Граф Карбури – шевалье. Приключения авантюриста

– Денис Иваныч! Дорогой! – Ваятель уткнулся лбом в его плечо. – Да что же это? Зачем эти люди пришли сюда? Они смотрят на мою Большую модель и говорят о погоде!

– Успокойтесь, профессор Фальконет… – Прошептал Фон-Визин, стараясь не привлекать внимания зрителей. – Вам ли не знать, что встреча художника с публикой никогда без синяков и шишек не обходится… Вы представить не можете, какие я муки претерпел со своей комедией! Иной хвалит, другой молчит, зато хулителей – пруд пруди… Вам давно успокоиться пора… Давайте-ка просто по зале погуляем.

Фон-Визин взял под руку ваятеля, повёл куда-то в сторону от модели.

А Дарье Дмитриевне наскучило сидеть в чулане. Она тихонько приоткрыла незапертую дверь, проскользнула в мастерскую, и, прижавшись к постаменту, повернулась спиной к публике. Но в то же время и Ласкари осторожно просочился с улицы, надеясь незаметно затесаться в толпе. Прячась от знакомых, они столкнулись почти под самым лошадиным хвостом.

– Пардон! – Буркнул несколько помятый директор Шляхетного корпуса.

– Ой, пардон! – Дарья Дмитриевна подняла голову и удивилась. – Неужели это Вы, шевалье?

– Вы? Здесь?! – Последовал встречный вопрос.

– Как видите… Вы дядюшку моего не встречали случаем?

Ласкари криво усмехнулся.

– А как же! Имел удовольствие… Он меня сейчас на Большой Морской ловит… До того по Фонтанке бегали…

Дарья Дмитриевна подавила смешок.

– Я должна потихоньку поблагодарить Вас, что отступились от меня… И как это Вы решились? Совести послушались?

– Оставьте это! – Досадливо отмахнулся он. – Дамские это понятия – совесть! Послушайте, Дарья Дмитриевна… Дело я своё закончил, Фальконету, сколько сумел, помог…

– Это правда. – Дарья Дмитриевна была девушкой справедливой. – Мне тётушка говорила, Вы очень талантливую машину для перевозки Гром-камня изобрели…Работы ловко организовали, да и вообще много полезного для России сделали…

Ласкари презрительно фыркнул.

– Простите великодушно, только если правду Вам сказать, то я не для России старался, а для себя более, и, быть может, для Вас несколько, чтобы Вы меня поменьше презирали, да плутом и мошенником не считали…

– Достоинства Ваши я признаю, а кем я Вас считаю – это моё дело! Продолжайте, Вы что-то сказать хотели?

– Сказать я вот что хотел: вскоре я покину страну Вашу. Думаю, было время о моём предложении подумать… Забыли? Едемте со мной во Францию, сударыня! Там женщины живут свободно, ни перед кем отчёта не держат… Коли замуж за меня не хотите, и без венчания обойтись можно. Будете в театре служить, я препятствовать не стану… И нужды ни в чём не будет – слово дворянина! Денег у меня много…

Дарья Дмитриевна такого вытерпеть не могла. Вспылив, она выхватила из ящика подле монумента кусок глины и швырнула его в Ласкари. Мягкая глина залепила его камзол, брызнула и в холёное самодовольное лицо. Дарья Дмитриевна тут же испугалась.

– Ой, простите меня, шевалье!

Ласкари, кусал губы и хрустел песком на зубах, сердито счищая с себя глину.

– Что за страна! Какое варварство! Что за люди! Дядюшка за мной по Петербургу гоняется, а племянница швыряет глину в лицо!

Фон-Визин и Фальконет, прогуливаясь, остановились у окна мастерской. Двор её был весь забит каретами. Сюда от самого Невского проспекта доносилось ржание лошадей и переругивание кучеров.

Фальконет всё жаловался.

– Мне кажется, что весь Петербург ополчился против меня… Говорят, я похож на Сократа… Я жду, что мне вот-вот преподнесут чашу с цикутой…

Фон-Визин, как всегда, пытался его утешить.

– Дорогой профессор, дозволено ли будет младшему товарищу дать Вам совет?

– Конечно, Денис Иваныч… Я выслушаю его с благодарностью…

– Попробуйте поступать по-моему, – ласково проговорил Денис Иваныч,– я взял себе правило никогда на скотов не сердиться и не рваться на то, чего нельзя переделать… Не ссорьтесь Вы ни с кем, ради Бога! Сократ целый месяц спокойно ждал яду, а Вы просто напрашиваетесь на эту самую чашу с цикутой…

Подошёл Ласкари, он успел переодеться. Новый подполковничий мундир сидел на нём великолепно.

– Профессор Фальконет, Вас спрашивает обер-прокурор синода…

– Зачем я ему понадобился? – Тяжело вздохнул ваятель.

Ласкари насмешливо пояснил.

– Он хотел высказать Вам своё мнение о монументе… Обер-прокурор возмущался тем, что статуя вдвое больше ростом, чем был сам император… И очень сожалел, что Вы с ним не посоветовались…

Фальконет беспомощно взглянул на Фон-Визина. Денис Иваныч только с улыбкой пожал плечами.

Улучив момент, мадемуазель Колло решив проведать приятельницу, заглянула в чулан, и только покачала головой, никого там не обнаружив. Вернувшись в мастерскую, поискала Дарью Дмитриевну глазами, но вместо неё увидела грустного Фальконета рядом с Фон-Визиным. Мари Анн поспешила к ним.

– Здравствуйте, Денис Иваныч… Удаётся Вам отвлечь профессора Фальконета от грустных мыслей?

Фон-Визин поцеловал руку Мари Анн.

– С трудом, мадемуазель Колло…

Мимо них прошла ещё одна группа созерцателей, которые внимательно рассматривали Большую модель и громко её обсуждали, вовсе не замечая стоящего рядом ваятеля.

– Знаешь ли, друг мой, как взгляну на этот монумент, так и сразу вижу, что содержание величины головы в рассуждении ног неправильно…

– А пальцы простёртой руки весьма расширены, душа моя…

– Ты думаешь, душенька, пальцы должны быть совокуплены вместе? Ни за что я не соглашусь с тобою – такая рука ничего бы не выражала и ничего бы не значила…

– А платье императора, сударь мой, непременно должно быть более в складках! Иначе всякий зритель его за простую рубаху принять сможет…

– Императрица! – Разнеслось в мастерской. – Сюда идёт императрица!

Портретолитейный дом мгновенно опустел. Дарья Дмитриевны резво нырнула в свой чулан, Фон-Визин остался у окна и склонился в придворном поклоне.

У ворот портретолитейного дома императрицу встречали Фальконет и мадемуазель Колло.

Екатерина, увидев Фон-Визина, даже обрадовалась.

– А, Денис Иваныч, и ты здесь! Вот и славно… Слово литератора немало важно будет… Тесным кругом лучше всего об искусстве рассуждать… Я вот для совета ещё Ивана Перфильича взяла… – Кивнула она в сторону Елагина, не отходившего от неё ни на шаг. – Остальную свиту свою я на Невском берегу оставила. Свежий ветер для мозгов большую пользу имеет. Здесь моим фрейлинам в фижмах не разойтись, а мне монумент внимательно осмотреть надобно…

Фальконет и Мари Анн застыли в почтительном ожидании.