Камин

– И картина, – сбивчиво произнес хозяин.

– Что, вместе с картиной три тысячи? – уточнил Аркадий.

– Да, вместе, то есть, нет, – опять сбился Антон Альфредович и остановился.

– Извините, Антон Альфредович, но я так и не понял: три тысячи вы заплатили за один камин или за камин вместе с картиной?

– С картиной, без… не помню… – покрылся красными пятнами хозяин.

– Ладно, это не имеет значения, – успокоил его клиент. – В любом случае мастера, я имею в виду и художника, и каминщика, не ценили свой труд. Ведь это не фабричная заготовка, а индивидуальный проект, и стоить он должен бешеные деньги.

Какое-то время Аркадий молчал, любуясь камином. Потом продолжил:

– Конечно, здесь имеются погрешности. Почему они допущены, судить не берусь, но могу сказать одно: уважающие себя мастера и за картину, и за камин взяли бы больше.

Волна негодования поднялась и, залив все внутренности преуспевающего хозяина, выплеснулась через глаза, уши, ноздри, только рот почему-то оставался сцеплен, будто его запечатали.

– Вы не согласны? – спросил клиент, наводя взгляд на Антона Альфредовича.

– Нет, – с трудом выдохнул тот. Волна его негодования, не коснувшись посетителя, вернулась к хозяину, окатив жаром.

– Я вам докажу, – сел Аркадий в кресло, стоявшее напротив камина.

Но это было личное кресло Антона Альфредовича! Ни разу, ни один посетитель не позволял себе подобное. Беспрецедентное хамство: хозяин стоит, а клиент расположился в его кресле.

– Сколько вы запросили за свое первое дело, помните? – спросил Аркадий будто ничего не произошло.

Конечно, Антон Альфредович это помнил. Сумма была смехотворная по сравнению с теми, которые он берет сейчас.

– Вот об этом я и говорю, – продолжал Аркадий, будто услышал ответ. – Тогда вы брали мелочь, так как адвокатом себя еще не ощущали. Сейчас вы реально чувствуете себя лучшим, уважаете в себе мастера и требуете, чтобы другие уважали тоже. В мире материальном это уважение выражается в денежных знаках, и поэтому вы самый дорогой адвокат в Харькове. С вами расплачиваются тысячами долларов, машинами, квартирами. – Он сделал паузу и продолжил. – Работающие у вас или на вас мастера, судя по технике, тоже не являются новичками. Но это мастера, себя не уважающие. Видимо люди нашего материального мира не подарили им такую возможность, такое право – быть признанными. Я не знаю имени художника, но представьте, что его имя было бы Рерих? Сколько бы вы отдали за картину, написанную Рерихом? Молчите. Имя, вот что делает деньги. В искусстве давно идет спор, стоит ли квадрат Малевича тех денег, которые платят за него в нашем материальном мире. Такой квадрат любой школьник может намалевать, но никто ему ничего не заплатит. А учитель рисования еще и двойку влепит за бездарность и безделье. Такую прекрасную картину, которая у вас, несомненно, написать сложнее, чем квадрат Малевича, и всего три тысячи! Извините, не уловил: за один камин или за камин с картиной?

– С картиной, – пробилась, наконец, злость, но зависла на клинке взгляда клиента.

– Тем более, – продолжил клиент, задержав клинок взгляда на горле преуспевающего адвоката, будто хотел пронзить. – По полторы тысячи каждому, или одному тысячу, другому – две? Хотя, какое это имеет значение? Главное, мастера совсем себя не ценят, иначе затребовали бы в несколько раз больше.

– Один, – прохрипел Антон Альфредович, опять неожиданно для себя самого.

– Не понял, что один?

– Один художник делал и камин, и картину. – И забилась мысль: «Боже, зачем я это сказал? Кто просил? Откуда во мне этот идиотизм?»

– Тогда он не просто мастер, а мастер-универсал, – восхищенно посмотрел на камин и картину Аркадий. – Вам повезло, Антон Альфредович. Наверное, вы везучий человек, да? – и клинок взгляда шевельнулся у горла Антона Альфредовича.

– Не знаю, – завяз язык в зубах везучего человека.

– Ладно, – отвернулся от него Аркадий, – давайте перейдем к делу.

– Антон Альфредович, – вошла Марина, – вас к телефону.

– Одну минуту, – извинился Антон Альфредович и торопливо вышел. – «Что происходит? Почему я нервничаю? – метались вопросы, не находя ответов. – Откуда этот страх?..» – шел он по коридору, не осознавая – куда и зачем.

Секретарь, удивленно пожав плечиком, вернулась на свое место. А Антон Альфредович зашел в туалетную комнату и, закрыв изнутри дверь, встал как вкопанный. Бесприютность, опутанная страхом, снова поглотила его. Он ощутил себя инородным телом, загнанным в угол. И это в собственном доме! Мерзко-лягушечье чувство противно расплывалось, обретая забытую форму…

…Школа, класс, забившийся от страха в угол мальчишка, ничего не видящий из-за выступившего на очках пота, а может, слез. – «Предатель! Гад! Училкин подхалим!!» – кричат одноклассники. Как он ненавидел их всех! Никогда одноклассники не были его друзьями. Всегда ему хотелось за что-то им отомстить. В тот раз он сказал учительнице, что это Витька принес в школу голубя и сорвал урок математики, и Витькиных родителей вызвали в школу. Дома Витьке досталось под полную заглушку, его оттрепал сам отец. Этого Антон и добивался, потому что Витька унижал его своим превосходством, но еще больше – невниманием. Мог ли он подумать, что учительница, стерва, проболтается. Наверное, она специально это сделала. Витька рассвирепел. Когда уроки закончились, он поймал Антона в коридоре, загнал назад в класс, и неизвестно, что бы там было, если бы не тетя Клава, школьная уборщица. Витька уже засучил рукава для расправы, а остальные мальчишки обступили их плотным кругом, чтобы Антон не вырвался. Но вовремя вошла тетя Клава.

– А ну! – закричала откуда-то с порога (сквозь запотевшие очки Антон ничего не видел, только слышал). – Я вас счас быстро всех разберу, – грохнула угрожающе палкой об пол. – Марш по домам, разбойники! Завтра же все учителям доложу.

Это Антона и спасло. Витька перепугался, что ему опять будет трепка, и стал договариваться с тетей Клавой о молчании.

– Ладно, – согласилась тетя Клава, – не скажу. Только пацана не трожь. Глянь, как трясется, бедолажный. И не стыдно тебе с таким связываться?

– Еще раз насексотишь, – пригрозил Витька, – убью. – И отпустил.

Больше Антон на него, конечно, не сексотил, но мечту загнать Витьку в угол – лелеял. Все школьные годы лелеял – не получилось. Но сейчас-то это все к чему? Сейчас он – преуспевающий адвокат, а не загнанный в угол сопляк, перед ним не разъяренные одноклассники, а нуждающийся в его услугах клиент, и он не в школе, а в собственном офисе. Откуда ощущение того проклятого угла? – Антон Альфредович подошел к зеркалу.

– Тебе надо ему отказать, – сказал своему отражению. – Происходит что-то ненормальное. В его присутствии ты перестаешь собой владеть. Ведь это ты – адвокат, а он – только клиент. И это мой дом. В чем же дело? Что, в конце концов, происходит? Почему этот человек ведет себя так, будто он хозяин и дома, и положения. И почему я нервничаю, а не он? Обычно бывает наоборот. Отказать, – круто развернулся адвокат. – Отказать и все!

Но… не все внутри преуспевающего адвоката согласилось с таким решением. – Сдрейфил? – И тут объемно всплыла перед глазами обещанная сумма гонорара.

– У меня два этажа, почему я спрятался в туалете?

– Сила нищенских привычек, – объявилась логика. – Ты никогда не имел более двух комнат.

Мысль о собственных этажах наполнила гордостью.

– К черту страхи, – приказал себе преуспевающий адвокат. – Это просто расшалившиеся нервы. Вот добью это дерьмовое дело, и – на море, с Ленкой.

– Кстати, – сказала логика, – она говорила, что нужны деньги для брата.

– Действительно, – заулыбался Антон Альфредович, – ей нужны деньги! Вот откуда ее недовольство и охлаждение. – Все сразу стало по местам, и на душе потеплело. – А в какой, интересно, институт хочет поступать ее брат? Может он его и без денег пристроит?

Обретя почву под ногами, Антон Альфредович вышел из убежища с внятным решением, что негоже ему в собственном доме по туалетам прятаться. Однако вместо каминной, где его ждал клиент, почему-то поднялся на второй этаж. – Отказываться глупо, – убеждал он себя, – дело простое, а деньги большие. Сколько сил пришлось потратить, чтобы такие суммы сами плыли в руки. Это коренным харьковчанам хорошо: все у них дома, все под рукой, а он и по общагам шатался, и по углам. Поэтому не с руки ему отказываться от денег, ему их никто просто так не принесет – это первое. Второе – полный идиотизм отворачиваться от клиента только потому, что клиент не нравится. Он высококвалифицированный профессионал, а для профессионала на первом месте – дело, эмоции в расчет не берутся. Эмоции – основа для артистов. – Вспомнил свои актерские пробы в самодеятельном театре и улыбнулся: нравилось ему быть артистом. Даже подумывал, не связать ли жизнь с актерской профессией навечно. Но артист не обладает той реальной властью, которая нужна ему. И которая скоро у него действительно будет. – Настроившись наконец на победный лад, Антон Альфредович придал лицу строгое выражение и уверенно пошел вниз. На середине лестницы, споткнулся, непонятно за что зацепившись. – «Крутовата лестница, – подумал про себя. – Но вряд ли тут можно было сделать что-то иное, слишком мало места». – Приходилось признавать, что на размах денег все-таки не хватило.

– Антон Альфредович, – взволнованно спешила навстречу Марина. – К телефону!

– Кто?

– По-моему, Елена Викторовна.

Елена Викторовна – судья, не раз помогавшая Антону Альфредовичу выигрывать дела, звонила ему только по работе и никогда по личным вопросам. Его жене она могла позвонить и просто так, но ему нет. Это немного смущало, но только немного, главное, что судья с известным именем была подругой детства его жены и никогда не отказывала ему в просьбах. Какая проблема вынудила ее сегодня на беседу: хорошая или плохая?

Настроение опять начало вибрировать, но волнение улеглось с первых же слов Елены Викторовны, которая еще раз поблагодарила за хороший ремонт и просила напомнить телефон Григория: ее записная книжка куда-то задевалась, а подруге срочно понадобился хороший мастер для ремонта дачи. Антон Альфредович тут же продиктовал номер, который его память еще песком не засыпала. Врать Елене Викторовне, что не помнит, не знает, он не рискнул.

Дружески попрощавшись, зафиксировал, однако досадную мысль, что ему совсем некстати вход Григория в его профессиональный круг, да еще на правах хорошего мастера, мало ли чем это может обернуться впоследствии. Приходилось признавать, что он совершил большую глупость, позволив Григорию познакомиться с Еленой Викторовной. – «Положение необходимо исправить. Что ж, видно, придется более основательно познакомить Григория с Котом», – и жесткая улыбка скользнула под благодушную маску.

Через несколько минут уже почти спокойный и даже повеселевший преуспевающий адвокат вошел в каминную.

Аркадий сидел в кресле, будто застыл в тот момент, когда Антон Альфредович покинул его.