Свет чужих фонарей

Подождать у подъезда пришлось буквально пару минут, и Елена Васильевна показалась на горизонте. Вообще она не очень-то была похожа на Елену Васильевну, скорее на Лену, Леночку, максимум Елену. Специалисту отдела опеки было всего двадцать семь лет, а из-за худого телосложения и невысокого роста и вовсе больше двадцати не дашь. Но обращался Пашка к ней не иначе как по имени отчеству, так уж было положено.

Елена Васильевна была своя. Когда она вместе с коллегой постарше пришла в Пашкин дом в первый раз, Пашка был страшно напуган происходящим, разными страшными словами, вроде «изъятие» и «детский дом», произнесенными в его квартире впервые. Но Елена Васильевна сразу дала ему понять, что она на его стороне и сделает только то, что будет лучше для него и его брата. В первый месяц знакомства Пашка видел ее достаточно часто, она приходила, разговаривала и с ним, и с матерью, и с Ваней, и они вместе искали выход. Елена Васильевна не пугала, не давила, она искренне сопереживала, а также чисто практически помогала с некоторыми вопросами. С ее помощью Казаковы оформили статус малоимущей семьи, что дало им льготы на коммунальные платежи, бесплатное питание в школе, а также некоторые другие бонусы. Елена Васильевна объяснила, что нужно делать, чтобы у опеки не возникало лишних вопросов, а именно про порядок в квартире, наличие продуктов в холодильнике, отсутствие разных видов задолженностей. Пашка понял, что если и он, и Ванька будут нормально одеты, исправно ходить в школу и садик, хорошо себя вести и раз в месяц перед опекой демонстрировать, как прекрасно им живется в их семье, то поводов забирать их в детдом просто не будет. Именно Елена Васильевна настояла, чтобы Пашка сам забирал брата из садика, ведь даже если мать была трезва утром, это не значило, что также будет и вечером. И она же подсказала, что под Пашиным контролем мама все же должна иногда появляться в детском саду.

Так прошло почти полтора года, и жизнь у Пашки хоть и была не сахар, но вполне себе сносная и предсказуемая.

Интересно, о чем вдруг Елене Васильевне понадобилось сегодня с ним разговаривать?

– Привет, Паш, – еще раз поздоровалась раскрасневшаяся от быстрой ходьбы девушка, подойдя к подъезду. – Давай мы с тобой немного пройдемся.

Елене Васильевне приходилось смотреть на так быстро выросшего Пашку снизу вверх, и сложно было представить, что это она в их паре человек, который должен второго оберегать и защищать.

– Плохие новости? – догадался Пашка. Они не торопясь шли по небольшой аллейке за Пашкиным домом. По лицу Елены Васильевны почему-то сразу понял, что хороших новостей у нее нет. А какие-то новости точно были, ведь зачем бы она пришла сегодня разговаривать?

– Давай так сразу не будем их называть, но информация есть, да, – Елена Васильевна чуть помедлила и посмотрела на Пашку. – Я переезжаю в Мурманскую область, и теперь у вашей семьи будет другой специалист из отдела.

Пашкино сердце ухнуло дохлым воробьем куда-то в живот. За прошедшие полтора года Елена Васильевна стала для него одним из немногих взрослых, на кого он мог рассчитывать в сложной ситуации. Пашка точно знал, что, если понадобится, он может набрать ее номер, и она подскажет, посоветует, поможет. И даже никакой угрозы от органов опеки он не чувствовал, пока на страже его интересов стояла Елена Васильевна. Комок подкатил к горлу.

– А зачем переезжаете? – Пашка постарался взять себя в руки, чтобы голос не сильно дрожал.

– Мужа туда переводят по службе. Он военный, ты же знаешь.

Пашка знал. Но до этого даже не догадывался, насколько это плохо.

– Но есть еще кое-что. Недавно в одной семье, которую курировала опека, случилась трагедия, – Елена Васильевна с сомнением посмотрела на Пашку, прикидывая, что стоит говорить, а что нет. – Погиб ребенок – пятилетний мальчик – и виноват сожитель его матери. Идет расследование, проверяют, могли ли предотвратить органы опеки то, что случилось. Ведь выходит, что специалист неверно оценил уровень опасности – нужно было изъять ребенка, а он оставил его в семье. Только здесь ведь ох как непросто все… Есть, конечно, очевидные случаи, когда детей бьют, им нечего есть, тут все понятно – детей нужно забирать. А есть не совсем очевидные, как… – Елена Васильевна запнулась и посмотрела на Пашку.

– Как у нас, – хмуро продолжил он, глядя себе под ноги.

– Как у вас, – согласилась Елена Васильевна. – И как в той семье. Там тоже мать хоть и пила, но не постоянно, да и на работу ходила более-менее регулярно. Ребенок был обут, одет и накормлен. Никто не мог заранее знать, что появится у мамаши сожитель и такое сделает. И знаешь тут как получается… Нет единых правил и одного правильного алгоритма. Цель органов опеки – найти максимально хороший вариант для детей. Конечно, дома детям лучше, и мы до последнего пытаемся сделать так, чтобы ребенок жил дома с родителями и в нормальных условиях, а если уж не получается, то приходится детей изымать и отправлять в детский дом… Точнее «Центр содействия детскому воспитанию», никак не привыкну, – Елена Васильевна грустно улыбнулась и посмотрела на Пашку, но тот упорно не желал поднять глаз от своих дутиков, и она продолжила. – Но когда в опекаемых семьях происходят такие ужасные вещи, все переворачивается с ног на голову. И видя, какое наказание сулит специалисту, который такое допустил, другие, чтобы перестраховаться, могут изъять детей из семьи, за которой до этого просто наблюдали.

Чем больше говорила Елена Васильевна, тем более тугим канатом скручивались у Пашки внутренности в животе. Его начало подташнивать.

– Нас с Ванькой заберут в детдом… то есть в этот центр? – хрипло спросил Пашка.

– Нет, я сейчас не об этом. Невозможно просто взять и забрать всех детей на всякий случай в детдом. Просто будет более серьезный контроль, и к этому надо быть готовыми. Я уже не смогу ничего сделать, меня здесь не будет, но пока я не уехала, я бы очень хотела помочь тебе подготовиться к тому, что теперь будет посложнее. Не уверена, что тебе будут звонить предупреждать о визитах, поэтому постарайся, чтобы у вас дома было всегда более – менее чисто и были продукты. Ну и чтобы пустые бутылки из-под алкоголя не валялись. У тебя не должно быть никаких конфликтов – ни в школе, ни еще где-то. Могут прийти в школу и спросить характеристику. В идеале, конечно, чтобы, когда придут из опеки, твоя мама была… ну хотя бы не сильно пьяная. Но я понимаю, что прошу невозможного.

– Да уж, – Пашка шел, опустив голову, и хмуро рассматривал серый асфальт под ногами. Слякоть наконец закончилась, установился стабильный минус, и, если бы не разговоры, портящие настроение, ходить по улице было бы даже приятно.

– И давай обсудим все-таки совсем крайний случай… – Елена Васильевна запнулась, но через мгновение продолжила. – Мне самой совершенно не хочется об этом говорить, но лучше нам предусмотреть все заранее. Если дойдет до лишения вашей мамы родительских прав, у вас есть какие-то родственники, кто мог бы взять опеку? Бабушки, дедушки, тети и дяди? Когда я приходила к вам в первый раз, ваша мама сказала, что никого нет, но я тогда подробно не расспрашивала, из семьи вас изымать мы не собирались, а теперь подумай хорошенько. Может, все-таки кто-то есть?

Пашке думать долго не пришлось. Родственников у них не было.

– Бабушка, которая папина мама, умерла лет десять назад, я ее плохо помню, отца у папы не было, только отчим, а с ним он не общался. Маминых родителей я не видел. Она говорила, что их уже нет. И я однажды слышал, когда она папу ругала – он выпил лишнего – и говорила, что не хочет, чтобы он стал таким же алкоголиком, как ее родители. А в итоге алкоголиком стал не папа, – Пашка горько усмехнулся. – Никаких теть и дядь тоже нет. Ну я никого ни разу не видел.

– А друзья у родителей были?

– Ну может и были… Но те, от которых мы тогда из гостей возвращались, переехали куда-то в Европу. Они, наверное, и не в курсе, что с матерью стало. Раз в год присылают поздравление с Новым годом на телефон. Остальные… Я помню, что вначале кто-то толпился у нас, деньги там давали, но как-то все рассосались. Мать, мне кажется, первая общаться перестала. Стыдно ей за себя. Она ж все на самом деле понимает.

– Паш, и об этом я тоже поговорить хотела. Я ведь общалась с твоей мамой несколько раз, ты знаешь. Мне кажется, ей очень не хватает общения, старый круг отпал, а с кем-то общаться нужно, она только поэтому ходит пьет в непонятных компаниях. А может тебе с ней тоже как-то начать общаться по-хорошему? Я все понимаю, как тебе непросто, как ты на нее зол. Но мне кажется, она бы даже и выкарабкаться смогла, и на лечение согласилась, если бы ей помог кто. А ближе тебя ведь нет никого.

Пашка сжал зубы. Его периодически посещали мысли о том, что его доля вины есть в происходящем, и, протяни он матери руку помощи, все могло сложиться иначе, но он гнал эти мысли, стоило им забрезжить на мутном горизонте. Не хотел он быть виноватым. А сблизиться с матерью, начать с ней разговаривать и снять с нее часть вины значило потерять того, на кого можно сваливать ответственность за все происходящее ежедневно говно, а что тогда с ним делать?

– Не о чем мне с ней говорить. Других дел по горло.

– Да, конечно, Паш, я все понимаю. Ты ничего никому не должен, почему-то я, когда с тобой общаюсь, забываю, что ты еще ребенок, – глядя на Пашку снизу вверх, Елена Васильевна улыбнулась от такого оксюморона, ребенок Пашка был почти на голову выше взрослой Елены.

– Я не ребенок, – мрачно возразил Пашка. Можно подумать, дети моют чужие грязные подъезды холодной водой! Свои-то даже не моют.

Елена Васильевна горько улыбнулась. Возразить было нечего. Поэтому просто продолжила:

– Ну и последний момент, который тоже нужно обсудить, – улыбка пропала с лица Елены. – Если все-таки вы на какое-то время попадете в детский дом…

– Нет! – непроизвольно вскрикнул Пашка, резко развернувшись к Елене Васильевне. Даже слышать такое ему было страшно. Интересно, как это возможно, что вполне себе хорошие по отдельности слова «детский» и «дом», когда они образуют словосочетание, превращаются в леденящее душу название?

Елена Васильевна взяла Пашку за руку и посмотрела ему в глаза.

– Паша, это самый крайний случай, и я практически уверена, что до этого не дойдет, просто давай на всякий случай поговорим и об этом тоже.

Пашка сделал глубокий вдох, выдох, высвободился из рук Елены Васильевны и пошел по дорожке дальше.

– Ладно, говорите.

– Если вдруг… в самом крайнем случае… вашу маму ограничат в родительских правах, есть три варианта. Первый – вы оба с Ваней попадете в детский дом, и я постараюсь сделать так, чтобы это был один детский дом, чтобы вы могли часто видеться.

– Часто видеться – это значит, что мы не будем жить вместе?

– Не в одной комнате. Но в одном здании, будете пересекаться, когда у вас не будет уроков, занятий и так далее.

Пересекаться… Пашка не хотел пересекаться со своим братом. Он хотел быть с ним рядом в любой момент, когда будет ему нужен.

– Второй вариант – заберут Ваню, а ты сможешь остаться дома. Тебе уже шестнадцать, и скорее всего, опека не будет возражать, если ты сам этого захочешь.

– И тогда я с Ванькой буду видеться совсем редко, – почти шепотом констатировал Пашка.

– Не каждый день, да… И есть еще один вариант… Приемная семья.

Пашка удивленно посмотрел на Елену Васильевну. Об этом он ни разу даже не думал.

– У Вани в принципе неплохие шансы попасть в приемную семью, – продолжила Елена Васильевна. – Хоть в деле и будет указана причина изъятия – алкоголизм матери, но специалисты органов опеки лично всегда могут объяснить будущим приемным родителям, что в целом семья долгое время была благополучной, а к выпивке мать пристрастилась вследствие трагедии. Знать о том, что родители у нее тоже были алкоголиками, совершенно никому не обязательно. И я уверена, что все-таки тут дело не в наследственности, а именно в трагическом стечении обстоятельств. И если Ваню возьмут под опеку в хорошую семью, для него это будет лучше, чем детдом.

– Ваню возьмут… А я?

– Шансов, что вас возьмут в семью обоих, немного, скажу честно. Ты все-таки уже большой мальчик, в семьи берут детей помладше.

– И тогда мы не сможем видеться?

– Вполне возможно, что сможете, это будет на усмотрение той семьи. Но не каждый день, конечно же, как в детском доме.

– То есть хороших вариантов у вас не завалялось, да?