У Татьяны даже дыхание перехватило, горячая волна прошла сквозь неё, как пустынный ветер, обжигая и возрождая.
«Это дыхание былой любви, – подумала она, и слёзы радости покатились по щекам. – Расти, моя тёзка, всем на радость, будь здорова и счастлива всегда!»
Ровно через год она обнаружила в почтовом ящике конверт, в нём фотографию, на которой сидел немного постаревший Георгий, он очень пристально смотрел на неё, а на руках у него сидела маленькая куколка – Танюша, которой исполнился один годик. С обратной стороны фото было подписано: «Помню и люблю!»
Татьяна вздохнула, подпись, как это ни печально, напомнила ей надписи на памятниках кладбища, но это в данном случае было символично. Поцеловав изображение, она вставила фото в красивую рамочку и поставила на прикроватную тумбочку, а вечером, ложась спать, поцеловала и Георгия, и Танюшку, сказав при этом:
– Помню и люблю! – и, засыпая, долго смотрела в любимые глаза.
А ночью ей приснился прекрасный сон.
Про любовь, которая не кончается никогда!
***
Отпускаю тебя, отпускаю,
На молекулы страсти дробя.
Отпускаю навечно, не знаю,
Буду жить как теперь без тебя?
Горе горькое рубит осину.
Палачом плач-молчания дрожит.
Отпуская, крещу тебе спину.
На прощание взгляд мой кричит.
В небесах расступаются тучи.
Громовержец метает свой гнев.
Называют судьбу невезучей.
Где найти в этом мире ковчег?
Отпускаю тебя, отпускаю,
На молекулы годы дробя.
Всё прощаю тебе, я прощаю.
Только как мне прожить без тебя?
Глава восьмая
Инночка собиралась в очередную поездку в Польшу почти на неделю.
Володя теперь подъезжал к её дому на автобусе и забирал её товар накануне поездки, а она приходила к отправлению автобуса как белый человек: налегке, спокойно и без суматохи. Володя поужинал с ними, но не остался посидеть, поговорить, автобус нужно было отогнать на охраняемую стоянку.
– До завтра, любимый, – сказала счастливая Инна.
Володя шепнул на ушко:
– До завтра, люблю тебя, – и побежал по ступеням вниз.
Инна смотрела вслед и думала, какая она счастливая.
– Тьфу-тьфу, – сказал внутренний голос.
– И нечего тьфукать, – ответила Инна. – Счастливая!
За эти годы они уже стали такими родными с Володей, она знала все его привычки и характер изучила досконально, он, конечно, был немного нервным, иногда вспыхивал, как костёр, и начинал что-то выговаривать ей резко, особенно когда на рынке ей начинал оказывать повышенное внимание какой-нибудь поляк, но она сразу успокаивала Володю:
– Ну что ты, что ты, дорогой, нервничаешь? Я же люблю только тебя, и я только твоя, ну перестань, это же просто покупатель.
– Ага, покупатель! – не унимался Владимир. – Я вижу, чего он покупать собрался, у порядочной женщины поляки по часу не стоят.
А Инна нежно отвечала с улыбкой:
– Ну успокойся, и по часу никто и не стоит, что же, им на украинскую жиночку и посмотреть нельзя?
– Нельзя! – резко отвечал Володя и уходил в автобус. – Я бы им всем морды набил, – хорохорился он, да в полицию сдадут, а за границей нельзя туда попадать, не выберешься.
Инна смотрела ласково ему вслед и говорила про себя:
– Иди, иди, ревнивец, сотрясай воздух.
Она боялась мужской ревности, помня первого мужа, но в душе ей было приятно. Уже прошло три года, как они условно вместе, но он почему-то не настаивал, чтобы жить одной семьёй, она понимала, что жилья нет, у неё одна комната, правда, большая, но дети, а у него сестра с ребёнком и мама, так что всё ясно.
Да и, по сути, они две недели в месяц жили вместе в поездке в одном номере, вот и было ощущение семьи, но материально он никогда ей не помогал, только на дни рождения подарочки мелкие дарил ей, детям и Раисе. «Ну что же, – успокаивала себя Инна, – я даже торговлей, наверное, больше зарабатываю, чем он, и у него мама и сестра с ребёнком на шее.
– Ладно, не будем про это думать: хорошо, пока хорошо, – сказала она себе и успокоилась. – Но будь по-другому, я, конечно, ребёночка бы ему родила, ребёнка своего у него нет, а жаль! Главное, что я счастливая, – опять напомнила она сама себе, успокаивая все доводы.
– Тьфу-тьфу-тьфу, – прошептал тихо внутренний голос,
– Да заткнись ты уже, – ответила ему машинально Инна и, улыбнувшись в зеркало, проходя мимо зеркальной витрины, сверкнула своими бирюзовыми глазами и, послав себе воздушный поцелуй, заспешила на работу.
У них с Наташей был теперь свой ларёк, они продавали в Польше свой нехитрый товар, а потом на вырученные деньги закупали польскую одежду, косметику и продавали в России, дела шли прекрасно, они стали по очереди ездить: почти неделю в месяц Инна колесила по рынкам Польши, а неделю с другой группой стала ездить Наташа. Так как нанятый продавец попался на махинациях, они теперь по очереди работали в магазине на свою фирму. Тяжеловато, а что поделаешь? Деньги так просто не даются.
На следующее утро Инна взяла такси и приехала на стоянку автобуса к девяти утра, все пассажиры уже были на месте, Инна приехала последней, Володя сидел уже за рулём автобуса и заполнял какие-то свои бумаги.
Он повернул голову, почувствовав взгляд Инночки, и, как обычно, при виде её вылез из-за руля, стал спускаться по ступенькам вниз, но вдруг застыл на месте и, попятившись назад, быстро закрыл двери автобуса.
Инна как раз махала на ходу ему рукой и что-то говорила. Она не обратила внимания на двух женщин и ребёнка, стоящих за углом соседнего дома, и, когда Володя захлопнул двери автобуса у неё перед носом, она опешила, но поняла, что он смотрел куда-то поверх её головы. Но не успела она развернуться и посмотреть, что происходит за её спиной, как кто-то вцепился ей сзади в волосы и стал пихать её коленями в спину, мотать её головой из стороны в сторону, вырывая ей волосы с криком:
– Ах ты, сука поганая, я тебе покажу, как чужих мужей соблазнять, я тебе патлы твои повырываю, я тебе, гадюка, глаза твои бесстыжие выколю, – и продолжал колотить её изо всех сил во все места.
От неожиданности и боли Инна растерялась и никак не могла вырваться из этих цепких лап, с трудом ей удалось на секунду поднять голову, посмотреть на Володю, он сидел за стеклом белый, но двери не открывал и не спешил к ней на помощь! Это было настолько ужасно для неё, потому что она не понимала, кто и за что её бьёт. Крик отчаянья вырвался из её груди, как будто кто-то резал ей сердце заживо, от этого крика в автобусе все как очнулись, и двое мужчин вскочили со своих мест, подбежали к водителю, сами нажали на кнопку двери и, выскочив из автобуса, принялись с матюками отдирать тётку, вцепившуюся в Инну, и в ту же секунду откуда-то выскочила другая пожилая тётка и стала с причитаниями кричать:
– Что ж вы проститутку защищаете?! Убить вас мало!
Но тут и женщины из автобуса высыпали гурьбой и оттеснили обидчиц.
Инна была вся в крови, клок волос висел на боку, вырванный заживо из кожи головы, кровь заливала ей лицо, кто-то вызвал милицию и скорую помощь, вскоре вой сирены отрезвил всех. Пожилая тётка, поставив руки в бока, кричала:
– Ах ты, сын, и паскудник, хорошо, соседка увидала, как ты, выродок, целуешь всяких сучек на улице, я тебе покажу, дома жена с ребёнком, а он сучек всяких муслякает да деньгами за разврат снабжает. А эта бесстыжая, чтоб всё твоё племя передохло, ишь, губы раскатала, да я тебя в землю закопаю, сунься только ещё хоть раз к моему сыну, только сунься, всех прокляну до седьмого колена, кровавыми слезами будешь харкать и соплями, попомнишь ты меня, сука немытая!.. – Казалось, этот поток брани не кончится никогда. – Ишь! Дитя без отца захотела оставить, прибью суку и сына прибью!!!