаны…». Продолжай-ка, запамятовала я… Неужто не помнишь?

Фон-Визин не посмел перечить государыне, хрипло продолжил «… Наказаны будут кнутом и прямо сошлются в вечную работу в Нерчинск»…

Тихо ахнула мадемуазель Колло – про жестокое распоряжение императрицы она не знала.

А Дарья Дмитриевна вдруг осмелела. Она совсем перестала бояться.

– Я это знаю, Ваше Величество…

Екатерина с интересом посмотрела на неё.

– Ну, матушка, заладила – «знаю да знаю»… Забери-ка бумажку свою, да объясни в несколько слов, чего тебе от меня надобно?

– Ваше Величество… Я прошу Вашего позволения в придворный театр поступить… Я театр больше жизни люблю…

– Да ты в уме ли, девица? Дворянке – в театр? На казённое жалование?

Вот тут Дарья Дмитриевна и заплакала.

– Перестань-ка реветь! – Поморщилась государыня. – Я сама слёз даром не лью и другим того делать не разрешаю… А Петра Иваныча я понимаю… Говорят, он тебя под замок закрыл… Я бы амбарный повесила, да потяжелее… Поди-ка сюда, Денис Иваныч… Ты ведь с этой девицей давно знаком?

Фон-Визин ответил с надеждой.

– С детства, Ваше Величество…

– А что скажешь про умение её на сцене представлять?

– Талант поразительный, Ваше Величество… – Оживился Фон-Визин. – Коли будет на придворной сцене представлять, много славы Русскому театру принесёт…

Екатерина насмешливо прервала его.

– Ишь ты, хватил, батюшка… Прямо-таки славы… – И повернулась к Елагину. – А ты что скажешь, Иван Перфильевич? Какова актёрка-то?

Елагин закивал головой.

– Я всегда с удовольствием лицезрел девушку эту на сцене… Весьма хороша…

Екатерина задумалась.

– Может и так… Я тебя, Дарья Дмитриевна, хорошо запомнила по представлениям пиес моих на сцене Эрмитажа нашего… Ты мне нравилась всегда, врать не буду… Да только не резон это – благородной девушке на жалованье в придворный театр идти…

Дарья Дмитриевна попыталась снова опуститься на колени.

– Дозвольте, Ваше Величество!

Императрица расхохоталась.

– Держи её, Денис Иваныч, а то она себе все коленки отобьёт… – Она подумала несколько, потом, посерьёзнев, вдруг велела. – Ты, я смотрю, девушка смелая. Да настырная… А я устала нынче… Вот и развлеки государыню свою. Спой-ка нам что-нибудь, или станцуй…

Дарья Дмитриевна растерялась.

– Как… Прямо здесь?

– А почему бы и не здесь? Ты ведь актёркой хочешь стать, потому в любом месте и в любое время представлять должна уметь… А здесь, чем хуже, чем в балагане под Качелями?

Дарья Дмитриевна поняла, что от неё требуется. Поняла, что, быть может, это выступление для неё – последний шанс. Именно в такие мгновения человек взрослеет, и за эти несколько минут у ног императрицы Дарья Дмитриевна преобразилась. Прощай милое счастливое детство и удовольствия беспечного отрочества! Она сама выбрала своё будущее, никто из близких её понять не мог, поддержки ждать было неоткуда, она была одна-одинёшенька на этом пути… Дарья Дмитриевна выпрямилась, слёзы на её глазах высохли, и она спросила твёрдо, глядя прямо в глаза государыне.

– Что Вы услышать желаете, Ваше Величество?

Екатерина удобно расположилась в кресле.