Шут герцога де Лонгвиля

Ответ был написал на обратной стороне его письма. Поэтому приведем оба послания.

Анри писал: «Франсуа, не сердись на болвана! Я глуп, и ничего с этим не поделаешь. Думай обо мне, что угодно, только не считай своим врагом. Кому, в таком случае, я буду читать стихи? Очень рассчитываю на твой ответ». Внизу стояла подпись: «Анри (болван)». Франсуа отозвался следующими словами: «Дорогой Анри (болван)! Мне очень жаль, если твои стихи останутся без слушателя. Поэтому считай, что мы никогда не ссорились. Я великодушно прощаю тебя. Твой покровитель».

– Ишь ты! – возмутился юноша, пробежав глазами ответ. – Он меня прощает! Покровитель!..

И тут же рассмеялся.

В коридоре снова раздались шаги и в дверь постучали.

– Франсуа! – воскликнул Анри и распахнул дверь настежь.

На пороге стоял лакей баронессы.

– Госпожа де Жанлис требует вас к себе, – сообщил он.

– Хорошо, – ответил упавший духом молодой человек и двинулся вслед за лакеем.

– Анри! – сказала Генриетта, когда юноша вновь появился в ее покоях. – Наедине я размыслила над твоими словами и поняла, что ты во многом прав. Запиши мне эти стихи.

– Я не могу, – растерялся молодой человек.

– Ну не упрямься!

– Я их не помню.

– Так не бывает. Поэт должен помнить свои творения!

– Я не поэт, госпожа. И даже не уверен, что читал вам свои стихи.

– То есть?

– У вас никогда не бывает чувства, что до вас кто-то что-то уже сказал, придумал, сделал?

– Выражайся понятнее.

– Я попробую. Видите ли, когда я сочиняю, меня часто посещает мысль, что сам я ничего не творю, а лишь воспроизвожу когда-то кем-то созданное, как заученное стихотворение.

– Как это возможно?

– Помните, я говорил вам о вместилище наших идей?

– Про некую сферу?

– Да. Не буду утверждать, но, вероятно, мне каким-то образом удается выуживать из этой сферы чужие мысли и чужие стихи. Вот почему я не ручаюсь за свое авторство.

– У тебя слишком хорошая память, вот тебе и мерещится всякое такое… – попыталась успокоить его Генриетта.

– Вы слишком добры ко мне. Да, я непроизвольно говорю и пишу целыми заимствованными фразами. Порой я даже могу назвать, откуда взяты цитаты. И авторов назову. Но зачастую только чувствую, что залез в чужой творческий карман…

– И что ты хочешь этим доказать?

– Я буду честен с вами, потому что вы – натура поэтическая, вы меня понимаете. Мне стыдно присваивать чужие произведения. И я всячески бегу от этого, но окончательно избавиться от использования чужого не могу.

– Напомню, что тебе только кажется, что это – чужое. Думаю, другой бы на твоем месте не испытывал никаких угрызений совести.

– А знаете, как я ловко извлекаю из воздуха чудесные строчки? – Анри почти приплясывал. – Не скрою, это величайшее наслаждение – «списывать с потолка»! Как будто кто-то незримый водит моей рукой по бумаге, а, пустой и глупый, затем с нескрываемым восторгом читаю то, что получилось. И верю, будто это написал я, да простят мне ангелы мою наглость!

– Ладно, хватит меня запутывать. Я хочу, чтобы последнее твое стихотворение было записано.

– Увы, оно не мое! – ответил молодой человек, низко кланяясь. – Оно выпорхнуло из меня, и теперь не является моей собственностью. Возможно, где-то на другом конце земли кто-нибудь поймает его, пропустит через себя и запишет на своем родном языке. Может, на испанском или на персидском…

– То, что ты мне давеча читал?

Тут Анри на мгновение застыл, а потом хлопнул себя ладонью по лбу:

– Какой же я болван!

– Что случилось? – не поняла баронесса.

– Конечно! Теперь я понял! – воскликнул молодой человек. – Хотите знать, почему у меня не желали рифмоваться те стихи?

– Почему?

– Они не мои! Точно! – радостно сообщил Анри. – Более того, они и написаны на другом языке! Или еще написаны, но будут!

– Ты бредишь? – с подозрением спросила Генриетта.

– Это здорово! Я впервые поймал в свои сети чужие стихи!

– Ты их запишешь или нет? Спрашиваю в третий раз! – баронесса была настроена воинственно.

– А я вам скажу, что на это у меня нет права! Довольствуйтесь воспоминаниями. Представьте себе, госпожа, что где-нибудь далеко отсюда в совсем другую эпоху на непонятном для нас языке кто-то вымучивает то, что я так свободно сегодня вам прочитал.

– Как же это может быть?

– Очень просто! Вечер. Или утро. Голубое небо. Солнце почти такое, как сейчас. Деревья. Камни. Трава.

– Поляна? – Генриетте понравилась игра, предложенная Анри.

– Луг. Бабочки. И страдающее сердце…

– Где?

– На лугу среди травы.

– Как прямо там и лежит?

– Ну что вы! Сердце в груди у какого-нибудь мечтателя. Он срывает зеленую травинку… Но, может, в другое время трава станет другого цвета, не знаю…