Спаси мой маленький мир

– Наталья живет в Москве уже лет семь, – увлеченно продолжала Алина, – они с Вероникой постоянно перезваниваются, а когда Вера бывает в Москве, она всегда останавливается у Наташки дома. У них с мужем огромная квартира в центре Москвы, недалеко от храма Христа Спасителя, и одна комната специально отведена для гостей. Кстати, а ты знаешь, кто Наташин муж?

– Понятия не имею, – пожала плечами Аня.

– Ну вот! – торжествующе сказала Алина. – Помнишь, в параллельном классе учился Рома Шустерман? Ну, такой худенький, черненький. Так вот, на выпускном вечере Наталья с ним замутила роман, а потом, как только им исполнилось восемнадцать, они поженились. Сначала жили очень скромно, у Наташиных родителей. Вскоре родился ребенок. А затем Шустерман окончил институт и каким-то образом пролез в нефтяной бизнес. В общем, Шустерман проявил шустрость. – И Алина рассмеялась. – И да, Наталья не прогадала, их семейство сейчас откровенно процветает. Муж все время пропадает на работе, сын совсем взрослый – восемнадцать лет, у него своя жизнь, а Наталье скучно. Она не работает и всегда рада гостям, с удовольствием ходит с ними по магазинам, устраивает культурную программу, сама развлекается и их развлекает. Я хочу с дочкой в январе съездить в Москву, у нее последние зимние каникулы, попробую поговорить с Наташей, можно ли будет недельку пожить у нее.

– А в гостинице вы не хотите останавливаться? Это же удобнее, – удивилась Аня.

– Да знаешь, в Москве все безумно дорого, – притворно вздохнула Алина, – а если у Натальи специально гостевая комната и гостевая ванная, то почему бы не воспользоваться такой возможностью? И сын у нее почти ровесник Ленки, может быть, поводит ее по каким-нибудь модным театрам и клубам, ей со мной уже неинтересно.

«Теперь понятно, почему Алина так хлопочет с этой поездкой в Вершинино, у нее свой интерес – задружиться с Натальей. Молодец Алинка, никогда своего не упустит», – мысленно прокомментировала Аня.

Да, Алина всегда, что называется, умела держать нос по ветру, еще с ранней юности. Они с Линой дружили уже два года и сидели за одной партой, но вот в их 9 «Б» пришли новенькие, в том числе Наташа Лисицина и Вероника Гербер. Несомненно, новенькие были не только хороши собой, но и весьма умны, и Аня не успела оглянуться, как осталась одна. Ее лучшая подружка Лина быстро пересела на другую парту к Веронике, и теперь после школы у Лины было много разных дел: зайти в магазин с Вероникой, поехать в бассейн за абонементом с Вероникой, посетить новую художественную выставку, угадайте с кем? Аня ощущала себя брошенной, и, сколько ни уговаривала себя, что человек имеет право дружить с кем угодно, все же ревность и обида порой накрывали ее достаточно сильно. Впрочем, Лина не окончательно вычеркнула из своей жизни тихую и верную подружку Аню, она оставалась для Алины «запасным аэродромом» в тех случаях, когда красавица Гербер была занята, а Лина нуждалась в компании.

«Ох уж эти подростковые переживания!» – с улыбкой подумала Аня. Впрочем, не совсем уж и подростковые: девочкам было шестнадцать лет, и все чувства были обострены и гипертрофированы.

Кажется, именно в это время Аня начала заедать свои маленькие обиды и быстро поправляться, и смотреть на своих одноклассниц в узких джинсах и мини-юбках было совсем невыносимо.

После школы их пути разошлись: они с Алиной поступили в разные вузы, Лина очень скоро вышла замуж и родила дочь, Аня окончила институт и жила с родителями. В эти годы они практически не виделись и снова стали приятельствовать ближе к тридцати. К этому времени Аня, испробовав всевозможные диеты и разнообразные тренировки, будь то йога, пилатес, бассейн и прочие активности, внезапно похудела. Ее накрыла любовь, количество гормонов счастья в организме зашкаливало, есть Аня не могла, думать, впрочем, тоже. А если она и думала, то только о нем, о Саше. Аня стройнела не по дням, а по часам. В гардероб вернулись джинсы и узкие юбки.

С Линой они случайно столкнулись в Пассаже, обе искренне обрадовались, и Аня подумала, что вот теперь они на равных: две стройные, модно одетые молодые женщины, и завидовать было уже нечему.

Михаил Шестов не вслушивался в болтовню подруг, он воспринимал ее общим фоном, как гул мотора или шум ветра. Прошедшая неделя была тяжелая: на несколько дней он съездил в область и отчитал черт знает сколько часов, все прошло гладко, студенты попались ленивые и дополнительные вопросы не задавали. Вернулся сегодня утром, принял контрастный душ, быстро привел себя в порядок, переоделся и сразу поехал в негосударственный коммерческий вуз договариваться о проведении семинарских занятий в течение года, это дополнительная нагрузка, но там очень хорошо платят.

Устал он, как собака, ну ничего, сегодня отдохнет, расслабится, они погуляют в лесу, пожарят шашлыки, хорошенько выпьют. Он так любит Вершинино, этот идиллический уголок: за калиткой начинается густой лес, а дом стоит прямо у озера.

Хорошее наследство оставили родители его жены. Как же он любит этот Дом. Он так его всегда и называет – Дом. Почему-то городская квартира не вызывает в нем такого умиротворения, хотя сколько средств они в нее вложили, страшно подумать! Квартира – это глянцевая открытка, демонстрирующая их благополучие и успешность. Алина даже дизайнера приглашала, а вот Домом заниматься не хочет, хотя он неоднократно предлагал его обновить. «И так сойдет! Все равно скоро будем продавать», – небрежно машет рукой супруга.

А для него этот Дом живой, настоящий, он дышит, думает и, наверное, сочувствует Мише, потому что, когда они туда приезжают, его охватывает спокойствие и обволакивает необъяснимым теплом, он расслабляется и превращается в медузу. Он словно попадает в детство и вновь становится счастливым и беззаботным ребенком.

Дом совсем небольшой, двухэтажный, внизу гостиная и маленькая кухня, а наверху две крошечные комнаты. Зато Дом опоясывает просторная веранда, раньше они там неспешно чаевничали и играли в карты. Когда дочка была маленькой, семья жила там подолгу, еще и теща была жива, и это было такое чудесное время: с дочкой они ходили в лес за земляникой, а теща тем временем успевала напечь блинов, и они устраивались на веранде уплетать блины с ягодами и молоком.

Порой ему кажется, что он ощущает этот аромат только что испеченных блинов и свежесваренного малинового варенья, запах счастья и беззаботности. Наверное, вся тещина любовь и душевное тепло остались в Доме, впитались в его стены, сохранились непостижимым образом, поэтому ему так хорошо там. Этот Дом определенно живой, от стен летом веет легкой прохладой, а дождливой осенью эти же стены согревают.

В этом Доме его дочь сделала свои первые шаги, и как же они радовались с женой, когда их маленькая Ленка, неуверенно и слегка покачиваясь, пошла по теплым, прогретым солнцем деревянным половицам.

Теща обожала Дом, обихаживала сад, теперь заниматься этим некому. Кусты малины и крыжовника разрослись, их ветки перепутались, и клумбы тоже заросли травой, и яблоня подозрительно накренилась, наверное, скоро сломается.

Они слишком много работают, но, впрочем, не в этом дело. Было бы желание, а выкроить какое-то время получилось бы.

Но Алине заниматься домом и садом совершенно неинтересно, дочке в семнадцать лет – тем более. Порой ему больно смотреть на заросший сад и ветшающий Дом, иногда ему кажется, что Дом укоризненно смотрит на него окнами и неслышно вздыхает, ощущая свою ненужность.

А что он может сделать, хозяйка Дома – его жена, это ее наследство. Но Алина совершенно не склонна к сантиментам, она решила подождать несколько лет, а потом продать Дом. Решила купить дочери квартиру к окончанию института, чтобы дочурка вступила во взрослую жизнь как положено, со своими метрами. Что ж, грамотное решение, его жена всегда отличалась исключительной разумностью. Цены на землю в Вершинино растут неуклонно, всем хочется жить в сосновом бору и быстро добираться в город, когда понадобится. Поэтому лет через пять, когда дочь окончит институт, Дом и участок будут стоить намного дороже. Новый хозяин снесет старый Дом и построит банальный коттедж красного кирпича.

Его супруга выглядит сегодня просто блистательно. Всю неделю усиленно занималась собой – она постоянно занимается собой, а перед каким-либо мероприятием – с удвоенной силой. Хотя чего ж тут особенного – прилетела из Москвы их одноклассница всего-то. Но Алина не хочет показаться зачуханной провинциалкой, поэтому на всю неделю был расписан курс косметических процедур, парикмахер, креативный маникюр и чего-то там еще. Они с Вероникой Гербер соревнуются – кто красивее, умнее и успешнее.

Его супруге приходится нелегко: Веронику Господь наделил красотой – не той, искусственно-синтетической, из салонов, а естественной, когда что с косметикой, что без косметики – загляденье, но Алина не отстает, не сдается, она у него упорная. И если в плане красоты Веру не обойти, то можно постараться обойти ее в плане успешности.

Успешность – вот идол современных женщин. «Я красива и здорова, умна и обеспеченна, имею хорошую профессию или свой бизнес, респектабельный автомобиль и уютный дом. У меня замечательная семья, преуспевающий любящий муж и воспитанный ребенок. Я посещаю дорогого косметолога, элитный фитнес и тренинг личностного роста».

Никто не спорит, лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным, но иногда настойчивое навязывание стереотипа успешности вызывало у Михаила раздражение и непроизвольный протест: вместо посещения фитнеса с энергичной супругой, ему хотелось завалиться на диван с бутылкой пива и чипсами и тупо щелкать пультом по каналам телевизора.

Алина презрительно усмехалась: «Стареешь, Шестов, все твои интересы сводятся к одному – полежать на диване». Сама она функционирует как хорошо отлаженный механизм: встает в шесть утра, делает какую-то американскую зарядку, потом душ, зеленый чай, тщательный дневной макияж: это когда жена полчаса красится, но следов косметики на лице нет. Потом работа: лекции, семинары, дипломники, после работы или бассейн, или косметолог, или тренажерный зал, раз в неделю встреча с подругами в модной кофейне. Иногда он поражается, сколько энергии в его супруге.

Домой Алина приезжает хорошо если к десяти вечера, а то и позже, и падает без чувств. Хозяйством она не занимается: нет времени, нет сил и нет желания. Попыталась уборку спихнуть на дочь, но у семнадцатилетней дочки свои дела: учеба, репетиторы и друзья. Когда Алина поняла, что с дочки много не потребуешь, наняли домработницу раз в неделю убирать квартиру. Квартира теперь чистая, ничего не скажешь, но домработница занимается только уборкой, она не готовит, жена с дочкой питаются мюсли и смузи – берегут фигуры, а он заказывает себе готовую еду.

Интересно, Анюта тоже принимает участие в этой гонке под названием «успешность»? Сидит, щебечет на заднем сиденье, предвкушает отдых на природе. Личико бледное, и под глазами синева. К Ане Михаил испытывал определенную симпатию: нет в ней ничего показного, утомительной игры на публику, она спокойно и очень естественно держится, иногда слегка смущается. Похоже, она не столь эмансипированна, как ее одноклассницы, хотя, кажется, неплохо зарабатывает своей бухгалтерией.

Аня поуютней свернулась в глубоком продавленном кресле, умиротворенно улыбнулась и подумала: «Сейчас я замурлычу». Заканчивался чудесный осенний день, один из тех последних теплых сухих сентябрьских деньков перед затяжным октябрьским ненастьем, когда хочется дышать и дышать прозрачным воздухом, пропитанным горьким запахом опавшей листвы и, подставив лицо мягкому солнцу, ловить последние лучики. И они дышали, бродили по осеннему лесу и жарили шашлыки, а когда совсем стемнело, перебрались в дом и устроились в уютной гостиной с «Хванчкарой» и «Хеннесси».

Дом Алины Шестовой находился в старом дачном поселке Вершинино совсем недалеко от города, достался ей от родителей, был небольшим, но добротным, хотя и не шел ни в какое сравнение с шикарными коттеджами красного кирпича, выстроенными по соседству. За калиткой начинался лес, и буйство золотистой и красноватой листвы на фоне густой зелени хвои и темнеющего неба заворожило Аню.

– Пойдем в дом, – поторопила ее Алина.

Все опьянели от воздуха, вина и обильного ужина, стеснение и неловкость первых часов прошли – они не виделись с Натальей и Вероникой ровно двадцать лет, с тех пор как окончили школу, и теперь увлеченно щебетали. «Как же мы все изменились», – подумала Аня.

Мягкий золотистый полумрак сглаживал чуть наметившиеся морщинки четырех женщин, таких разных во всем: начиная от внешности, семейного положения и заканчивая занимаемой ими сейчас ступенью социальной лестницы.

Но сегодня вечером не имело никакого значения, что прилетевшая всего лишь неделю назад из Лондона Наталья Лисицина, супруга чрезвычайно преуспевшего в нефтяном бизнесе трейдера Шустермана, и бухгалтер Анна Оленина, в одиночку воспитывающая сына, живут практически в параллельных мирах. Сегодня вечером они были Наташки, Аньки, Верки, как тогда, двадцать лет назад, когда на этой же даче Алининых родителей справляли свой первый Новый год без взрослых, с неизбежными чьими-то слезами, выяснением отношений и чрезмерным распитием шампанского.

Сегодня солировала Наталья. Худенькая, стильная, пушистые ярко-рыжие волосы коротко подстрижены, похоже, она так и осталась такой же немного вздорной и непостоянной, что называется, без царя в голове, особой. Наташка взахлеб рассказывала о лондонских магазинах, судя по ее эйфории, супердоходы на супруга Шустермана свалились не так давно, и Наталья не успела пресытиться.

Как только они приехали в Вершинино, вышли из машин и немного скованно поздоровались, с нескрываемым любопытством разглядывая друг друга, непосредственная Наталья сразу после приветствия выпалила: «Ой, Анюта, какая у тебя курточка классная, где ты ее покупала?»

– На распродаже в «Стокманне», – честно ответила Аня.

Курточка была действительно классная и совсем недешевая, но, что самое главное, – универсальная. Она хорошо смотрелась в городе и подходила для загородной поездки, одним словом, и в пир и в мир, как и большинство вещей из Аниного гардероба.

– А я, знаешь, теперь только в Лондоне одеваюсь, я купила столько чудесных вещей… Я очень люблю пройтись по Пикадилли, ну, и, конечно, «Харродс» никто не отменял… – И Наталья белозубо улыбнулась.

У Ани непроизвольно округлились глаза при упоминании Пикадилли, но она тут же постаралась придать лицу выражение доброжелательной и понимающей заинтересованности. «Ну как же, Пикадилли, знаем-знаем, бывали-бывали…»

Вечером после ужина Наталья с нескрываемым удовольствием продолжила тему лондонской моды. Она гордо продемонстрировала обтягивающие тончайшие лайковые брючки и узкий ажурный джемпер, на ее тоненькой гибкой фигурке дизайнерские вещи смотрелись безупречно.

Аня восхищенно ахала, Алина периодически исчезала на кухне, а Вероника насмешливо улыбалась и роняла ехидные замечания.

Да, здорового скептицизма Веронике Гербер было не занимать. Впрочем, как и всего остального: красоты, ума и успеха.

Боже мой, как завидовала Аня ей тогда, двадцать лет назад, первой красавице не только класса, но и школы. Среднего роста, с точеной фигуркой, очаровательным треугольным личиком с большими, удивительно ясными карими глазами и роскошным каскадом блестящих каштановых волос, Гербер пленяла всех: мальчиков, молодых и не очень молодых учителей-мужчин и въедливых пожилых преподавательниц.

Пленяла царственно – спокойно, неторопливо и равнодушно. Истинная красота не терпит суеты и беспокойства. Природа одарила ее не только очарованием, но и острым математическим умом, хотя училась она весьма средне, видимо, утруждать себя зубрежкой неинтересных предметов было ниже ее королевского достоинства. Тогда, в школе, Вероника порой казалась Ане какой-то небожительницей, ну не может быть обычная девочка так хороша собой и так уверенна и безмятежна. Вероника была восхитительна и спокойна всегда: и у школьной доски, и на уроке физкультуры, и на шумной улице после уроков. По сравнению с Алиной, которую обеспеченные родители всегда очень модно одевали, Вероника была одета намного скромнее, но и это ее ничуть не беспокоило. И это поражало Аню более всего. Ее вообще НИЧТО не волновало! Ни контрольная по математике, ни запачканные весенней грязью сапоги, ни предстоящее родительское собрание и выпускные экзамены. Не только красоте, но и этому королевскому спокойствию отчаянно завидовала Аня.

Весь вечер Аня исподволь, как можно более ненавязчиво рассматривала Веру: она слегка поправилась, фигура стала более расплывчатой, лицо не такое треугольное, как в юности, округлилось, наметился второй подбородок. И одета Вероника не так изысканно, как Наталья, качественный просторный бежевый джемпер скрывает располневшую талию. Аня усмехнулась: ее саму одноклассницы просто не узнали и долго изумлялись, как стеснительная пухленькая девочка в очках, с вечным тощим хвостиком на затылке превратилась в изящную подтянутую женщину. В свои тридцать семь Аня выглядела намного интереснее, чем в семнадцать.

Аня встрепенулась, вынырнула из своих воспоминаний и кинулась помогать Алине: та сдвигала кресла в угол, чтобы женский щебет не мешал мужьям увлеченно смотреть телевизор. Мужей было двое: Гербер и Шестов, многословием они не отличались, женская болтовня их интересовала мало, и они молча и методично нагружались коньяком.

Аня отметила, что Шестов и Гербер принадлежат к одному типу мужчин: оба выше среднего роста худощавые блондины, но Андрей Гербер намного интереснее лысеющего рыжеватого Миши. Пепельный блондин с большими прозрачными голубыми глазами и неожиданно очень темными прямыми бровями и по-мальчишески упрямо сжатым ртом. Пряди блестящих волос небрежно падали на лоб, он отводил их рукой и хмурился.

Такой длинноногий сердитый упрямый мальчик, небрежно одетый в выцветшие голубые джинсы и светлый растянутый свитер. Такой очень сдержанный и притягательный мальчик. Интересно, он моложе Вероники или, что называется, хорошо сохранился?