Шут герцога де Лонгвиля

– Граф до Лозен большой шутник. Он забавляет меня с детства. Может быть, за это я его и полюбила. Все люди как люди, а мой граф – не от мира сего!

– Я люблю остроумных мужчин! – воспрянула духом несчастная вдова. – Мой супруг был очень интересный человек. Любил подсмеиваться над другими. Многим это даже нравилось. А некоторые, – она вздохнула. – У которых было плохое настроение, дрались с ним на шпагах.

– Да что вы! – удивился Анри. – И что с ним стало?

– Ах, дорогой граф! Его убили, моего маркиза! – вдова тихо заплакала, и Генриетта укоризненно посмотрела на молодого человека.

Тот пожал плечами.

– Жестокая жизнь! Он не оставил мне ничего в память о себе! Даже ребенка!..

– Успокойтесь, дорогая тетушка! – попросила баронесса.

– Да, я постараюсь, мое дорогое дитя! Я люблю вас и благословляю на долгую счастливую жизнь! Раз уж не повезло моей бедной сестре, так пусть хоть дочь ее будет любима!

– Как? – удивился Анри. – Разве ваша сестра не была любима господином герцогом?

– Извини, дорогая племянница, – сказала тетушка и обратилась к юноше. – Граф, это случается нечасто, но есть люди, которые не могут любить никого, кроме себя. Они порой бывают на редкость привлекательны, могут воспламенять незащищенное сердце, но сами не платят любовью. Моей несчастной сестре не повезло. Герцог очаровал ее, но лишь сыграли свадьбу, забыл о ее существовании. Она мечтала вырваться на солнечный свет из семейного затворничества. Но ей не дано было освободиться. незадолго до смерти она сказала мне, что страстно хочет видеть свободными и счастливыми своих детей, потому что была уверена, отец не поделится с ними душевным теплом… О, Луиза! Она ведь умерла из-за мужа!

– Неужели она покончила с собой? – уточнил Анри.

– Не знаю, милый граф, и никто этого не знает. А моей любимой сестры нет! И Бог не вернет мне ее! Прости меня еще раз, дорогая Генриетта.

Старушка вновь горько заплакала.

Время способно лечить только безумцев, лишенных памяти. А для тех, кто вспомнил трагедии прошлого, лекарства нет. И опять заноют кровавые рубцы на истерзанном сердце, сами собой застелются слезами забывшие о чувствах глаза, и захочется все вернуть – такое недавнее… Вмешаться, исправить, рассудить по справедливости, доказать, что надо делать так, а не иначе, обнять не во сне – наяву – ушедших по чьей-то вине дорогих людей, выцарапать их из когтей смерти, вырвать из небытия, воскресить… И долго-долго плакать с ними от тягучего, устрашающего счастья… А потом – исчезнуть, развалиться на части, раствориться, подобно туману, если ничего нельзя исправить. Не надо воспоминаний! Упаси Бог! Лучше умереть! И так, чтобы никто о вас не вспомнил, чтобы никому не причинить боли и страданий! Так будет справедливо! Так будет правильно!

А мы устроены иначе. Наше глупое самолюбие исподтишка мечтает о том, чтобы как можно больше людей мучились, созерцали наши предсмертные терзания, а потом, когда вы уже затихли, давились слезами, травились, вешались, не сумев пережить вашу такую безвременную, такую страшную кончину, будто мир вместе с ней перестал существовать!..

Человек! Распадись на части, растворись, подобно туману – ведь все мы смертны и ничего нельзя с этим поделать!.. Прости… Человек…

В полдень Анри и Генриетта были у портного. И вновь тот довел молодого человека до полного изнеможения. Баронесса распоряжалась налево и направо, она оценила, насколько черный бархат с золотым шитьем к лицу юноше. И портной сделал ей комплемент – назвал Анри красавцем.

Затем последовала вереница покупок для госпожи де Жанлис. Одежда, модные аксессуары женского убранства и тому подобное было сложено в большой сундук и помещено в карету.

Потом они ездили к ювелиру, и Генриетта купила оставшуюся часть драгоценностей.

– Твое платье будет готово завтра, – сказала она, выходя от ювелира.

– Мы уезжаем тогда же? – уточнил Анри.

– Да, вероятно. А что, у тебя есть какие-то дела в Париже? – усмехнулась Генриетта.

– Мой приятель, который вам известен… – начал молодой человек.

– Франсуа?

– Да. Он просил меня зайти в одно местечко…

– Хорошо. Поедем вместе.

Анри смутился:

– Я не думаю, что вам будет удобно туда идти?

– Неужели это бордель? – удивилась Генриетта.

– Нет.

– И ты думаешь отвертеться? Не надейся! Мы все время будем вместе! – заявила баронесса.

Пришлось сдаться.

Когда они подъезжали к зданию тюрьмы, Анри попросил кучера остановиться и выскочил из кареты.

– Подожди! А я? – возмутилась баронесса.

Молодой человек с неудовольствием протянул ей руку.

– Это что? Тюрьма? – удивилась госпожа де Жанлис, оказавшись на твердой почве.

– Да.

– А зачем мы сюда приехали?

– Здесь находится отец моего друга.

– Понятно! – засмеялась баронесса. – Что-нибудь украл!

– Не думайте, что в тюрьму попадают только за преступления, – серьезно ответил Анри. – Он не сумел заплатить чужой долг.

– Зачем ему понадобилось платить его, раз он чужой?

– Это был долг его брата.

– Вот брат бы и платил! – для Генриетты все было просто.

– Хорошо, если бы законы издавали вы, – сказал молодой человек. – Его брат умер.

– И ты приехал, чтобы навестить отца друга? – баронесса в очередной раз удивилась.

– Я привез деньги.

– Да? – Генриетта восторженно взглянула на молодого человека. – Я и не знала, что ты богат.

– Это наше с Франсуа жалованье за месяц.

– Странный ты человек, – сказала Генриетта, пристально вглядываясь в Анри. – Идешь отдавать свои деньги человеку, чтобы тот мог выплатить чужой долг?